– От вжеж молодежь пошла, то башкой под пропеллер прут напропалую, то ствол хапають без спросу, хрена такое до старости доживёт?
Поправил ремень на джинсах, попутно включив диктофон телефона. Зачем? А не понадобится, так сотру. И Катюха приставать начнет – о чем я с ними беседовал, так дам прослушать и все дела. Вон она в кабинке как мышь сидит, калаш баюкает, на крупу надулась. Купил ей на свою голову…
Дон Энрике встретил меня неласково:
– Зачем вам понадобилось затевать драку?
– Мне? – натурально удивился я. – Я за пистолет не хватался. Но кто-то же должен исправить ошибки воспитания этого парня? Родители не доглядели, у вас вот тоже руки не дошли. Приходится мне. Кто, если не я?
– А если бы я не остановил Мануэля? – Вопрос задал собеседник дона Энрике, невысокий, крепкий, темноволосый мужик, лет сорока – сорока пяти.
Я вопросительно уставился на него, не отвечая на вопрос и Эрике его представил:
– Родриго Лопес. Наш главный.
– Рад знакомству, сеньор Лопес. Виталий меня зовут. Если бы вы не остановили вашего парня, мне пришлось бы прострелить ему голову.
– И все? – усмехнулся тот.
– Потом, вероятно, ваши люди прострелили бы голову мне. Затем моя жена прострелила бы головы им. Скольким успела бы. После этого вы прострелили бы голову ей. А следом аэродромная охрана перестреляла бы всех оставшихся и получила от меня в наследство сильно дырявый «Караван». В общем, все бы умерли.
Лопес усмехнулся, видимо вообразив изложенную трагедию, но заметил:
– Мануэль стреляет довольно быстро… Вы ОЧЕНЬ самоуверенный мужчина.
Теперь усмехаться настала моя очередь:
– Не испытываю ни малейшего желания соревноваться с ним.
Гангстерито переглянулись и заговорили на испанском. Поговорили они немного, попрощались вежливо, Энрике сунул мне карточку с телефонным номером и пожеланием: «Надумаешь поработать с нами – звони». И поехали все по своим делам, вручив мне на прощанье пятьсот экю.
Потом Катерина мне разнос устроила. Остановил я ее и включил запись. Катя перестала реветь белугой и перевела:
– Ты все еще хочешь привлечь этого парня к нашим делам?
– Нет. Слишком импульсивен и горяч. Из тех, что называется – шалопай. Хотя подобная машина нам крайне нужна.
– Возможно, ты прав. Зачем нам шалопай? Хватает своих. Однако может быть и наоборот: он чересчур расчетлив и просчитал ситуацию?
– Слишком быстро. Скорее, все же – шалопай.
– Не выпускай его из виду, Энрике. Понаблюдай за ним. Я дам задание подыскать и купить подходящий самолет. Но нам потребуется пилот.
– Чем плох Санчес?
– Санчес хорош, но он летает только на Пайпер Кабе.
– Займем пилота у русских. На время переучивания Санчеса.
– Это выход. Ладно, Энрике, заплати русскому и поехали. Дел полно. Не забудь дать русскому свои координаты.
Конец записи.
– Он прав. Ты шалопай! А если бы этот гангстер выстрелил первым? – И в мою грудную клетку замолотили крепкие кулачки, вминая ее к позвоночнику.
– Если бы у бабушки был бы перчик, то была бы она дедушкой!
– Дурак!
– Может и дурак, только вот у меня ладошка тоже рядом с «Вальтером» была. И патрон в стволе. И предохранитель снят. Пока этот хомбре вынул бы ствол, а я не уверен, что у него патрон тоже в стволе сидел… Пока снял бы пистолет с предохранителя… А мне только навести и спуск нажать. Прострелил бы ему плечо… И все дела. Это если бы он продолжил с пестиком играться. Что маловероятно. Когда тебе ствол в лоб смотрит, поздно передергиваться…
– А почему у тебя «Вальтер» с предохранителя был снят?
– Так ведь мы не младшую группу детского сада сегодня катали. Мало ли чего…
– И все равно ты – шалопай!
– Конечно, шалопай! Вот и они так решили. Зато теперь мы с тобой свободны, как ветер. И никто нас к «сотрудничеству» не неволит. Такие дела. Ну что, пойдем город посмотрим? Или ну его нафиг? Устал я чего-то. День какой-то заполошный получился. И длиннючий он тут… у нас… Пошли лучше спать, а?
Куда-то еще тащиться, гостиницу искать никакой у меня уже силы-воли нет. Катеринушка моя нанервничалась не меньше меня. И тоже истомилась за день. Махнули мы рукой на культурную программу и баиньки отправились в аэроплан. Хотя уснули не сразу, а пользуясь некоей условной уединенностью, обусловленной отсутствием человеческого поголовья в близлежащих окрестностях, еще более сблизились духовно. Духота в запертом салоне сделалась совершенно уже нестерпимою. Распахнули все дверки настежь для сквозняка. Морса на поводок прицепили, дабы не шлялся в незнакомом месте. А потом, конечно, уснули.
В этот день не суждено было выспаться нам. Часа через три, едва светило приблизилось к горизонту, разбудило нас тарахтение авиационного двигателя заруливавшего на соседнюю стоянку самолета. Обуяла меня иррациональная злость. Одним полушарием понимаю, что никому до нас с Катей и дела нет. Прилетел борт и заруливает на стоянку. Не в поле же чистом ему ночевать? А другое полушарие злится: «Зачем мешать утехе молчаливой, занятиям чувствительной четы?». Да как он смел?! Такой нахал! Повбывав бы… Разбудили, сволочи.
Однако перевернулся на другой бок и предпринял попытку снова заснуть. Погладил Катю по головке и иным местам, шепнул ей: «Спи, спи, родная…». И вновь веки смежил. Но не тут-то было. Не успел затихнуть двигатель авиационный, как зарычали автомобильные. Дверки захлопали. Визги перемешались с причитаниями. Грубые мужские голоса перекрыли высокие девичьи. Раздалась ругань на неизвестном мне языке. Снова захлопали дверки. Все! Сна как не бывало! Зато злости немеряно.
Приподнял я тяжелую голову и вперился в бортовой иллюминатор, готовый рвать и метать, материть и кусаться. А также совершать иные противоправные действия вплоть до нанесения телесных повреждений. Обнаружил припарковавшийся справа невеликий аэроплан и пару джипов в местной расфасовке, кои немедленно взревели шибко дырчатыми глушителями большого внутреннего диаметра и укатили прочь. «Гандоны!» – тоскливо прокомментировал я сей внезапный визит, уронил голову на матрас и понял – уснуть боле не получится. «Гады скользкоползучие!» Придется вставать…
Выбрался на свет заходящего солнца, прихватив с собой канистру с водой. Жара уже спадала. Не больше тридцати. Вылил на голову и тело малость водицы и понял – пора в душ! Бо – воняю. Водяные баки в багажнике пустые. Надо искать хотел-мотел какой-нибудь. Появившаяся следом неумытая кирия немедленно со мной согласилась. Нырнула обратно в салон, изыскала там сумку с нашими шмотками и вновь нарисовалась на пороге. Слил и ей обильно, промочив подруге спереди всю маечку и тем вызвав торчание сосочков. И возжелал любимую вновь. В то время, как мы с Катей предавались предварительным и готовились к основательным водным процедурам, снова приехала блескучая злопыхучая таратайка. И, высадив двух орлов, умотала обратно в направлении аэродромных строений.
Орлы открыли стоявший рядом изрядно обшарпанный шестиместный Пайпер Черокки Сикс. (PA-32 Cherokee Six. Неплохой самолетик. Подумывал я о таком когда делал свой выбор. Лайкоминг трехсотсильный, четыре пятьсот потолок. Крейсерская скорость в двести восемьдесят пять км в час и дальность в тысячу триста. Пять пассажиров, шестой – пилот. Но «Караван» – лучче! Гораздо лучче! Грузоподъемистей! Но – дороже.) …И, оттопырив задние оконечности, наполовину в нем скрылись. Пока я пыхтел, пытаясь выкатить из «Каравана» «Ямаху», орлы вынули объемистые сумки, закрыли снова кабину на ключ и собрались свалить восвояси. Парочка была занятная. Один, явно лидер дуэта, длинноносый тощий длинный брюнет с залысинами на лбу и с серьгой в ухе. Второй – субтильного вида пацанчик, похожий на девочку-подростка. И тоже с серьгой в ухе. При револьвертах на поясу.
– Слышь, мужики, помогите байк на землю снять, плиз, – попросил я их. Мужики осмотрели пренебрежительно меня. Осмотрели пренебрежительно мой скутер. Осмотрели пренебрежительно мою Катерину. Осмотрели внимательно мой «Гранд Караван». Переглянулись. Помотали синхронно головами. Длинноносый прогундел: «ноусер». Потом ласково приобнял доверчиво прижавшегося к нему шкета и, прихватив баулы, решительно увлек того в сторону свеженарождавшейся светло-синей луны. С тем и смылись опездолы, до побачення не сказав… Благодушия мне происшествие это не добавило. Выкатил я с заклинаниями по трапу несчастное, ни в чем не виноватое транспортное средство передвижения по тверди земной. Наказал Морсу охранять аэроплан и, обеспечив его водой и пищей на ночь, жестокосердно закрыл собачку в летаке ключиком на замочек. И поехали мы с Катей, проклиная злодейку-судьбу, в город Нью-Рино.
Солнце закатилось, на улицах зажглись нечастые фонари, и воссияли неоновые рекламы. Пылили мы не спеша по пыльным немощеным прошпектам, разглядывали неяркие виды. «Заходите к нам на огонек. Пела скрипка ласково и так нежно… «. Отель «Эксельсиор», озаряя неоновым сиянием собственного имени окрестности, возвышался на добрых два этажа практически в самом центре города. Из ярко освещенных окон ресторана действительно лились нежные звуки скрипки, потренькивал в лад рояль, а на втором этаже звонко и азартно стучали биллиардные шары и возбужденно гудели голоса. Из темных же и слабоосвещенных окон «отеля» неслись сладострастные стоны. В основном – мужеские. Нет уж! Нам бы чего менее шумного. Катя обратилась с вопросом к подпиравшим дверные косяки заведения вышибалам.
– Это вам, мэм, надо в «Синюю скалу», мэм. Там играют в покер и не терпят шума, мэм. Это в паре кварталов дальше по улице, мэм.
– Благодарю вас, джентьльмэн! – приветливо кивнула головой Катя. «Джентльмэн» приосанился, польщено ухмыльнувшись, нечасто, видимо, его так именовали, а соратники охранителя порядка довольно заржали, предвкушая грядущие подначки и подколки. А мы дальше поехали. И действительно, через два квартала отыскали пресловутую «Синюю скалу». И в ней действительно было тихо. Только карты об стол шлепали в ночной уже тишине.