Полоз не без труда протиснулся в дальний угол и теперь спешно орудовал вилкой. Свят и Якут приняли новость о дальнем маршруте спокойно, только хмыкнули, каждый по-своему, выражая свое мнение о компании Блаженного. Разработку назначили на утро, теперь можно спокойно поесть и расслабиться.
Приглушенный свет, звон посуды, гул голосов, дым к потолку. За соседним столом – уже ставшее привычным представление.
– Слышь, Блажь, а у тебя там подружка была? – подначивал Блаженного старлей Митя Гарин. – Как у вас там вообще с бабами-то?
Блаженный хитро ухмылялся, не забывая прикладываться к стакану с «халявкой».
– Нормально, че. И девчонка была, как без этого. Марго звали.
– О, вон оно как. Ну давай, Блажь, не скромничай. Расскажи про подружку-то. Небось ноги от ушей, штаны в облипку и с «винтарем», ага? Все бандюги разбегались и сами в штабеля укладывались.
– Ты что, не веришь, что ли?
– Не, не, верю, – попытался скорчить серьезную физиономию Гарь. – Мы тебе тут все верим. Эти там твои шаманы, крокодилы с луками и копьями, грифоны…
– Гуффоны. А с луками это «псы», группировка такая.
– Ну, один хрен. В такой обстановке, оно конечно, бабу только обтягивающие штаны и «винторез» спасут.
Компания Гарина покатилась со смеху. Блаженный ответил добродушной усмешкой, но сейчас, после разговора с Козырем и просмотра записей, Полоз заметил острый, злой взгляд, совершенно не вязавшийся с растянутыми в улыбке губами и простецким выражением на физиономии.
– Ничего вы тут не шарите. Она, между прочим, один раз четыре дня в засаде на дереве просидела, за одним типом мы с ней охотились.
– Сильна подруга! Ну и как охота?
– Да че, завалили мы его, конечно. А тут стая псевдоволков. Мы с ней забрались на голец и еще два дня отстреливались.
– Горячо небось было, а? – Гарь пихнул Блаженного плечом, подмигнул.
– Не без того. – Блаженный скопировал усмешку Гарина. – А тебе завидно, что ли?
– Само собой, – веселился Гарь. – У нас-то бабам «винторезы» не раздают. Да и я по сравнению с тобой – лох лохом. В одиночку не хожу. Бандюганов и всяких недругов пачками не укладываю. Этих твоих «лялек» в глаза не видал. Дикарей у нас тут нету – ни с луками, ни без. Ну и где мне, в такой печали, себе амазонку Марго найти?
– Да хватит вам над ним глумиться! – вступилась за Блаженного официантка, сноровисто меняя опустевшие тарелки. – Развели тут со своим Козырем домострой! А я, может быть, тоже так хочу!
Поставив поднос на стол, она кокетливо уперлась рукой в округлое бедро, встав в позу «крутой соблазнительницы». Свят вздохнул и возвел «очи горе» к затянутому дымом потолку.
– Как так, Танюх? На елке в памперсах сидеть?
– Почему в памперсах-то?
– Ну а ты как думала? Эт тебе не кинушка про войнушку, для неокрепших умов. Снайпер маникюров твоих не носит, на «лежке» не шевелится. Ни на елке, ни на земле. Вот прикинь, приспичило тебе по нужде. Чего делать будешь?
– Ну чего… В уголок отойду или там куда.
– Ага. Вот тут тебя, голубушку, и срисуют. Хорошо, если дырку в голову, и привет родителям. Ну а если живой, сама понимаешь…
– Ой, ладно тебе, Вить. Что ж, под себя, что ли, ходить?
– А ты как думала? Вон у Якута спроси. Куда ты, оленевод, ходишь, ежели чего?
– Памперсы детям. – Якут белозубо улыбнулся. – А я потом отстираюсь.
– Во! – Свят поучительно поднял вверх большой палец.
– Ну тебя! А вот сам ты, Витенька, чего бы сделал, если б меня поймал?
– Чего, чего… пристрелил, да и дело с концом. Что ж, смотреть на тебя, что ли?
– Вот так вот, да? Женщину, да?
Свят перестал ухмыляться, обозначилась возле рта жесткая складка.
– А ты как думала? С оружием в руках ты не баба, ты противник. А противник подлежит уничтожению – просто и без изысков. Захотелось в мужские игры играть, будь готова, что и спросят с тебя, как с мужика. А хочешь, чтобы к тебе как к женщине относились – так и живи, как женщине положено. И лапки свои драгоценные вот лаками всякими мажь, а не кровушкой чужой. Так что в жопу эмансипацию, Анжелу Дэвис – на лесоповал. Усекла?
– Вот дурак необразованный. – Танюха неуверенно улыбнулась. – Эмансипация! Так уже сто лет никто не говорит! А говорят – феминизм, понятно?
– И его туда же, золотце мое.
За столом засмеялись. Татьяна забрала поднос, двинулась в сторону подсобки.
– Командир, – Свят понизил голос, – ты б зашел сегодня, сам знаешь куда. Хрен знает, когда теперь вернемся.
Полоз не ответил – да и не ждал Свят от него ответа. Все одно – без толку. Кивнет, потрет исполосованную шрамами щеку да и закончит на этом. Может быть, потом, по дороге в казарму, пройдет мимо пятиэтажки, постоит, глядя на свет в окне… И Свят в который раз давил в себе недостойное, паскудное чувство гордости за собственную смелость, умение кидаться с головой в водоворот душевных дрязг: отряхиваться, как пес, в случае неудачи, радоваться, если случилась взаимность. И верить. Той самой верой, которой никогда не хватало его командиру и другу, поставившему на себе жирный крест после первого и последнего «провала». И теперь Свят был бессилен что-либо изменить…
…Где ж ты была раньше – женщина за цветастыми шторками? Когда я еще чего-то ждал, хотел, фотки на груди прятал. Веришь, когда приходилось выкладывать лишнее перед маршрутом, ныло все в душе. Прощался с ней, как с живой, вроде не фотографию, а человека в ящик запирал.
Где ты была, на чье плечо рука твоя опускалась – такая теплая? Для кого ресницы твои вздрагивали? Кого сажала на полосатый табурет, для кого заваривала чай, кого высматривала из окна? Нет, знаю, конечно, кого. И он тоже больше не придет, не переступит порог дома, не повесит бушлат на крючок у двери. Вот мы встретились с тобой, как в песне, два одиночества. Жалеешь ты меня, оттого и ждешь. А все вокруг думают – чего ж он, Полоз, гнида такая, чего еще ему надо, с такой-то рожей. Пользовался бы случаем. Вот этого-то и не надо. Пользоваться. Надо как Свят, уметь гореть изнутри, а у тебя в душе пусто и серо, как в заброшенном доме.
Выключи свет. Погаси окно, потому что окно – это надежда. А я больше не хочу надеяться…
Глава 2
– Так и не сходил к Иринке?
Свят развалился рядом, прикрыл глаза. Гул винтов вертолета убаюкивал. Черт, Полоз и представить уже не мог, каково это – нервный озноб по спине, скачки адреналина, судорога где-то в ногах. Напротив безмятежно дрых Якут. Он засыпал в вертушке моментально – стоило только подняться в воздух.
– Нет.
– Эх ты, командир, такая баба пропадает!
Возразить было нечего, и, чтобы избавиться от ненужного разговора, Полоз отвернулся, всматриваясь в иллюминатор. За бортом проплывала тайга. Чередовались меж собой темные острова хвои, выныривали из-под берегов серебристо-серые речушки, проносились под днищем вертолета разлапистые, широкие болота. Машина шла низко, казалось, можно рукой дотронуться до верхушек деревьев.
Там, по правую руку от борта, притаился Северный Урал. Полозу казалось, он мог различить его угрюмые вершины, поросшие лесом, каменные клыки, точно Урал показывал зубы. Вспомнил некстати Васю Терехова, ушедшего в тот, «второй», рейд в сторону Уральских гор. Поворот плеча, хлопок по руке… «Ну, ни пуха». Вот тебе и ни пуха. Пропала группа, как и не было. А теперь он, Полоз, должен провести отряд под горами. Пешие были, вертушка была… Как только не брали тебя, Урал. А ты все стоишь, будто бы насмехаешься. Где, мол, тебе. Полетит, поползет новый отряд, вспомнит какой-нибудь новый «Полоз», как ты уходил утром.
Ладно, хватит. Нашел о чем думать! Есть приказ, есть боевая задача. А значит, и думать тебе надо о том, как ее выполнить лучше, а не гонять по кругу, отчего да почему не срослось у твоих предшественников.
Напротив завозился Воха. Они, как-то не сговариваясь, взяли его в собой. Надежный, как автомат Калашникова, никаких тебе хитростей и «двойного дна» – то, что нужно. Глядя на простецкую физиономию Вохи, флегматично жующего что-то из сухпайка, Полоз поймал себя на мысли, что, если б не Блаженный, можно было бы считать группу «полностью укомплектованной». Блажь путал все карты, черт его знает, как поведет себя в деле.
– Не против, командир?
Воха тыкал пальцем в распотрошенный набор у себя на коленях.
– А? Нет, ты жри, жри.
– Чего-то я будто не ел ничего. – Воха шмыгнул конопатым носом. – Вроде завтракал, как все, а тут на хавчик пробило.
– Это нервное, – подал голос Якут, приоткрыв один глаз.
– Чего?
– Нервное, говорю. Это у тебя стресс так проявляется. Кто трястись начинает, кто байки рассказывает, а ты жрешь.
– Да ладно тебе, Якут, – обиделся Воха. – Я же не виноват!
– Подлетаем, Стас. – Голос командира отвлек Полоза от Вохи и Якута. – Расчетное время – две минуты. Давай сюда. Покажешь, куда садиться.
Полоз развернулся к пилотам, но показать ничего не успел. Резкий толчок пришел откуда-то снизу, и он едва не упал, чудом устояв на ногах. Пристегнутые ремнями парни с силой подались вперед, и только развороченный Вохой сухпаек полетел вниз, рассыпавшись под ногами.
– Достали суки!
– Уводи!
Времени не хватило самую малость. Вертушка резко сменила направление, но полноценный маневр провести не удалось. Ракета рванула рядом, осколочно-фугасная боевая часть «дотянулась» до хвостового винта, и Ми-17 «ушел» вниз, доверив жизни сидящих внутри удаче и опыту пилотов.
Вертолет тяжело плюхнулся на давно покинутую площадь, срывая остатки проводов.
– Могешь, Птица. Как ты нас, а? Почти аккуратно.
Полоз первым выбрался из вертушки. Несмотря на потрепанный вид, все члены команды были целы.
– Пернатый, вертушка не рванет? – Свят повернулся к пилоту вертолета.
– Нет, если еще один гостинец не прилетит.
– Берем по минимуму и выдвигаемся, – оборвал их Полоз.
Пока пилоты и командир выгружались, Якут и Свят взяли под контроль окрестные здания. Якут пристально осматривал через прицел крыши и окна домов, но ничего подозрительного видно не было. Чуть дальше, за площадью, «волна» вырвалась из-под земли на поверхность, дома «сложились» внутрь, никто не выбрался. Эту часть города считали «пустошью», поскольку давно уже выгребли все полезное и перенесли к Промышленной и Трассовиков, где на месте бывшего микрорайона Энергетик теперь и располагался Острог.