— А ты что будешь делать? — спросил один из них.
— Я пойду дальше.
Юрий взял УМАС на изготовку, переключил скафандр на автономное питание и спустился по лестнице к плотной шторе закрытого шлюза. Проверил крепление шлема, отщелкнул крышку ручного замка и положил руку на полосатую дугу.
Ему вдруг почудилось, что по ту сторону его поджидает та самая черная пустыня, над которой плывет безграничное существо, пожирающее миры. И он, такой маленький, слабый, лишь песчинка во всей этой истории, даже не удар сердца, а лишь мелькнувший во времени образ. Призрак, выдуманный кем-то другим.
Гарин втянул носом воздух и решительно повернул ключ.
Когда-то здесь было сердце реакторного отсека, оно билось в центре каплевидного зала, вытянувшегося внутри кормовой части «Полыни». Оно гудело, ревело и всхрапывало, словно живой зверь, закованный в упряжь. Один из подарков Высших, закрытая для имперцев технология, которой пользовались практически все межзвездные корабли — «реактор парадоксов», инфлантоновый двигатель. Без него любой звездолет превращался в обычный реактивный корабль начала эры покорения космического пространства, обреченный медленно ползти по маршруту, глотая не парсеки и минуты, а километры и года.
И вот сейчас, когда рейтарский корвет так нуждался в скорости и маневренности, на месте главного двигателя высилась уродливая спираль из перекрученных балок и элементов корпуса. Взрыв — если это был взрыв, а не какой-то другой процесс — разворотил корму «Полыни», словно кулак, намотавший и вырвавший кишки. Раздувшиеся стены деформировали геометрию палуб, а в самой дальней части кормы, там, куда выходили шахты дюз, зияла оплавленная дыра в открытый космос.
Юрий осторожно прошелся по небольшому помосту, оставшемуся от кольцевого коридора вокруг реактора. Магнитные ботинки тяжело отрывались от стальной полосы, он помогал себе руками, цепляясь за обломки перил. Сделал видеозапись, отправил на капитанский мостик.
В этом эпицентре не мог выжить никто. Если рхейский шпион совершил самоподрыв, то испарился вместе с нечастными технарями, дежурившими возле двигателя. Но Юрий отказывался в это верить — не мог столь хитрый и изворотливый агент вот так просто покончить с собой.
Гарин включил мощный наплечный фонарь и направил луч на стены, пытаясь вспомнить местоположение технических тоннелей, ведущих к блокам маневровых двигателей. Если верить последним сообщениям, именно в них Эрик с другими офицерами заблокировали Корнея.
Вход в тоннель нашелся не сразу, пришлось напрячь зрение, высматривая круглый люк среди изуродованных поверхностей. Потом пришлось пережить несколько неприятных секунд невесомости, переползая от площадки до входа в тоннель, цепляясь за неверные обломки, так и норовившие оторваться и улететь вместе с Юрием в пустоту. Еще несколько секунд Гарин потратил на поиск замка — панель вплавилась в стену, ее пришлось выковыривать ножом, держась одной рукой за небольшой острый уголок над люком.
Все это время Юрия не покидало ощущение взгляда в спину, пристального и недоброго. Он то и дело включал камеру заднего обзора, удостоверяясь, что кроме него в выгоревшем отсеке больше никого нет. Хотя, ему пару раз мерещилось какое-то слабое шевеление в темноте, и тогда он замирал, постукивая пальцами по висящему на груди автомату. Потом делал глубокий вдох и ковырял острием ножа быстрее, желая убраться из неуютного места.
Наконец, люк с шипением стравил давление, и пополз в сторону, остановившись на полдороги. Гарин в несколько ударов расширил себе лаз, вплыл в шлюз и, вцепившись в край люка, вернул его на место, задраил. Нажал на кнопку, открывая внутреннюю гермостворку.
Корней Малышев сидел в конце короткого коридора, привалившись спиной к стене. На нем была кираса Эрика Али с кровавыми следами от пальцев, под подбородком болталась полупрозрачная кислородная маска из аварийного комплекта, а на коленях лежал штатный автомат, один из тех, которым были вооружены охотящиеся на него офицеры. На поясе агента висела большая сумка, которыми пользовались техники для переноски инструментов, из нее на пол выпало несколько небольших пластиковых тубусов с мотками проводов — примитивная самодельная взрывчатка, собранная «на коленке».
Могло показаться, что агент отдыхает, собираясь с силами, если бы не тень, перечеркивающая его лицо — из груди Корнея, как раз над воротом кирасы, торчал граненый кусок лома, загнутый на конце, словно трость, пригвоздивший Малышева к стене, словно булавка бабочку. Рядом темнела массивная фигура мастера Бекетова с простреленной грудью. Можно было догадаться, что даже после смертельного ранения, старый Бек все же достал нехитрым оружием того, кто уничтожил его любимую «зверюгу».
Корней поднял голову, без страха посмотрел на надвигающуюся фигуру рейтара. Его спекшиеся губы растянулись в улыбке.
— Юрий Гарин? — еле слышно прошептал он. — Как иронично.
Он перевел взгляд на свою правую руку, попытался нажать большим пальцем на что-то, зажатое в кулаке. Палец не слушался, лишь судорожно подергивался.
Юрий выстрелил, как только прицел оказался на запястье предателя. Сделал шаг, наступая на перебитую руку, осторожно вытащил из раскрывшейся ладони самодельный взрыватель.
Агент наблюдал за его действиями отстранено, даже как-то устало. Когда Гарин вновь поднялся, произнес вполголоса:
— Глупая война. И, в итоге, мы все оказались ки-барами.
Юрий смотрел на агента Содружества сверху вниз, не убирая пальца со спускового крючка. Шпион выглядел умирающим, но не испуганным. Учитывая, что совсем недавно это существо, занявшее сознание офицера Михайлова, ради выполнения задания преодолело чудовищное межзвездное расстояние, ожидать от него можно было все, что угодно.
Агент закашлялся, сплюнул сгусток крови. Поморщился, прочищая горло. Потом поднял на Юрия лицо — спокойное, даже какое-то умиротворенное. И вдруг его запекшиеся губы растянулись в улыбке, теплой, почти дружеской.
— Ро-ос нуадэ[4], — сказал он с каким-то облегчением.
Гарин поднял автомат, прицелился врагу в переносицу — он знал, куда нужно стрелять, чтобы повредить встроенный нейрочип.
Наверное, нужно допросить это существо, выведать, что тому известно про Элли, что он успел передать своим. Схватить за шиворот, встряхнуть, сказать, что вся его работа проделана зря, что «Полынь», пусть и повреждена, но все еще боеспособна, что имперский крейсер уже разносит боевую платформу Содружества, а «блохи» добивают остатки рхейского десанта.
Но потом взгляд Юрия упал на бездыханное тело Бека, за спиной жалобно застонала изуродованная «Полынь», в наушниках раздался приглушенный возглас одного из командиров торпедных башен.
Нет, он не будет ни о чем с ним говорить. Нет у него ни времени, ни желания. И в плен брать не станет, незачем оставлять такого опасного противника в тылу. Единственное, он никогда не убивал вот так, вне боя, безоружного.
Их взгляды встретились. На лице Корнея горели абсолютно чужие глаза, но не враждебные, а открытые, ждущие. И эта улыбка, словно Юрий собирался подарить агенту нечто такое, о чем тот очень долго мечтал.
Палец Гарина потянул спусковой крючок.
— Ирби Юст Кааб са-алта наид[5], — прошептал агент, закрывая глаза.
Грянувший выстрел звонким эхом отразился от стен, запрыгав по темным тоннелям. Через пару секунд растаял и этот звук, как и последнее слово лучшего агента Содружества.
* * *
Обстановка на «Полыни» была нервной, но не панической. Новость о потере главного двигателя всколыхнула команду, но спокойный и уверенный голос капитана вернул всех в привычное русло. Кимура буднично скомандовал перейти на вспомогательные двигатели, раздал указания, связанные с изменившимися условиями.
Ни о гибели команды Бекетова, ни об уничтожении шпиона он не сказал ни слова.
Юрий вновь бежал в ангар, намереваясь на сей раз точно сесть в «ракшас». После доклада Кимуре о ликвидации рхейского шпиона он смог связаться с Джаббаром, который подтвердил, что лишняя единица им не помешает. По пути Гарин заскочил в медблок, попытался узнать как дела у Киры. К самой девушке его не пустили, но дежурящий в приемном шлюзе медбрат сказал, что операция прошла успешно и Аоки лежит в реанимационном боксе. Юрий захотел узнать подробности, но его настойчиво выпроводили с формулировкой: «Не мешай».
В коридоре Гарин чуть не налетел на группу матросов, тянущих платформу с двумя странного вида торпедами — приплюснутыми, с асимметричным оперением. Руководил группой мичман Биттон, тучно отдувающийся и поминутно вытирающий бордовые лоб и щеки платком.
— Кто Элли охраняет? — насупился Юрий.
— Ой, не до твоей Элли сейчас, — отмахнулся платком мичман, но тут же торопливо ответил. — Двое из моих, настоящие воины, суровые!
Гарин недовольно поморщился, не припоминая никого из подчиненных Биттона, сколь как-нибудь подходящих под описание «суровые». Но пришлось удовлетвориться ответом, было видно, что мичман занят чем-то важным.
— Что это? — спросил Юрий, шагая рядом с платформой и стараясь не врезаться плечом в торчащие переборки.
— Неучтенка, — ответил мичман таким тоном, словно торпеды были лично в этом виноваты. — Нам их тогда флотские под шумок спихнули, забыл? Бесполезный хлам, весь полет на складе болтаются.
Гарин вспомнил. Действительно, перед началом экспедиции «Полынь» доукомплектовывалась на одной из имперских баз, где, помимо прочего, им зачем-то загрузили семь новейших торпед класса «Харон» с интеллектуальным наведением, но без модулей этого самого искусственного интеллекта.
— На кой ляд они капитану? — продолжал сокрушаться Биттон. — Без «мозгов» эти болванки только по прямой летать могут.
— Он их установить хочет? — удивился Юрий.
Мичман вздохнул, вытирая мокрый затылок, ответил:
— В носовые шахты. Вот вечно, придумывают что-то эдакое, а Биттон потом крутись, как хочешь. Вот как мне их списывать, если они уже по складу как неликвид проведены?