Пилигримы войны — страница 17 из 57

– А скажи-ка мне, мой блаженный друг, – вставил свои пять копеек Нестер. – Если они там все загнулись, кто ж тебе тогда всю эту поучительную со всех сторон историю рассказал?

Свят хмыкнул, с интересом разглядывая Блаженного.

– Опять не верите? Да, между прочим, на тот город многие натыкались! Может, кто и нашел и мумию, и трупы. Говорят, там все дело в «ляльках». Если не бросился их собирать, крышу не снесло, есть шанс живым уйти. Понятное дело, поплутать по городу придется, может, и не день, не два, но все одно – в итоге выберешься.

– Так ты ж сам сказал: кто в город этот твой попадет, там и останется. А теперь, выходит, кто «ляльки» не подберет, тот выберется.

Блажь хитро посмотрел на Нестера:

– Ну ты даешь, спецура! Ты где ж бродяг видел, чтобы от «лялек» уходили? Да бродяга, как только их увидит, разом голову теряет. «Ляльки-то», они, мил друг, тут все. И кормушка, и госпиталь, и бабу, опять же, на что покупать?

– Выкрутился, – усмехнулся Свят.

– Так, выходит, есть тут такие, которые за «ляльки» ваши не продаются? – не отставал Нестер.

Блажь неопределенно пожал плечами:

– Ну, значит, есть. Чокнутые, вроде вас. Какие прут, неизвестно куда, непонятно зачем. Ясно, что «ляльки» им без надобности. Только и тебе бы, Нестер, штуковина такая ой как пригодилась бы. А то так и будешь всю дорогу стонать да охать. И к честным людям с вопросами подковыристыми лезть. Ребра твои побитые сами когда еще заживут, да и отмолотили тебя знатно.

– Тут ты меня поймал, – улыбнулся Нестер. – Я бы от мифического соль-камня не отказался.

– Вот оно, бери мочало – начинай сначала! Чего это он мифический?

– Ну вот, когда я в руки его возьму, тогда и поверю, что он настоящий. А пока – сам понимаешь.

На болоте закричала невидимая птица – заголосила на все лады, заохала. Крик вибрировал, переходил с низкой тональности на высокую, а закончился невнятным «чак-чаак». Кто-то невидимый плескался в стылой воде. До стоянки долетал звук шагов невидимки – то быстрый, то медленный и тяжелый, будто ухнула в воду, сминая траву, бетонная кувалда.

– Это что такое? – встрепенулся Нестер.

– Кикимора, – ехидно поглядывая на него, ответил Блажь. – Вишь, как носится, не иначе как подруг зовет.

– А серьезно?

– А серьезно – да хрен его знает. Тут после Катаклизма сам черт не разберет, что творится. Шаман наш, из форта, речи толкает, мол, мутации в природе идут семимильными шагами. За одно поколение зверь и птицы эволюционируют, когти-зубы приобретают, ну и прочего до кучи. Катаклизм, мол, дал им рост и силу, а людей скинул с пьедестала царей и первого места в пищевой цепочке. Опять же, все признаки деградации налицо: вот отстреляем мы последние патроны и с луками-стрелами бегать будем. За жратву и баб друг другу глотки рвать. Дикари-то уже появились, и не какие-нибудь там косящие под них, а самые что ни на есть настоящие. Психи, «волной» торкнутые, человечину едят, зубы себе подтачивают, чтоб на зверей походить…

– Мне как-то книжка одна попалась, – встрял в разговор Свят. – В бумажном переплете еще, старая, наверное, девяностых годов. Так вот там комета в орбиту Земли вошла, будила в людях совесть. Причем независимо от того, была она у человека или нет. Понятно, что все бросились каяться, самоубивались от сознания, чего по жизни наворотили – политики там, бизнесмены, попса, начальство разного уровня.

– Хорошо бы, если б так, – Нестер усмехнулся.

Свят посмотрел на него и продолжил:

– Так я к чему. Часть населения, как была – плакали, каялись, но людьми оставались. А другая нет – превращались со временем в зверей. В прямом смысле слова. Их «чикатилами» называли. Хвосты отрастали, когти, клыки, шерстью покрывались – ну ни дать ни взять оборотни. Сбивались в стаи, беспредел творили. Был там поп, так вот поп тот нашел пророчество одно, христианское, что-де Бог так повелел: людей много, ему со всеми разбираться недосуг, так пусть люди сами себя наказывают, сами себе муку назначают. И разделяются. Кто человеком был, тот им и станет, а кто зверем в человечьей шкуре… Их потом спецназ отлавливал…

– Интересно. – Якут приоткрыл один глаз. – Ну а вот мы тогда куда?

– В смысле «мы»? – не понял Свят.

– Мы. Я, ты, Полоз. – Якут не стал продолжать.

Свят молчал. Разворошил затухающие угли, подкинул в костер ломаных веток. Огонь вспыхнул с новой силой, зачавкал свежатиной.

– Знаю, куда ты клонишь, оленевод. Что руки у нас по локоть в крови, и все такое. А я не отнекиваюсь. Только знаешь что? Ни разу мне за все это время не снились, кого я на ту сторону отправил. И совесть моя чиста, вот так-то.

– У тебя, может, и чиста…

– И у Стаса чиста, можешь мне поверить.

– Да ладно вам! – вмешался Нестер, чуя, что разговор идет не туда. Слишком острые углы затесались между слов, неизвестно, куда такой поворот выведет. – Это ж книжка! Фантастика, иху мать. В книжках чего угодно написать можно. В жизни-то по-другому. Да ни одна комета, так ее растак, не заставит хапуг в петлю лезть! Не бывает такого! Если бы все как в книжках было, мы бы до такого дерьма, до Катаклизма драного, никогда бы и не дошли. Перевешались бы все негодяи, а озверелых твоих спецура переловила, и настала бы не жизнь, а малина. Но нет, накоси-выкуси! Я не знаю, с чего все началось, только одно скажу – людское это дело. Человечков, которые свои шаловливые ручонки не туда, куда надо, суют!

– Может, и так, – не стал спорить Свят.

Разговор не клеился. Блажь сменил Полоза на посту. Полоз подошел к костру, сел, грел руки у сбавившего обороты пламени.

– Ну чего приуныли? Невеселую байку вам Свят рассказал?

Никто ему не ответил, да и не ждал Полоз ответа. Залез в «пещеру», потеснил Якута и закрыл глаза.

Сон пришел сразу – сказалась выработанная годами привычка отключаться моментально, беречь короткое время, отпущенное на отдых. Впервые за долгие годы приснилась ему Наташка – его бывшая жена. Серо-зеленые стены госпиталя, врачи, столпившиеся над ним, а где-то там, за их спинами, она. Эскулапы все уговаривали его успокоиться, с яркой, пронизывающей болью вводили в вену какой-то препарат, но от этого препарата еще сильнее давила его ненависть к ней. И он вырывался, отпихивал врачей, с ожесточением вырвал иглу из вены, попытался вскочить на ноги – туда, где развивалась ее пестрая юбка и ноги на каблуках, тонких, звонких, – но не удержался, рухнул на пол. И он с ужасом подумал, что теперь уже никогда не встанет, останется парализованным на всю жизнь, а усатый доктор вздернул его, как куклу, заорал прямо в лицо:

– Блажь! Все это блажь…

Голосом Якута. Полоз продрал глаза, с минуту осоловело таращился перед собой. Со стороны болота яркими разноцветными всполохами светилось зарево. Он вскочил, схватил автомат и бросился из укрытия на свет.

– Хватай!

Полоз мгновенно оценил обстановку. По болоту ползали цветные пятна, похожие на разлитый бензин. Хаотично возникали на поверхности, переползали с места на место, а затем исчезали с похожим на хлопок звуком. Но одно упорно дрожало над поверхностью воды – то самое, в котором барахтался Блажь. Свечение нарастало, пульсировало, возникали и исчезали концентрические круги неизвестной энергии, и фигура Блаженного размывалась, растворялась в этих кругах. Свят кидал к нему слегу, стараясь не попасться в капкан светового безумия. Блажь отчаянно тянул к ней руку. Вот, кажется, зацепился, но пальцы скользнули в воду. Он сделал еще одну попытку, намертво ухватил слегу и заорал дурным голосом:

– Тяни! Схлопнется, падла!

Нестер бросился Святу на помощь. Вдвоем, поднатужившись, они выволокли орущего Блаженного из пульсирующих кругов. Блажь, по-крабьи перебирая руками и ногами, выбрался на берег. За его спиной захлопнулась ловушка. Взрыв аномальной энергии был такой силы, что пронесся над болотом разрушительным вихрем, ломая чахлые березки. Из-под воды и разворошенной растительности поднимались тонкие струйки болотного газа. Лопались, подсвеченные зеленоватым светом аномалии.

Блажь повалился на траву, хватая ртом воздух. Безумными глазами смотрел на успокаивающееся болото. Рожа его была в грязи и ряске, левая рука крепко сжимала выдранную с корнем траву.

– Тебя какого черта туда понесло? – не выдержал Полоз.

– Аномалия? – бросил Нестер, с интересом разглядывая Блаженного.

– Ага, она самая. «Дупло» называется. Ладно, командир, не кричи. Я ведь не просто так, за здорово живешь, туда лазил! Вот, гляди, чего намыл.

На грязной ладони Блаженного лежал молочно-белый камень. С виду он действительно напоминал кристалл соли, только размером побольше. Свят присел рядом, забрал у Блаженного «соль», покрутил в руке.

– Ах ты чертушко! Достал все-таки.

– Достал. – Блаженный наконец отдышался, вытер грязь с лица. – Сторожу я вас, значит, все чин чинарем, тихо. А потом свет с болота попер. Ну я думаю, дай гляну. Пошел, луна, все видать. А в пяти метрах от меня соль-камень на поверхности показался. Я в воду за ним и сиганул. Думаю, раз соль-камень – значит, «дупло» нарождается. Они всегда друг за дружкой ходят. Решил, успею, схвачу и сразу назад, пока аномалия слабая и крепко не прихватит.

– А она взяла и прихватила.

– Прихватила. Наверное, внизу «зрела». Я опомниться не успел, а «кольца» уже пошли. Ну, я орать. Свят вон с Нестером на помощь прибежали.

– Ты подверг всю группу риску.

– Ну, виноват, прости. – Блажь шмыгнул носом, развел в сторону руки. – Больше так не буду. Слово даю.

Они вернулись на стоянку, Блаженный тщательно отчистил свою находку от грязи и протянул Нестеру:

– На, пользуйся.

– А чего с ним делать?

– К ребрам приложи, только не на голое тело.

Нестер распаковался от разгрузки и куртки, с сомнением повертел подарок в пальцах.

– Глядишь ты, настоящий кажись.

Блажь усмехнулся:

– А ты как думал? Вы вот не верили мне, мол, заливает Блажь, по мозгам ездит. А я, между прочим, ни разу вас не обманул. Поверить трудно, это да. Вон Козырь ваш все мен