– Ко мне, Стрельцов! Живо! – приказал он и взволнованно зашептал, когда тот подбежал к нам: – Держи Смирнову. Крепче держи, ещё не хватало, чтобы она сейчас завалилась…
– В чём дело? – спросила я, почувствовав уверенность в ногах – ведь теперь с двух сторон меня держали сильные мужские руки.
– Не шевелись, Смирнова. Не нарушай шаткое равновесие. Вот, в дверях длинного дядьку видишь? – Я кивнула. – Это замминистра спорта области. Опозоримся, если он увидит, что ты не можешь даже стоять на коньках… Остаётся надеяться, что он на нас внимания-то не обратит…
Однако же всё произошло ровно наоборот.
Неужели это я?
Длинный дядька, ну, то есть, замминистра спорта, обернулся, встретился со мной глазами, и… остолбенел. В следующий момент лицо его просияло. Не отрывая от меня восторженного взгляда, он двинулся в нашу сторону.
Или мне это показалось?
Я уже решила, что на самом деле показалось, но, судя по нервозности Павла Фёдоровича, так оно и было.
– Что происходит? – дрогнувшим голосом произнёс физрук и даже как будто бы стал ниже ростом. – Почему он идёт именно к нам?
Внутри меня зашевелилось чувство вины: ведь и так понятно, что если б не я, Павел Фёдорович бы точно не нервничал. Подумаешь, замминистра приближается! Если б не я, то он, скорее всего, был бы этому только рад. Но ведь, с другой стороны, что такого в том, что я пока ещё не умею кататься на коньках? Ведь для того люди сюда и приходят – чтобы научиться.
– Стой смирно, Смирнова! – зашипел физрук. – Стрельцов, держи её как можно крепче. И… улыбаемся, улыбаемся!
Я опустила глаза и увидела, что лицо Павла Фёдоровича перекосила кривая улыбка. Стрельцов-Удальцов улыбался во весь рот. Но больше всех улыбался приближающийся спортивный чиновник. Он не обращал внимания на приветствия в свой адрес, которые доносились со всех сторон. Его взгляд по-прежнему был прикован ко мне. Я бы добавила: восторженный взгляд.
– Что такого ты ему сделала? – прошептал Павел Фёдорович.
Откуда я знала? Я могла лишь предполагать, что за минувшие сутки я так похорошела, что моя красота потрясла даже замминистра.
В таком случае почему этого не замечают другие?
Между тем спортивный чиновник уже подбежал ко мне, схватил меня за руку с такой силой, что я чуть не потеряла равновесие, и воскликнул:
– Неужели сама Смирнова? Правда, мне казалось, ты ниже…
– Ну да… – промямлила я чуть слышно.
– Ещё раз, огромная тебе благодарность! – он начал снова трясти мою руку. Павел Фёдорович и Стрельцов-Удальцов больно сжали то место, где у меня находятся рёбра. – Прибежала, чтобы показать мастер-класс одноклассникам?
– Ну да… – промямлила я.
– Скромница, каких мало! – восхитился спортивный чиновник. – Другая бы на твоём месте… – И обратился к Павлу Фёдоровичу. – Наверное, ваша ученица?
– Представьте себе, да! – с напускной гордостью ответил физрук. Но я-то уловила в его голосе нотки растерянности. – Гордость школы!
– И не только! Города! – воскликнул замминистра и теперь уже пожимал руку Павлу Фёдоровичу.
Я пошатнулась. Ведь вместо четырёх рук меня теперь держали три! Если бы не бдительность Стрельцова-Удальцова, который вцепился в меня мёртвой хваткой, я бы точно потеряла равновесие.
– Пожалуй, ещё успею посмотреть на мастерство этой девочки. Это же фантастика!
У меня задрожали ноги. От охватившей меня слабости я едва стояла.
Замминистра не отрывал от меня взгляда. Если бы я была писателем, я бы, наверное, выразилась так: его глаза горели восхищённым огнём и прожигали меня насквозь. Так, что я почувствовала, как моя чёлка прилипает ко лбу!
– До чего же упорная девчонка! – продолжал он. – Знаю, знаю твою спортивную биографию! Ну что, пойдём на лёд, покажешь своё мастерство всему миру?
У меня пересохло во рту. Перед глазами появилась пелена, сквозь которую я с трудом различила уплывающего куда-то замминистра и всех, кто находился в поле моего зрения.
– Э-э-э… – послышался голос Павла Фёдоровича. – Знаете ли… э-э-э… – я первый раз слышала, чтобы голос физрука дрожал.
– Виктор Евгеньевич! – к замминистру подбежал запыхавшийся маленький человечек. – Вот вы где! А я вас ищу, ищу! Мы же опаздываем! Уже десять минут как должны быть в пути!
Замминистра взглянул на часы.
– Тьфу ты, вот досада! Время летит! Как жаль, что не смогу в очередной раз получить удовольствие! – разочарованно произнёс он и похлопал меня по плечу. – Берегите её! – сказал он Павлу Фёдоровичу, двинулся к выходу, потом обернулся и добавил: – Талантище неимоверное!
Физрук облегчённо вздохнул.
– Что это было? – растерянно спросил Стрельцов-Удальцов.
– Не знаю… – тихо сказал Павел Фёдорович, вытирая со лба пот. – Но то, что это талантище когда-нибудь доведёт меня до инфаркта, – это точно.
Всё безуспешно!
Какое-то время мы молчали, приходя в себя.
– И всё-таки, я ничего не понимаю, – продолжал Павел Фёдорович. – Может, Смирнова, объяснишь?
Я и сама ничего не понимала. Я не раз слышала, что мысль материальна, что нередко то, о чём мы мечтаем, сбывается. Получается, сбылось и теперь: мои воздушные пируэты на льду заметил и оценил сам замминистра по спорту. Только почему-то в моём случае следствие наступило раньше причины – до того как я продемонстрировала своё мастерство. Странно…
– Эй, талантище! Чё застыла как столб? – спросил Стрельцов-Удальцов и ущипнул меня за ухо.
– А, что?
– Да ну вас, я пошёл! Все наши давно катаются, а я как дурак тут с вами, – и исчез за дверями.
Без поддержки Стрельцова-Удальцова меня опять стало клонить в сторону.
– Стоять! – приказал Павел Фёдорович и крепко приобнял меня за талию. – Что ты решила?
В голове у меня заспорили два голоса. Один говорил, что неразумно идти на лёд на коньках на два размера больше. Другой назойливо напоминал о правиле 72 часов. И всё же я решила послушаться первого голоса и не испытывать судьбу, но не успела я об этом сказать, как откуда-то появился какой-то бородатый тип. Он стремительно подскочил на коньках к Павлу Фёдоровичу и хлопнул его по плечу.
– Привет, Паш! Что не переобуваешься?
– Ещё не успел.
Мужчина взглянул на меня снизу вверх.
– Какие-то проблемы?
– Всё окей, просто человек вот первый раз на каток пришёл.
– А, понял! – с энтузиазмом воскликнул бородач. – Беги переобувайся, а я выведу человека на лёд.
– Но она…
– Иди, иди, справлюсь!
На лице у Павла Фёдоровича промелькнула тревога, потом сомнение, потом – облегчение.
– Ну, пошли! – бородач схватил меня за локоть и потянул к выходу.
– Да я…
– Не волнуйся, научишься! Все мы когда-то первый раз выходили на лёд. Только ровно иди, не вались, ладно?
– Да у меня…
– О, Серёга! – окликнул бородач какого-то парня. – Бери девчонку под руку, надо помочь на лёд выйти. Первый раз на катке.
Серёга посмотрел на меня снизу вверх, хмыкнул и уцепился за второй локоть. Они потянули меня к выходу, и я ещё раз убедилась в том, что ботинки живут отдельной жизнью от ног, а лезвия – от ботинок и подгибаются то в одну, то в другую сторону.
– Ты ногами-то передвигай! – приказал бородач. – Мы что же, нести тебя должны?
Нести! Похоже, они и так меня несут!
Мы вышли, а точнее – меня вынесли из раздевалки, и я увидела перед собой сверкающую поверхность льда. Меня сковал ужас.
– Ну, пошла! – сказал бородач и вытолкнул меня вперёд.
Правая нога заскользила и поехала вправо, я стала терять равновесие, ещё немного – и я бы не удержалась, но в последний момент меня успели подхватить бородач и Серёга.
– Слышь, Серёга, – сказал бородач, – давай её на середину вытащим, пусть там тренируется.
– Может, лучше в раздевалку? – предложил Серёга. – Видишь, даже стоять не может.
– Нет, лучше на середину, – возразил бородач. – Пусть Пашка сам разбирается, что с ней делать. – Поехали! – приказал он мне. – Ну, что застыла? Корпус наклони! Наклони, говорю, корпус, вот как я… Несгибаемая какая-то! Ага, вот так… Теперь ноги… Ноги согни. А теперь скользи правой ногой, переноси на неё вес тела! Ну, давай, это же так просто!
Наклони корпус, согни ноги, скользи правой ногой…
Это были для меня всего лишь слова, которые я при всём желании не могла применить в своих огромных ботинках! Да если честно, я почти и не вслушивалась.
Я забыла о правиле 72 часов. Я забыла о том, что всё дело в моих психологических проблемах. Я забыла о том, что мысль материальна и что если я представила свой триумф на льду, то, значит, так оно и должно быть. Я поняла, насколько был прав Павел Фёдорович, когда отговаривал меня кататься на коньках на два размера больше!
Я хотела сказать об этом бородачу, но не могла произнести и слова, а они с Серёгой теперь уже чуть ли не волоком тащили меня на середину катка.
Я ничего не видела, кроме сверкающего льда, по которому я не скользила, а с трудом переставляла ноги, потому что лезвия коньков продолжали жить своей автономной, ни от кого не зависящей жизнью. Они подворачивались то в одну, то в другую сторону, и я уже стала бояться, как бы они вообще не оторвались от ботинок.
С каждым мгновением сил становилось всё меньше, и мне уже стало казаться, что ещё немного – и я упаду и больше никогда не смогу подняться.
– Наконец-то! – донёсся до меня голос бородача. – Приехали!
Я как будто бы очнулась.
Мы действительно добрались до самого центра катка.
Того самого центра, на котором я в своём воображении выделывала пируэты. Как же я была глупа!
Там, на периферии, было какое-то немыслимое движение: и взрослые, и дети легко катались на коньках, некоторые даже вперёд спиной, и только здесь был как будто бы пустынный островок. И на этом островке стояла я и двое мужчин, которые продолжали меня держать.
– Ну всё, – сказал бородач. – Мы своё дело сделали. Доставили тебя в безопасное место. Теперь пусть Пашка с тобой разбирается. Стой, не шевелись! Поехали, Серёга!