Пилигрим, заметив женщин, стыдливо прикрыл гениталии рукой, хотя ни пациентка, ни медсестра на него даже не посмотрели.
В конце концов он спустился в воду. Все призрачные существа, бывшие когда-то людьми, закачались верх и вниз: одни пропали из виду, другие расплылись. И все они были завернуты в развевающиеся простыни.
Пилигрим закрыл глаза, вытянул руки и ноги. Он сидел на утопленной ступеньке, а вода обволакивала его, исследуя все равнины и впадины — прерии живота, холмы груди, горы плеч. «Я континент возможностей, — подумал он, — опоясанный экватором, разделенный тропиками, расчерченный параллелями и меридианами, с плавучими островами — пальцами рук и ног, пенисом, яичками… А если я свернусь в клубок, то стану моделью земного шара…»
Он улыбнулся. «Какая жалость, что я так низко пал! На самое дно. Опоясан экватором, как же! Разделен тропиками. Расчерчен параллелями и меридианами… Я что — Данте Габриел Россетти? (английский живописец и поэт, 1828–1882) Нет, только не это! Может, у меня еще и лилии в руках да звезды в волосах?»
— Мистер Пилигрим!
Кесслер подошел, нагнулся и усадил его более или менее прямо, поддерживая за плечи.
— Не надо окунать голову в воду, мистер Пилигрим! Таковы правила. Вы должны расслабиться, а не прикидываться рыбкой!
Пилигрим снова сел на утопленную ступеньку и положил руки на край ванны.
— Так-то лучше, — улыбнулся Кесслер. — Мы не хотим, чтобы вы утонули.
На вершине перевала Альбис есть небольшое плато, с которого открывается живописный вид на окрестности.
Сибил Куотермэн попросила Отто остановить машину, накинула на плечи плед и сказала, что хочет здесь постоять. Он открыл дверцу и помог ей выйти.
Графиня склонила голову набок, с наслаждением вдыхая воздух.
— Какой ароматный ветер, — сказала она, закрыв глаза. — Вы чувствуете запах деревьев? Настоящий рай!
— Да, мадам. Настоящий рай.
— Отведите меня поближе к краю. Я хочу посмотреть.
Отто взял ее под руку и провел к краю плато. Цюрихское озеро лежало перед ними как на ладони, далеко внизу виднелись река и дорога. Отто показал вдаль, на туманный призрак Юнгфрау — величественный серый мираж, свободно парящий в небесах.
Сибил закуталась в плед.
— Ветер, — сказала она. — Ветер…
— Это фен, мадам. Он дует из Италии и приносит с собой массу неприятностей.
— Неприятностей?
— Дожди, грозы, а порой и лавины.
Сибил поправила плед, бросила прощальный взгляд на окрестности и вернулась к «даймлеру».
— Поехали дальше, — сказала она.
Это были ее последние слова.
Пилигрим внезапно похолодел — и встал. Невольно схватив Кесслера за руку, он сжал ее, как спасательный трос, брошенный в море утопающему.
«Там есть собака? Там должна быть собака», — думал он.
Кесслер помог пациенту выбраться из ванны и накинул ему на плечи простыню. Невероятно, как он умудрился замерзнуть! Сам Кесслер обливался потом, однако Пилигрима явно трясло от холода.
— Вы хотите уйти, сэр? Хотите вернуться в свой номер?
Нет, нет, нет! Я хочу найти собаку!
Пилигрим пошел вперед, в туман.
— Не надо, — прошептал он, — Не надо. Не сейчас. Не делай этого. Не надо.
У Кесслера мурашки побежали по спине. Пилигрим заговорил!
Слова. Не просто звуки — слова.
Заговорил — и исчез.
Кесслер пошел за ним, всматриваясь в каждую окутанную паром фигуру, встречавшуюся ему на пути, пока наконец не нашел своего пациента. Тот сидел на полу, опираясь правой рукой о кафель. Рядом с ним, уставившись пустыми глазами на потолок, лежал голый лысый человек со связанными веревкой руками.
Пилигрим был бледный, как окружавший его туман.
— Он упал? — спросил Кесслер санитара Фрёлиха, присматривающего за лысым.
— Нет. Он просто сидел тут, — ответил Фрёлих. — Мой пациент напал на него и попытался укусить за руку. Это твой?
— Да, его зовут Пилигрим.
Кесслер присел и сказал:
— Пойдемте, сэр. Давайте-ка, вставайте!
Он взял Пилигрима за левую руку и увидел кровь.
— Мой пациент ранен! — сказал он Фрёлиху. — Зачем вы привели сюда своего больного? Он опасен.
— Больше не буду, — откликнулся Фрёлих. — Доктор Фуртвенглер сказал, что это пойдет ему на пользу. Ты не поверишь! — Он хихикнул и, склонившись к Кесслеру, шепнул ему на ухо: — Этот псих считает себя собакой. Иногда мне приходится ставить ему тарелку на пол, иначе он не ест!
— Ничего смешного тут нет, — отрезал Кесслер. — Он мог серьезно поранить кого-нибудь. По-моему, доктор Фуртвенглер просто ненормальный.
Подняв Пилигрима, санитар завернул его во вторую простыню.
— Мы наденем халат и пойдем наверх, в ваш номер. Я промою вам руку, налью чаю. Чашечка хорошего крепкого чая вам сейчас не повредит. А потом мы отдохнем до ужина.
Кесслер развернул Пилигрима по направлению к креслу-каталке, на котором висел халат. Пациента нужно было незамедлительно вытереть и одеть.
«Ну как ребенок! — думал Кесслер. — Он ребенок, а я его маменька. Но мы не должны больше рисковать. Как можно поправиться там, где один считает себя медведем, а другой собакой? Не дай Бог, у нас объявятся тигры и львы!»
И тут его осенило: «Но он заговорил! Заговорил! Мой подопечный заговорил!»
Напиши он эти слова до того понедельника, они могли бы оправдать мое спасение. А так… К среде я возжаждал обратить в пепел не только свое чело, но все мое существо — и сознание.
Юнг прочел это непонятное примечание двадцать раз.
Дата: пятница, десятое февраля 1497 года…
Что дало Пилигриму основания для такого самонадеянного предположения? И сами слова — откуда они взялись? Кто этот «Я», столь неожиданно вторгшийся в повествование?
С ума сойти можно!
Пилигрим описывал свои сновидения — и вдруг откуда ни возьмись появился властный голос от первого лица. Я. Мало того: этот «я» писал свои примечания и датировал их. Описание снов — дело одно, но точная датировка событий, увиденных во сне, с указанием дня, месяца и года, — совсем другое. Особенно если учесть, что они происходили за сотни лет до рождения автора.
Листая дневник взад и вперед, Юнг уже жалел, что поддался соблазну перевернуть страницу. Но проклятый Инквизитор уговорил его!
Не вини меня.
Почему? Это твоих рук дело.
Оставив страницу неперевернутой, ты не сопрешь то, что там написано. Прятать голову в песте — не выход, Карл Густав. Когда ты переворачuваешь страницу, ты делаешь хоть что-нибудь!
Пожалуй, ты прав.
Тогда вперед! «Переверни страницу!» — вот что должно отныне стать твоим девизом.
Мне не нужен девиз.
Ну и зря. Тем более что он все равно у тебя есть. Переверни страницу!
Не могу, пока не пойму, кто этот «я»!
Пилигрим.
Не смеши меня! Его там не было. Он был там — во сне.
Всего лишь как наблюдатель. Он не принимал участия в тех событиях… в изнасиловании…
Ты так думаешь?
Конечно, я: так думаю! В конце концов, Пилигрим всего лишь живой человек.
Элuзабетта тоже была живым человеком.
В дверь дома позвонили.
— Я открою! — крикнул Юнг, довольный тем, что их спор прервали.
В коридоре маячила смутная фигура, озаренная закатным светом.
Солнце садилось. Небо было оранжевым.
Вчерашний посыльный, непонятно зачем, пришел опять. Над его золотистыми волосами пылал огненный нимб. Шапку он держал в руках.
— Входите.
— Я должен поговорить с вами наедине, герр доктор, если можно.
— Разумеется. Пойдем в мой кабинет.
— Спасибо.
Закрыв дверь кабинета и сев за стол, Юнг жестом предложил посыльному начать.
— Я принес плохие вести, — сказал молодой человек.
— Понятно.
Юнг снял очки и положил их на дневник Пилигрима. Он считал, что лучше не видеть, как тебе преподносят плохие вести, и не смущать человека, вынужденного их передавать. Ему и так нелегко. Сделай вид, что ты смотришь на него, но не гляди ему в глаза. Прикинься слепым и сосредоточь внимание на губах и словах.
— На перевал Альбис обрушилась лавина. Сегодня утром, прямо перед полуднем. Машина леди Куотермэн…
Все часы в доме, казалось, разом остановились.
— Я понимаю.
— Да, сэр. Спасибо, сэр.
Юнг встал и подошел к окну.
Нарциссы.
Сумерки.
Итак…
— Ее нашли?
— Да, сэр. И ее шофера. Их нашли собаки.
— Другие пострадавшие были?
— Нет, сэр. Горный патруль сделал официальное заявление. Только женщина из Англии и ее шофер, больше никаких машин и никаких жертв. Ниже ехал автобус, направлявшийся к озеру О6ерзее, но ему удалось проскочить.
— А кто вас послал?
— Горничная леди Куотермэн, герр доктор. Она была очень расстроена, но сказала, что вы должны это знать.
— Как ее зовут?
— Фройляйн Фиби, сэр.
— Она сейчас одна?
— Нет, сэр. С ней англичанин по фамилии Форстер.
— Ах да!
— Да, сэр.
Юнг унесся мыслями к роковому перевалу над озером. Посыльный кашлянул.
Юнг обернулся.
— Это все, сэр? — спросил юноша.
— Да. И спасибо вам. — Юнг протянул ему франк и похлопал по плечу. — Я провожу вас до дверей.
Когда посыльный выходил из дома, Юнг спросил, не упоминался ли в заявлении человек по имени Пилигрим.
— Нет, сэр. О нем не было ни слова.
— Ладно. Всего хорошего. Юнг вернулся в кабинет.
Новости подождут, решил он. Нет смысла немедленно сообщать об этом Эмме. И мистеру Пилигриму. Он скажет, когда узнает побольше.
Эмма сделала выписки из «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Джорджо Вазари, «Очерков по истории Ренессанса» Уолтера Патера, а также вышедшего в 1911 году нового издания Британской энциклопедии и положила их Юнгy на стол для изучения. Узнав о гибели леди Куотермэн, он решил, что это неплохой способ отвлечься.