Элли не успели засунуть в капсулу, она так и осталась в реанимационном мешке, не приспособленном для полета в открытом космоса.
Ему оставалось преодолеть не больше ста метров, когда «голем» окончательно умер, утаскивая своего пилота мимо цели. Юрий тщетно пытался дозваться модулятор, тот молчал, истратив весь свой запас на помощь человеку.
Тогда Гарин распахнул люк и выпрыгнул из замерзающего боевого костюма, включив первую пару маленьких одноразовых ракет на поясе.
Вокруг больше не было никого — лишь он, покрытая инеем фигура Элли и шевелящаяся чернота, раскалывающая пространство длинными трещинами. А в голове — лишь желание догнать, спасти, сберечь!
Юрий смог скорректировать полет, подхватил Элли на руки. Огляделся, лихорадочно соображая, что делать дальше. Наклонил пиромодули и активировал последние патроны, взмыл вверх в поисках хоть какого-то выхода.
Выхода не было. Всюду, куда хватало взгляда, была дышащая и бурлящая Язва. Юрий не мог драться с ней, не мог от нее сбежать. Он даже не мог отдать девушке свой шлем, не мог поделиться кислородом и теплом.
Юрий зажмурился, ощущая, как ослабевает тяга одноразовых двигателей.
Теперь он даже своим полетом не мог управлять.
Эх, Элли, жаль, что ты не слышишь.
Мысль появилась вдруг, четкая, ясная. Еще некоторое время назад Юрий посчитал бы ее безумной, плодом отчаяния и надежды — тех порывов, которыми старался не руководствоваться. Но сейчас других идей у него не было. А смиренно ждать смерти Гарин не желал.
— Ты говорила, что я твой якорь, что ты всегда можешь найти меня, — произнес он, разглядывая лицо Элли. — Что ж, теперь я попробую найти тебя.
Он поправил грубой перчаткой выпавший из-под капюшона локон, от которого отлетели чешуйки льда. Улыбнулся. Прижал девушку к себе, выдохнул из легких весь воздух и отщелкнул фиксаторы шлема. Успел заметить, как на него набросилась темнота.
* * *
Его кружило и разбрасывало как легкий ил в зоне прибоя — только вокруг бушевала серая буря, вечная и безграничная. Все было, как и в прошлые разы, когда Элли тащила «Полынь» сквозь пространство. Но к подобному невозможно привыкнуть, невозможно усмирить боль, раскаленной спицей пульсирующей в единственном, что осталось от Гарина — в сознании.
Он был нигде и сразу всюду, он мог считать секунды, но здесь не было времени. Больше не было глаз, но он понимал движение серого песка, он видел в нем фигуры, глубину, объем — как архитектор видит в руинах некогда существующий дом.
Юрий сам не понимал, как и что делает, он просто отдался наитию, интуиции, случаю. Это место убивало его, но Гарин скользил по этому шторму, рассыпаясь и оставляя за собой пепел, но искал, искал, искал.
Сквозь него протекали исчезнувшие миры, сущности, явления. Они были с Юрием одной структурой, одной пыльной поземкой на бархане серой пустыни.
Но, в отличие от них, Гарин был еще жив. Он стремительно угасал, но сдаваться не собирался.
Он забыл свое имя, когда увидел тонкий росток под толстой песчаной плотью. Росток тянулся к поверхности, ему не хватало совсем чуть-чуть, сущей малости — но из-за этого он не мог подняться, всплыть, раскрыться в полную силу.
Юрий потянулся к нему, коснулся, отдал последнее, что у него осталось. Ощутил тепло, нежное и благодарное. Улыбнулся.
И перестал существовать.
Он уже не мог видеть, как окрепший росток света вырвался на свободу, как оказался вовсе не ростком, а настоящим деревом, чьи корни глубоко проникли сквозь серую плотность междумирья, впитывая в себя ее силу, вбирая мощь и энергию.
Буря успокоилась, шторм затих. Обретшая равновесие Вселенная замерла в шаге от смерти.
Элли открыла глаза и выплыла из своего кокона — нагая хрупкая девушка в ледяном холоде бесконечного космоса.
Вокруг нее, затихая, равномерно бился пульс рождающихся миров.
Рэка! Рэка! Рэка!
* * *
Мужчина сидел у костра, задумчиво помешивая веткой бордовые угли. Над ним шумели деревья, почти невидимые на фоне темного октябрьского неба, время от времени сбрасывая к костру кружащиеся желтые листья.
За спиной зашелестело, мужчина оглянулся.
— Привет, Полина. Почему не спишь?
В мерцающий круг света неторопливо вышла девушка, кутаясь в наброшенное на плечи термоодеяло.
— Не спится, — она уселась в складное походное кресло, вытянув ноги в теплых полусапожках. — Последняя ночь на Земле, какой тут сон!
— Тише, — улыбнулся мужчина. — Родителей разбудишь.
Девушка насупилась, привычно спрятавшись за вьющуюся челку, уставилась блестящими глазами на ленивый огонь.
— Все еще злишься на них? — мягко спросил мужчина.
Полина ответила не сразу, будто решая, стоит ли об этом говорить. Наконец, произнесла сдержанно, но с возмущением:
— Я не злюсь, дядя Витя. Я просто не понимаю… Все мои друзья по институту идут в экологический десант, будут приносить реальную пользу! Наш профессор сказал, что сейчас главное — спасти Землю, что счет идет на месяцы, если не на дни. А мы…
Девушка ткнула подбородком в сторону далекого космодрома, над которым светилось низкое зарево.
— А мы сбегаем, — договорила она. — Зачем мы вообще туда полетим? Зачем нам нужен этот космос?
Она хотела что-то добавить, но уткнулась лицом в поднятый край одеяла, пнув ногой листья, отчего те взлетели небольшим фонтанчиком.
Виктор Суратов не сдержал улыбку, хотя и попытался ее скрыть, чтобы не обидеть девушку. Наклонился, подбросил в костер сухую полешку, которую тут же принялся грызть выросший огонь.
— Тебе ведь просто не хочется бросать друзей, так ведь, Полина? — мягко спросил он. — Но я тебя понимаю, ты в таком возрасте, когда все воспринимается ярче и острее. Уверен, у вас были планы, идеи. Отношения.
Он посмотрел на девушку. Та молчала, сдвинув над переносицей тонкие брови.
— Но знаешь, — продолжил Виктор. — Я отвечу тебе так — мы никуда не сбегаем. Даже более того — возможно, именно ты спасешь и своих друзей, и все человечество.
Полина с недоверием покосилась на Суратова. Мужчина ободряюще улыбнулся, сказал, откидываясь на тканевую спинку кресла:
— Твой профессор прав — если ничего не изменить, то Землю в скором времени ждет катастрофа. Конечно, не через несколько дней или даже месяцев, но в довольно близкой перспективе. И экологические десанты — это, конечно, хорошо, это нужно и важно, но это борьба с последствиями. А на твоих плечах лежит ответственность за будущее.
— Я этого не просила, — буркнула Полина.
Суратов вполголоса рассмеялся. Сказал с улыбкой:
— Герой не ищет подвига, подвиг сам находит героя.
Девушка ответила саркастическим хмыканьем.
— Ох, Полина, — покачал головой Суратов, протягивая ноги к огню. — Ты умная девчонка, ты сама все понимаешь. Уж поверь, твои друзья многое отдали бы, чтобы оказаться на твоем месте.
Он поднял глаза вверх, туда, где за невидимыми облаками должны светить звезды.
— Знаешь, почему людям нужен космос? — в голосе Суратова появилась душевная глубина. — Мы наполняем его смыслом.
— Что это значит? — девушка повернула к нему лицо.
— Представь себе возникновение Вселенной, — мужчина повел бледной рукой в воздухе, словно рисуя начало времён. — Из сингулярности появляются материя, пространство и время. Формируются звезды, планеты, все это развивается, изменяется, трансформируется. Спустя еще какое-то время — разрушается, умирает, гаснет. В конце, когда исчезнет даже последняя «черная дыра», во всём космосе останется лишь пыль элементарных частиц. Потерявшая энергию Вселенная сожмется до состояния сингулярности — чтобы вновь взорваться и дать жизнь новому миру.
Суратов повернулся к Полине:
— Но ты можешь сказать, для чего все это было нужно? Для кого рождалась и умирала Вселенная? Зачем она возрождается вновь и вновь?
Девушка, до этого заворожено слушающая мужчину, озадачено пожала плечами.
— Разум назвал камень «камнем» и наделил его смыслом, — Виктор указал не небольшой валун, возле которого стояли палатки. — Мы научились превращать камень в орудия труда, в оружие, в произведения искусства. Мы приручили огонь, мы нашли логику в движении звезд, мы поставили на службу физику и химию. Мы дали смысл всему существующему, мы создали мир, в котором всему есть свое место. Без разума Вселенная все равно, что город без жителей — просто стекло и бетон. Теперь поняла?
— Поняла, — кивнула Полина. — Но зачем нам все это нужно? Какая наша конечная цель? Просто дать всему названия, придумать всему смысл?
Виктор протянул руку и поднял с земли ветку, пошевелил лежащее в костре поленце.
— Я верю, что разум во Вселенной возник не просто так, не по причине счастливого стечения обстоятельств, — сказал он, глядя в огонь. — Я уверен, что заперев себя на Земле, человечество обречено не выполнить собственное предназначение.
— Какое?
— Дать смысл собственному существованию, — улыбнулся Суратов.
Он веткой откатил один уголек, поковырялся в золе, отчего костер ответил возмущенными щелчками.
— Мы все состоим из звездной пыли, — сказал он. — Также, как и любая материя во Вселенной, у нас единый строительный состав. И как всё во Вселенной, мы тоже подвержены энтропии — полному распаду до начальных частиц. Это происходит с нашими телами после смерти, это же происходит с планетами и звездами. Но что если мы научимся управлять этими самыми начальными частицам, как научились управлять молекулами и атомами? Научимся поворачивать вспять процессы саморазрушения, научимся поддерживать равновесие в нашей Вселенной, оберегая ее от гибели? Что ты скажешь на возможность создавать новые миры, черпая бесконечные ресурсы из бездонного мешка с сокровищами?
— Я скажу, дядя Витя, что у меня голова пошла кругом, — улыбнулась Полина. — Уж очень все это звучит…
— Фантастично? — подсказал Суратов.
— Да, фантастично. Очень уж мы далеки от подобного.
— Возможно, — не стал спорить мужчина. — Но, вспомни, все открытия когда-то казались «фантастическими». А сейчас никого не удивишь не то что электричеством, но даже манипуляциями с геномом. Но для того, чтобы мои слова стали реальностью, человечеству нужно двигаться вперед, туда, где его ждут все тайны мира.