Дорогая Диночка! Прости, что я так долго не писал тебе, уж очень завертелся… Я никак не думал, что мой полет произведет такой шум в Петербурге. Осталось мне только вспомнить пословицу: «Куй железо, пока горячо!» О подробностях придется поговорить после. Из газет и ты, наверно, знаешь обо мне немало.
В Петербурге был встречен очень радушно, от аэроклубного обеда отказался, не знаю, чем это кончится, но сейчас молчание.
В Москву выехал экстренно, был у «Дукса» и все устроил, буду там строить аппарат. Военное начальство все хочет, чтобы я полетел из Петербурга в Севастополь на приз, дает мне аппарат «Моран» – я подумаю. В отряде нашем 11-м будут «Мораны» двухместные (не «Парасоли»), и я постараюсь заполучить их раньше всех других отрядов. Для переучивания на «Моранах» нам пришлют 2 учебных (это я пишу для Мишеля). Пусть об этом не говорит до моего приезда… Был в Государственной думе, где был вызван в кулуары и очень радушно принят членами Думы.
В Москве встретился с Пегу, с которым мы расцеловались; случайно читал сообщение о реакции публики на лекции Пегу. В Москве публика относится ко мне очень хорошо, особенно подчеркивают свое отношение как к своему, русскому. У «Яра» нас чествовали на балконе перед большим залом; сидели мы друг против друга у барьера, и нас очень часто и шумно «вызывали» – аплодировала публика снизу, называя фамилию – «наш Нестеров», «Нестеров первый» и т. д., было презабавно. Очень рад, что меня хорошо приняли в Москве, после моего недоразумения с аэроклубом.
Теперь устроюсь здесь окончательно с деньгами и дня через два приеду. Как ребята – целую тебя и их крепко-крепко.
Дорогая Дина! Вчера благополучно доехал до Москвы и остановился у дяди Стаси. Днем был на заводе «Дукс», ездил на их автомобиле на дачу к Меллеру (директор «Дукса»), с которым приехал вечером на аэродром, осмотрели аппараты. Были приглашены на заседание спортивного комитета, куда меня выбрали членом совета, на кой черт – не знаю.
Часов в 10 вечера приехал на аэродром маленький гоночный автомобиль Безобразова, увезли меня к себе в имение… Принят был очень хорошо старым графом или князем, не знаю, расписался у них в книге почетных гостей…
Забавно как-то у них, а между тем люди самые простые. Особенно мне нравится Безобразов с женой. Он адски красивый малый лет 24-х – строитель, – строит аппарат своей системы, возил меня в мастерскую, показывал свои работы, так же, как я, увлекается, когда-то тоже летал на планере. Жена его очень славная – старше на 3 года, работает вместе с ним около аппарата и увлекается им не меньше мужа. Напоминают они мне нас, когда мы были в начале нашей авиационной работы. Утром сегодня возвратился в Москву; на заводе поработал, а теперь буду делать чертежи для постройки… Ну вот, пока все… Завтра пойду на полеты Пуарэ.
Дорогая Дина! В понедельник я уехал в Петербург, где устроил свое обучение на «Моране» официально, а то благодаря командиру меня не хотели командировать… Сегодня сделал взлет на «Моране», пробыл в воздухе 10 минут, чувствовал себя преотвратительно, спустился с боковым ветром, полома 2 колеса из 4-х. Пока целую; что не пишешь, пришел ли мой аппарат?
Дорогая Дина, вчера я вылетел первый раз на «Моране». Летал без руления, сразу против ветра поднявшись на 300 метров. За эти десять минут я никак не мог освоиться с управлением «Морана», и это страшно расстроило меня. С земли казалось, что я очень уверенно летел, но сам я чувствовал себя отвратительно… Я страшно осунулся за эти несколько дней. Уж очень много причин для волнения. Раньше, до поездки в Петербург, ждал распоряжений из Петербурга, куда я и поехал, не дождавшись бумаги. Затем этот полет, потом телеграмма, или раньше телеграмма о награждении. Ты, конечно, должна понять, что все это на меня подействовало настолько, что вечером, во время руления, я сделал ошибку и уже совсем упал духом, решив про себя, что обучение на «Моране» должно для меня кончиться плачевно, и решился выждать день для спокойствия. Теперь я успокоился и думаю начать обучаться на «Моране» с азов, т. е. сначала прорулю, на земле покатаюсь до тех пор, пока не освоюсь с ногами. Ноги все дело мне портят: без моей воли болтаются, когда не надо. Но вот, возьму себя в руки и буду осторожно рулить, а то ничего не выйдет… Напиши мне, откуда ты узнала, что меня награждают, и почему ты уже поздравляешь? Разве это решено? Целую, пиши, а то я не буду писать.
Дорогая Дина! Вчера приехали в Ровно благополучно; явился к командиру корпуса, который принял меня очень хорошо. Сегодня выгрузились и переехали уже почти на новое место – наш аэродром, где пробудем, вероятно, дня 2, откуда перелетим поближе. Настроение повышается. Ровно городок корявенький… но, в общем, магазины и гостиница есть, театр, кинематографы. Везде оживление, движение, сутолока. Вчера был дождь – сегодня жара. В Киеве нас очень многие провожали из роты, также Надежда Александровна Ивкова. Стоял я на площадке, так как поместиться на скамейках не было возможности. Аппараты собираем, как ребята и вы обе? Целую крепко-крепко. Адрес: Ровно, штаб XI армейского корпуса, мне. Целуй родных и знакомых.
Большой перелет И.И. Сикорского
После целого ряда пробных полетов на продолжительность и грузоподъемность И.И. Сикорский решил наконец, когда у него явилась полная уверенность в успехе, совершить большой перелет с пассажирами по маршруту Петроград – Киев.
Во что рассказывал И.И. Сикорский о своем воздушном путешествии:
– Накануне отлета мы нагрузили пятьдесят шесть пудов бензина, шестнадцать пудов масла, около шести пудов инструментов, около трех пудов разных мелких вещей, два компаса, ящик с провизией, теплой одеждой, аптечкой и картой.
Около полуночи мы поставили аппарат на старт. В час ночи запустили моторы и в начале второго снялись с Корпусного аэродрома. Сделав круг, мы легли на свой курс – на юг. В воздухе было сравнительно спокойно, но настолько темно, что приходилось управлять, освещая компасы и контрольные приборы электрическими лампочками.
Через час полета сделалось светлее, и мы получили возможность видеть и приборы, и расстилавшуюся под нами землю. В это время мы уже имели около 500 метров высоты и шли главным образом по компасу, не следуя за извилинами железной дороги.
Довольно сильный боковой ветер давал себя чувствовать тем, что значительно уменьшал скорость «Ильи Муромца». Качки все это время не было. Мы летели все дальше и дальше, достигли к этому времени 1000 метров высоты и в свободное от управления время спокойно любовались величественной картиной, расстилавшейся под нами. Особенно красивы были большие озера, часто попадавшиеся в этой местности. Это лучшая ориентировка с высоты.
Таким образом мы летели довольно спокойно в продолжение нескольких часов. В 8 часов 40 минут мы прошли над Витебском на высоте 1200 метров. Воздух был чист, и мы отлично могли различать в бинокль движение на улице. В Витебске мы бросили аэрограмму. Вскоре после Витебска начало качать. Впрочем, это не затрудняло полета, так как никто не был утомлен. Во время этого этапа мы много раз сменяли друг друга, закусывали и пили кофе в каюте.
Наконец в 9 часов 35 минут мы подошли к Орше и начали спускаться. Около 10 часов утра «Илья Муромец» благополучно спустился на поле возле Орши.
Во время полета в воздухе было очень прохладно, здесь же, на земле, нас встретил сильный зной. Пока мы отдыхали в палатке, механики возились с наливанием бензина, но ввиду отсутствия (по оплошности) хороших насосов «Илья Муромец» получил возможность лететь дальше только после 2 часов дня.
В 2 часа 15 минут мы снялись, пролетели на небольшой высоте над городом и Днепром, повернули и взяли курс на юг. В воздухе была сильная качка. «Илью Муромца» сильно бросало, и все время приходилось работать над крылышками и рулями. Через четверть часа полета мы начали было забирать высоту, но в это время произошла маленькая авария: лопнула бензинопроводная трубка третьего мотора, мотор остановился, и вытекавший бензин загорелся от вспышки мотора. Выскочившие сейчас же на крылья лейтенант Лавров и механик Панасюк погасили пожар огнетушителем и тряпками. Однако ввиду сильной качки и значительной нагрузки мы решили не делать ремонта в воздухе и спустились на землю, верстах в двадцати от места вылета из Орши, в Копысе.
Поломка вскоре была починена, но мы решили отложить вылет до рассвета следующего дня. Через несколько минут после нашего спуска приехал местный исправник с несколькими стражниками, желая нас арестовать, так как ему было сообщено, что спустились немецкие воздухоплаватели. Узнав истину, он радушно пригласил нас поужинать, оставив стражников охранять аппарат.
На рассвете следующего дня мы поднялись из Копыся и полетели дальше на юг. Первый час этого полета был очень спокойный, мы без затруднения держались курса и достигли к этому времени высоты 1000 метров.
Около 4 часов утра мы заметили густой слой облаков и вскоре вошли в них. Аппарат временами очень качало, пошел дождь, направление держать приходилось исключительно по компасу, а около 5 часов ливень и качка сделались настолько сильными, что пилот был вынужден все время делать сильные движения рулями и контролировать положение аппарата по приборам.
Мы лишний раз убедились, что при невидимости горизонта и земли человек перестает чувствовать положение и наклон аппарата. Борьба с сильнейшим воздушным течением в этих, по-видимому, грозовых тучах требовала большого напряжения от пилота и лишала его возможности следить за курсом по компасу. Поэтому все это время, в течение двух часов, возле пилота находился еще кто-нибудь из нас, указывая рукой направление и беспрерывно следя за компасом. «Илья Муромец» стойко выдерживал борьбу с непогодой. Мы не прекратили полета, хотя в этих условиях не мог бы лететь, вероятно, ни один маленький аппарат и ни один дирижабль. Высота была около 1000 метров. В 6 часов утра мы решили снизиться, чтобы осмотреться и проверить свой курс, так как почти два часа не видели земли. Мы спускались все ниже и ниже и только на 400 метрах сквозь клочья облаков увидели под собой землю. Наш штурман лейтенант Лавров блестяще справился со своей задачей: оказалось, что мы математически точно шли по своему курсу. Мы решили снова подняться на значительную высоту. «Илья Муромец», несколько облегченный от бензина, стал быстро набирать высоту, и мы вскоре опять потеряли землю, попав в густые облака. Мы поднимались все выше и выше сквоз