– Ну ты даёшь, Смирнова! Гремишь, как мешок с костями!
– Так что случилось-то? – послышался голос Дондокова.
– Ну что-что, Стрелец Смирновой подножку поставил! – сказала Жеребцова.
– Так ты специально? – спросил Дондоков.
– А то! – зло ответил Стрельцов-Удальцов. – Из-за неё вчера родителей вызывали. Теперь отец не хочет новый смартфон покупать!
Я вскочила. Мне показалось, будто вокруг меня образовалась целая толпа. На самом деле это был всего лишь наш класс.
В груди стало холодно, как будто бы я съела двадцать порций мороженого. Все казались мне очень высокими и некрасивыми, и хотя я была выше их всех, я почувствовала себя маленькой и… беззащитной. Как подстреленный лебедь.
– Что за собрание? – раздался голос математички. – Быстро в класс. – И, взглянув на меня, добавила: – А ты, Смирнова, зайдёшь, когда успокоишься.
Душа болит, а сердце плачет
Потирая отбитые колени, я поковыляла к окну. Что-то случилось с глазами. Дома, деревья, машины – всё стало расплывчатым и нечётким.
По щекам потекли слёзы, я поняла – это они не дают мне ясно видеть. Дура, какая же я дура! Вообразить, что Стрельцов-Удальцов влюблён не в Ирку, а в меня – глупее не придумаешь! Конечно же, он влюблён в Ирку, теперь я это понимаю! Но почему, почему тогда все статьи в Интернете показали обратное? Ведь это из-за них я восприняла всё так же искажённо, как искажённо воспринимаю сейчас дома, деревья, машины!
Я вспомнила сон, который приснился ещё позавчера. Раздевалку, кроваво-красные всполохи на стене, гул, доносящийся откуда-то снизу. Страшно! И Иркин платок на моём плече, который бросил Стрельцов-Удальцов. Не зря, выходит, этот сон приснился. Как будто предупреждал: не жди, Зинаида, ничего хорошего. А я ждала…
Болели колени. Но ещё сильнее болело что-то внутри. Там, где находится сердце. Это была какая-то новая боль, прежде мне не знакомая. Непрерывная, ноющая, распирающая. Как будто бы там, в груди, появился огромный булыжник, который давил на все мои внутренности. Я поняла, что это болит душа. Я попыталась вспомнить, где я читала о том, что душевная боль сильнее физической, но так и не смогла. Да и сейчас это было неважно.
Сказ об Удальцове-Стрельцове
Одни страдания от той любви
Я пришла домой и прямо в школьной форме рухнула на кровать. Теперь я поняла, что означает выражение «не хочется жить». Это когда там, внутри, где находится сердце, лежит какой-то булыжник и давит, и давит… И что бы ты ни делал, как бы ты ни старался отвлечься, не становится легче. Потому что обычные таблетки здесь не помогают. Ведь это болит не сердце. Это болит душа. А душа болит тогда (это я тоже теперь поняла), когда ты любишь, а тебя – нет. И когда тот, кого ты любишь, не просто тебя не любит, а выставляет посмешищем перед всем классом…
В воображении опять, уже, наверное, в тысячный раз, возникла одна и та же сегодняшняя сцена: как, обо что-то запнувшись в школьном коридоре, я падаю и, падая, пытаюсь уцепиться то за чью-то сумку, то за чьи-то брюки… Смех, доносящийся откуда-то сверху, и разговор, который я никогда не забуду.
– Ну ты даёшь, Смирнова! Гремишь, как мешок с костями! – говорит Стрельцов-Удальцов.
– Так что случилось-то? – спрашивает Дондоков.
– Ну что-что, Стрелец Смирновой подножку поставил! – отвечает Жеребцова.
– Так ты специально?
– А то! – голос Стрельцова-Удальцова. – Из-за неё вчера родителей вызывали. Теперь без нового смартфона останусь!
Вот тогда-то я поняла, что Стрельцов-Удальцов ни капельки в меня не влюблён. Он влюблён в Ирку Ильину. А я… влюблена в него!
…Я лежала на кровати, смотрела в безупречно гладкий потолок и ничего не хотела делать. Даже жить. Какой смысл, если мы никогда со Стрельцовым-Удальцовым не будем вместе!
Я скрестила руки на груди и закрыла глаза. Скорей бы на пенсию! Может, к тому времени я немного успокоюсь и забуду о позоре, который пришлось пережить сегодня! Может, к тому времени пройдёт и та душевная боль, которая не даёт мне покоя?
Я, наверное, задремала, потому что проснулась от того, что мама трясла меня за плечи.
– Ты заболела, Зинуля?
– Да нет, просто устала, – сказала я и еле сдержалась, чтобы не разреветься.
Мне стало жалко себя. Ну почему я такая несчастная? Почему я выше всех в классе, почему зубы у меня редкие, почему волосы такие тонкие, что из них получается косичка толщиной с мышиный хвостик, почему никому из мальчиков я не нравлюсь? Почти все девочки в нашем классе нравятся мальчикам. Та же Сыромятникова, например, или Жеребцова. И только я, получается, хуже всех. Но разве этим поделишься с родителями? Всё равно не поймут. «Глупости всё это. Главное – хорошо учиться», – скажут они.
Мама положила ладонь мне на лоб:
– Температура вроде нормальная. Переодевайся и иди ужинать.
Ужинать! Мои любимые сосиски показались невкусными, а мой любимый торт, купленный папой по случаю зарплаты, – просто отвратительным. Я вышла из-за стола и протопала в свою комнату.
– Что с ней? – услышала я голос папы.
– Наверное, всё-таки заболела. Хотя температуры вроде бы нет.
Как бы мне хотелось заболеть на самом деле! Какой-нибудь нормальной болезнью. Ангиной, например, или гриппом. Или воспалением лёгких. Только чтобы в груди не было этой отвратительной ноющей боли! Лежала бы с высокой температурой, смотрела бы в безупречно гладкий потолок, пила бы морс и радовалась жизни!
Избавляюсь от любовных страданий
Я села за стол, открыла тетрадь, чтобы делать уроки, и… снова вспомнила минуты сегодняшнего позора. Да сколько же можно? Нет, надо что-то срочно предпринять. Но что? Видимо, без Интернета всё же не обойтись. Я набрала в поисковой системе запрос «Как избавиться от любовных страданий» и… Ещё несколько минут назад я считала, что мои страдания – навсегда, но судя по той информации, которую мне удалось найти, от них в общем-то можно избавиться, и довольно быстро. Для этого достаточно отдохнуть на Гавайях или сменить старую машину на новую. Или переехать в другой город или хотя бы в другой район, чтобы пойти в другую школу.
Всё это, конечно же, здорово, только воплотить в жизнь я ничего не могла. Я уже собралась выйти из Интернета, как вдруг наткнулась на рекомендацию, выполнить которую было просто пустяком, – написать книгу!
У меня вдруг появились силы, и я даже запрыгала от радости. Ура, выход найден!
В приоткрытой двери появилась папина голова.
– Прыгаешь, Зинаида? Значит, ты уже одной ногой в баскетбольной секции. Ты на правильном пути, гном! – радостно прогудел он и закрыл дверь.
Какая секция, когда я должна срочно написать книгу про Стрельцова-Удальцова – разве ж это трудно?! А потом она, эта книга, выйдет миллиоными тиражами и будет переведена на все языки мира. Я стану известным писателем! А Стрельцов-Удальцов упадёт передо мной на колени при всём классе и воскликнет:
– Прости меня, Смирнова! Я просто ошибся! Я думал, что люблю эту противную Ирку Ильину, а на самом деле всегда любил только тебя! И продолжаю любить!
– Да иди ты, Стрельцов-Удальцов, – отвечу я, – ты мне уже не интересен! – И отвернусь.
И услышу голос, в котором сквозит отчаяние: – Неужели, Зина, ты не дашь мне даже крошечного шанса реабилитироваться? Поверь, Зина, я намного благороднее, чем ты думаешь!
Очнувшись от грёз, я не сразу поняла, что внутри у меня, там, где находится сердце (а на самом деле – душа!), ничего не болит! Или почти не болит! Как говорят взрослые – отпустило. Вот и у меня – отпустило. И на пенсию выходить уже расхотелось. Какая пенсия, когда впереди столько дел?
Я выглянула в окно. Солнце весело светило, отражаясь в окнах дома напротив. Снова захотелось жить. Ведь теперь передо мной открывались немыслимые, головокружительные перспективы! Контракты с издательствами, огромные гонорары, предложение переехать в Москву, поближе к издателям, которых не волнуют ни мой рост, ни мои зубы, ни мои тонкие рыжие волосы. Им интересен только мой талант.
Вперёд, за работу!
Не теряя ни минуты, я приступила к работе. Создала в компьютере документ, обозначив его как «Книга о Стрельцове-Удальцове». Первое предложение родилось тут же: «Жил-был Стрельцов-Удальцов». Со вторым предложением тоже особых проблем не возникло. «Стрельцов-Удальцов учился в 5 «А» классе средней школы». Над третьим я думала очень долго, минут, наверное, пять, и поняла, что даже тому, как писать книги, нужно учиться. Я набрала в поисковике «Как написать гениальный роман» – и спустя полчаса знала об этом всё. Оказалось, я пошла совершенно не тем путём. Потому что прежде чем браться за книгу, нужно узнать о своём герое всё от и до. Пришлось искать блокнот, чтобы записывать в него свои наблюдения.
Когда на другой день я увидела Стрельцова-Удальцова вместе с Иркой, мне стало немного неприятно. Но я подумала, что теперь я просто не имею права давать волю чувствам. Тут уж либо писать, либо – переживать. Хочешь – не хочешь, а придётся относиться к Стрельцову-Удальцову как к экспонату, который просто необходимо изучить. Ну, например, как ботаник относится к бабочке, когда хочет нанизать её на булавку.
Первым уроком была литература. Это было очень хорошо, ведь я могла спокойно присмотреться сзади к Стрельцову-Удальцову. В Интернете было написано, что было бы неплохо, если бы герой произведения имел какой-нибудь физический дефект. Например, горб, или шесть пальцев на руке, или волосы на щеках. Хорошо, если у него одна нога короче другой. Это позволяет с первых строк вызвать у читателя сочувствие. Но как назло, ничего такого у Стрельцова-Удальцова не было. И ноги у него были одинаковой длины. Оставалось одно: искать дефект на затылке.
Затылок Стрельцова-Удальцова я изучила позавчера вдоль и поперёк. Но ведь тогда я смотрела на него глазами влюблённой девочки и могла чего-то не заметить, а сейчас смотрела глазами исследователя. Но всё равно ничего необычного в его затылке я так и не нашла. Мало того, он почти не отличался от затылков других мальчиков нашего класса! Ну, может быть, был чуть подлиннее совсем уж круглого затылка Дондокова.