Рассказ об обращении Пилата в христианство достигает апогея в Евангелии от Гамалиила, сохранившемся в эфиопской версии. Эта версия гласит:
Пилат и жена его любили Иисуса, как самих себя. Он приказал бичевать Его в угоду коварным иудеям, дабы сердца их расположились более благосклонно к Нему и дабы они отпустили Его и не осудили на смерть (Moraldi, р. 662).
Иудеи, по сути, обманули его, заставив поверить, что если он накажет Иисуса таким способом, то они его отпустят. Поэтому после распятия Иисус приходит к Пилату во сне («Его сияние превосходило сияние солнца, и в этом свете купался весь город, кроме синагоги иудеев») и утешает его, говоря: «Пилат, оттого ли ты плачешь, что приказал бичевать Иисуса? Не страшись! Ты воистину исполнил то, что было о Нём написано» (там же, с. 673).
Существует мнение, что через оправдание Пилата христиане пытались снискать расположение римлян и что отпущение грехов Пилата в легенде соотносится со стремлением переложить ответственность за распятие исключительно на иудеев. Посему не удивительно, что Пилат оказался причислен к лику святых в эфиопской церкви, а его жену чествуют в греческой церкви 26 октября.
5. Белая легенда противоречит тому, что сообщают о Пилате не библейские источники. Филон, рассказывающий в Legatio ad Gaium[22] (299—305) о его действии, которое иудеи сочли богохульством (он установил во дворце Ирода Великого золочёные щиты с посвящением Тиберию), описывает его как человека «непреклонного, упрямого и свирепого (akamptos, authades, ameiliktos)». Немногим позже, в сцене, где Пилата охватили страхи и сомнения, похожие на те, что описаны в Евангелиях, его характеристика звучит как «жестокий и гневливый». Именно такой персонаж стал главным героем чёрной легенды Пилата, любопытнейшим образом переплетающейся со сказанием о Веронике. По этой легенде (Моraldi, pp. 721–724), в которой как Иисус, так и Вероника обладают чудотворными силами, больной Тиберий узнаёт, что в Иерусалиме живёт лекарь по имени Иисус, избавляющий от любых недугов одним лишь словом (Булгаков, должно быть, знал эту версию, поскольку в его рассказе Пилат упорно называет Иисуса врачом). Тогда он посылает своего поверенного Волузиана к Пилату с приказом найти Иисуса и доставить его в Рим. Когда же Волузиан, приехав в Иерусалим, сообщил требование императора, Пилат «страшно испугался […], ибо помнил, что сам приказал безвинно казнить Его», и ответил ему, что сей человек был преступником и потому он приказал распять его. По дороге домой Волузиан встречает женщину по имени Вероника, спрашивает у неё об Иисусе и рассказывает о цели своего приезда.
И, зарыдав, сказала женщина:
— О господин, увы мне! Ибо Тот, Кого из зависти предал Пилат, на смерть осудил и распять велел, — Бог и Господь мой. Молвил тут опечаленный нунций:
— И мне увы! Ибо не могу я исполнить того, зачем послан владыкой моим.
А Вероника ему:
— Когда вознамерился мой Господь идти на проповедь, не в силах разлуку с Ним выносить, захотела я, чтоб написали мне образ Его, дабы служила мне утешением при разлуке хотя бы тень Его облика. И когда несла я художнику холст для образа, повстречал меня Господь мой и спросил, куда направляюсь? И едва только помыслы свои Ему я открыла, взял Он холст у меня из рук и, запечатлев на нём благословенный Лик Свой, вернул его мне. И коли с благоговеньем взглянет на образ этот владыка твой, немедля благодатью здоровья вознаграждён будет.
А Волузиан ей:
— Можно ль золотом или серебром ценность картины такой означить?
Она ему:
— Нет, — одним лишь священным чувством благоговения. И поэтому поеду с тобой я, взяв образ, дабы взглянул на него Цезарь, а после вернусь[23].
Тогда Волузиан возвращается в Рим с Вероникой и докладывает императору Тиберию, что Пилат и иудеи из зависти приговорили лекаря Иисуса к безвинной смерти.
«Но приехала вместе со мной матрона некая и привезла она образ того Иисуса. Если благоговейно воззришь на Него, тотчас благодатью здоровья вознаграждён будешь».
Приказал тогда Цезарь, чтоб шёлковыми тканями путь устлали и доставили образ к нему немедля, и, едва взглянув на Него, более здоровья обрёл[24].
Тогда Тиберий приказывает арестовать Пилата и привезти его в Рим. Но прежде чем предстать перед разгневанным императором, Пилат, будучи по этой легенде мошенником, надевает привезённый с собой «непорочный хитон» Иисуса (это та самая tunica inconsutilis, «несшитая» туника из Евангелия от Иоанна — Ин. 19:23, — впрочем, легенда не объясняет, как она попала к нему в руки). Тотчас же гнев Тиберия развеивается, и он не может предъявить обвинение. Ко всеобщему удивлению эта ситуация повторялась снова и снова: пока Пилата не было рядом, он казался лютым злодеем, но когда он появлялся, то выглядел благочестивым и кротким. Наконец, последовав божественному наитию или же совету какого–то христианина, Тиберий приказывает Пилату снять хитон. В то же мгновение чары спадают, к императору возвращается самообладание, он приказывает заключить Пилата в темницу и приговаривает его к позорной смерти. Услышав приговор, Пилат совершает самоубийство, пронзив себя собственным кинжалом. К его телу привязывают огромный камень и сбрасывают его в Тибр, но злые и нечистые духи, радуясь все как один скверному трупу, в волнах бесновались и, наводя ужас на римлян, вызывали на небе громы и молнии, бури и град, так что объял всех вокруг страх непомерный[25].
В этот момент к легенде о Пилате примыкает предание о перенесении его одержимого дьяволом тела из одной гробницы в другую. Римляне извлекают тело из Тибра и в знак презрения перевозят его в Виенну, дабы бросить его там в Рону, «ибо Виенна считалась тогда проклятым местом, да и звучит почти как “дорога в геенну”». Но и здесь собираются злые духи, учиняя те же беспорядки. Тогда тело доставили в Лозанну и там после принятой в тех местах свистопляски принесли его на вершину горы и сбросили в глубочайшую расселину, где, как утверждает легенда, «поныне бурлит и клокочет злоба дьявольская».
6. Евангелисты, которые, разумеется, не могли присутствовать при этом процессе, не считают нужным указать источники рассказа, но именно отсутствие филологической точности и придаёт повествованию эту несравненную эпическую тональность. Письма и легенды с их мрачной или радужной концовкой предположительно были придуманы, дабы снабдить судебное дело наглядными документами и вместе с тем истолковать поступки Пилата. Они объясняют, почему префект Иудеи пытался всеми силами предотвратить казнь Иисуса (он знал, как следует из письма Тиберию, что Иисус не только был не виновен, но и совершал божественные чудеса), но также они объясняют и его неожиданное потворство иудеям (ведь в действительности он был завистлив и труслив). Как бы то ни было, поведение Пилата во время суда должно показаться загадочным, но всё же сам факт свершения суда наместником является по какой–то причине основополагающим.
Суд по–гречески — knsis (от слова кппо, означающего, если исходить из этимологии, «разделять, разрешать»). Помимо юридической составляющей, в этом термине также сходятся медицинское значение (knsis как решающий момент в развитии болезни, когда врач должен «рассудить», выживет ли больной или умрёт) и теологическое значение (Страшный суд: en emerai hriseos, «в Судный день» — это предостережение несколько раз слетает с уст Иисуса в Посланиях Павла: en emerai ote crinei, «в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить», Рим. 2:16).
В повествованиях евангелистов это слово не встречается. В качестве технического термина для обозначения функции судьи используется bета — кресло или пьедестал, предназначенные для того, кто должен вынести приговор (то самое sella curulis[26] римского магистрата). Когда Пилат собирается огласить вердикт, он садится на bета. «Пилат, […], вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон» (Ин. 19:13). То же описывается и в Евангелии от Матфея (Мф. 27:19): «Между тем, как сидел он на судейском месте, — то есть выполнял функцию судьи (в Вульгате это переведено как sedente pro tribunali) — жена его послала ему сказать […]». В Деяниях Апостолов (Деян. 18:12) это слово означает просто «судилище»: «напали Иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище (eis to bemd)». Подобным образом в Посланиях Павла bета употребляется как синекдоха для понятия Страшного суда: «Всем нам должно явиться пред судилище (bета) Христово» (2 Кор. 5:10). Однако Божий суд открыто противопоставлен суду человеческому, ибо люди не должны судиться меж собой: «А ты что осуждаешь (ti knneis) брата твоего? […] Все мы предстанем на суд (bета) Христов» (Рим. 14:10).
В судебном процессе, который разворачивается перед Пилатом, два bemata, два судебных разбирательства и два царства словно сталкиваются Друг с другом: человеческое и божественное, преходящее и вечное. Шпенглер передал это противопоставление со свойственной его стилю красочностью: «Однако когда Иисуса привели к Пилату, мир фактов и мир истин столкнулись здесь непосредственно и непримиримо — с такой ужасающей ясностью, с таким буйством символичности, как ни в какой другой сцене во всей мировой истории»[27] (Spengler, р. 968).
Именно мир событий должен судить мир правды, бренное царство должно выносить приговор царству Вечному. И потому особенно важно досконально рассмотреть летописи этого решающего столкновения, этого исторического krisis, который в каком–то смысле всё ещё продолжается.
7. По сравнению с синоптическими Евангелиями повествование Иоанна настолько более полное и подробное, что в итоге оно выступает в роли совершенно независимого текста. Диалоги Пилата