— Так поди разбери. Все в кровище и молчат… партизаны Черного Неба… м-м-мать…
— Разберемся. — Иванов на глазах — а точнее, так сказать, «на ушах» — скисал до своего обычного печального состояния. — Да, и не вздумайте предоставить отчет в выражениях… вашего выступления в эфире. Жду подробный рапорт. Я знаю, вы их любите.
— Тьфу, пропасть… прошу прощения! Так точно, слушаюсь, есть рапорт!
— Ждите. Истребителям приказываю осуществлять барраж зоны пиратского рейдера, пока техники не подготовят «Левиафан» к буксировке. «Комета» и «Че Гевара», следуйте к «Левиафану» немедленно, вы мне будете нужны.
«Че Гевара» — это позывной Комачо Сантуша. На его вертикальном стабилизаторе красуется трафаретная голова в берете, древняя, как сама революция в Латинской Америке.
Зачем мы понадобились Иванову, догадаться нетрудно: трупы опознавать. А также общаться с выжившими.
Да, «Левиафан» здорово изменился с тех недавних пор, когда я сообразил, что сии регенерированные ветры вредны для меня. Нынче посадочная палуба здорово смахивала на морг и кладбище погибших флуггеров одновременно. Или даже не морг. Реквизиторский цех из антикварного забористого хоррора про расчленителей.
Осназовцы стаскивали в центр палубы разнообразные фрагменты тел, тела относительно комплектные и нечто, в чем очертания бывших костюмов человеческой души не читались вовсе.
Дэ-э-э…
Бой в замкнутом пространстве — апофеоз войны. Современное оружие умеет делать такое!
Простроченные автоматными очередями на кадрах старой кинохроники кажутся усопшими во сне — в собственной постели, среди любящих домочадцев.
По слабозащищенным целям здесь применялись тропфен-кугели. Это такие пульки, начиненные кинетическим гелем.
При попадании в препятствие оболочку разрывает, и в разные стороны несутся капли плотной жидкости на сверхзвуковой скорости. Профессиональная короткая очередь — шесть выстрелов, в то время как одного попадания хватит, чтобы оторвать руку начисто. Шесть же пуль… Шесть пуль, цивильные мои друзья, разваливают тело пополам, с гарантией.
Осназ занимался первичной сортировкой трофеев, подсчетом тел и так далее. Всюду велись нормальные такие разговорчики, какие бывают в конце нормального рабочего дня (я интонации имею в виду — никак не содержание).
— А почему я должен опять убирать кишки?!
— Р-р-р-азговорчики, Свиньин! Это ты «баклажан» в коридоре шарахнул? Тебя просили? Вот теперь убирай!
— Так Хамадеев…
— Р-р-разговорчики!
— Ты смотри, это вот этот нас на входе в ангар из пулемета прижал.
— Да? Не-е-ет! Вроде не этот! Тот был темнокожий, а этот прям белоснежка.
— Иди ты!
— Точно запомнил — темнокожий!
— Тела в кучу не валить! Отдельно иденте… идентифици… блин, в общем тех, кого опознать можно!
— А как мы это поймем, старшой?
— А вот я сейчас из тебя неопознанный летающий объект сделаю, для примера — вылетишь в технологический колодец, тебя потом никто не опознает!
— Нежности в вас нету, старшой…
И так далее. Ни-и-икаких эмоций — на работе люди.
У меня эмоции были. Пару раз я чуть не сблевал. Сантуш держался надменным молодцом. А потом… потом, товарищи, я глянул на шеренгу ходячих пленных и увидел ее — Фэйри Вильсон.
С перевязанной головой, спекшейся коркой вместо волос, но очень злую. Порадовался, что в скафандре человека, то есть меня, не вдруг узнаешь.
«Надо бы предупредить наших циклопов. Она ж сейчас кинется — вон как глазами стреляет!»
Не предупредил — уж очень убедительно выглядела победившая сторона.
Прибыл товарищ Иванов, запакованный в какую-то редкую модификацию «Саламандры» серебристого цвета. Обычные легкие скафандры такого рода — оранжевые или голубые, а тут видать по всему — статусная вещь! С ним: Александра, техники и смена пилотов-навигаторов.
Он сразу подошел ко мне, откинул забрало (на удивление, ангар не был разгерметизирован, да и силовой эмулятор уверенно выдавал 0,8 «g»).
— Приступайте, Андрей. Мы без вас Блада не опознаем, да и в иерархии не разбираемся.
— Так нечего приступать. Жив и здоров — вон он, пятый справа. А возле него — Чарли Небраска, их лучший истребитель… не знаю, может быть, на настоящий момент — старшина истребителей.
— Небраска, пф-ф! — фыркнула Саша. — Всегда было интересно — это фамилия или позывной?
— Не могу знать, — это я.
— Фамилия, — это Комачо.
— Лишнее! — Это Иванов. — Салмана дель Пино и Доктора Скальпеля не видно?
— Никак нет. «Алые Тигры» полагают, что оба погибли на Шварцвальде в ноябре.
— Товарищ Сантуш, подтверждаете? — поворот к Комачо.
— Да бес их знает! Там такая мясорубка была, тушите свет! А мы тела не очень-то опознавали — не успели просто. Ну, вы понимаете — чужаки, а потом Моргенштерн взорвался…
— Понимаю. Значит, запишем пока в пропавшие без вести, — поворот ко мне. — Надо с Бладом и этим Небраской предварительно побеседовать. Пока от боя не отошли. Идите, Андрей.
— Насчет чего побеседовать?
— Насчет всего. Напугайте их, ваше появление будет психологически выгодно. Вдруг сболтнут нечто полезное? И вы, Лев, — обратился он к лейтенанту Степашину, который заблаговременно подступил к начальству, — ступайте для достоверности. Подыграйте по ситуации.
Сказано — сделано, я пошел. Вдогонку раздались печальные слова Иванова:
— Жаль, Румянцев не разбирается в методах оперативного дознания — такой момент пропадает…
Приободрил, блин! Я ж в самом деле ни уха ни рыла! Ну что же, будем пугать!
Вот он, Блад! Всё так же аккуратно выбрит, наутюжен, будто и не был в бою! А глаза — абсолютно безумные…
Двое осназовцев выдернули его вместе с Небраской из шеренги и подвели к нам.
— Здорово, предатель! — бросил мне Небраска.
Блад промолчал, глядя в подволок.
— Взаимно, — ответил я. — Ничего не хочешь сказать? А, Кормчий?
Долгий взгляд, дьявольщина, а в глазках-то совершенно нешуточное сумасшествие!
— Мне с тобой разговаривать не о чем, мой нечестивый брат! — сообщил Иеремия торжественно.
— А если подумать?
— Смешно слышать такой совет от того, кто сам ни разу в жизни не думал самостоятельно…
— Церемонии разводить будем?! — взревел Лев, очень натурально, я аж подпрыгнул, а он рванулся к Бладу, засадив тому в горло ствол автомата. — Я тебя, суку, прямо здесь кончу! И уродов твоих заодно! И никто мне ничего предъявит! «При попытке побега»! Ты меня понял, гондон?! Говори, падаль! Будешь сотрудничать?!
— Н-ну, я так и думал, кхе-кхе, — прохрипел Кормчий. — Вам всем от меня что-то надо. И вы мне ничего не можете предложить взамен. Даже сделать ничего не сможете, так как смерти и пыток я не боюсь — боль очищает.
— Может, ну его к лешему, а? — сказал Лев, показательно успокаиваясь и убирая автомат. — Предлагаю устроить всей компании прогулку в открытый космос без скафандров. Скажем, что ритуальное самоубийство. А то у нас царит нездоровый гуманизм — затаскают еще по кабинетам за жестокость. Ну а так — нет человека и спросить не у кого. Как тебе идея?
Блад улыбнулся окровавленными губами. Весь его вид выражал живейшее желание и полнейшую готовность прогуляться без скафандра.
— Смерть очища-а-ает, братья.
— Смерть очищает! — как робот повторил Небраска.
— Смерть очищает! Смерть очищает! — пошло гулять по рядам пиратов, до которых долетали некоторые слова.
Все-таки Кормчий был артист. Даже сейчас он играл, хоть и мала аудитория — не его уровень. И как играл! Жил ролью!
Ну что же, я тоже кое-чему научен.
— Нет, Лева, нет! — Я покачал корпусом, так как головой в летном скафандре не больно покачаешь. — Плохая идея! У меня есть идея лучше!
Ваш верный повествователь возвысил голос, чтобы меня гарантированно услышал весь выводок:
— Смерть, конечно, очищает, кто бы спорил? Но смерть бывает разная! Я предлагаю передать их всем скопом в руки конкордианских властей! Никакой головной боли для нас и награда хорошая! За живого Блада обещают сто тысяч терро. Да за остальных набежит по мелочи. А уж этим кадрам военные дознаватели устроят настоящее и очень небыстрое исцеление огнем! Это будьте любезны! Вот эту идею ты как оцениваешь, Лёва?
— Сто тысяч! Ядрёна матрёна! Ого! Ну все, уломал, чертяка языкастый, пошли отсюда. — И бойцам: — Этих двух — к остальным!
Мы развернулись и пошагали прочь. Блад только тихо рассмеялся, а вот Небраска, Небраска сломался.
— Эй, эй! Румянцев! Давай поговорим!
— О чем? Что ты мне можешь предложить? Завтра ты будешь отдыхать на «Римуше» в обществе милейших клонов, мы с лейтенантом получим за вас оптом тысяч двести, и все будут счастливы! — бросил я через плечо.
— Э нет, несправедливо! Вы нас взяли, при чем тут Клон?
— Бра-а-ат Чарльз, стыдно… — затянул из шеренги Блад, но его голос захлебнулся в звуке смачного удара.
Я взял Степашина под локоть, и мы подошли к Небраске.
— «Несправедливо»?! Это я от тебя слышу? Развеселил! Я лично сдал координаты «Последнего Ковчега» клонам. Что мне мешает сдать вас? Капитан Кавос мне доверяет. Один сеанс X-связи — и готово!
— Ладно. Ладно. Поторгуемся. Я тебе сливаю информацию о звездолетах чужаков, а ты гарантируешь мне жизнь.
— Я тебе могу гарантировать только суд в Российской Директории. И потом, сведения о звездолетах я у тебя купил перед нашими искрометными гонками. Или не помнишь?
— Ну я же не дурак, брат! Зачем рассказывать все, что знаешь, за один раз, а?
— М-м-м… ну если тебя устраивает суд у нас…
— Устраивает, — быстро согласился Небраска.
Еще бы его не устраивал! Против Российской Директории брат Чарли нагрешил ой как умеренно! В отличие от Конкордии.
— Излагай.
— Какие гарантии, кроме твоего слова?
— Только одна гарантия: ты продолжаешь молчать и завтра оказываешься у клонов. Это я твердо гарантирую, брат.
— Нехорошо брать за горло коллегу, пусть и бывшего… Ну слушай…