А если мы небезразличны друг другу, значит должны быть вместе! Хватит ему мучиться с этой Иркой и мучить меня!
Я представила, как Стрельцов-Удальцов после уроков берёт мой рюкзак (и свой, разумеется), и мы вместе выходим на улицу. Вслед нам с завистью смотрит Ирка, но мы не обращаем на неё никакого внимания! Мы говорим о галактической пыли, о чёрных дырах, о священной горе Алханай. В груди разлилось приятное тепло.
В общем, сегодня же дам понять Стрельцову-Удальцову, что он мне тоже небезразличен (правда, это я поняла только сейчас). Но… как? Написать записку «Я тебя тоже люблю!»? Не пойдёт. Опасно. Вдруг её перехватит кто-то другой? Та же Сыромятникова, например. Или Жеребцова.
Подойти и сказать об этом? Не стоит. Что же делать? Проторчав в Интернете до утра, я поняла, что есть только один выход: дать понять ему взглядом. Потому что взглядом, как выяснилось, можно выразить всё.
Волшебная сила взгляда
Я пришла в школу, вооружённая, наверное, самой полной информацией о силе взгляда. Ну, или почти самой полной.
Сначала я оценила ситуацию. Стрельцов-Удальцов сидел впереди меня, а потому я могла смотреть на него, а точнее, на его затылок, сколько угодно. Понятно, что, пока шли алгебра и русский, я не могла этого делать. Зато когда началась география, пришла пора применять свои знания по полной программе. Я уставилась на затылок Стрельцова-Удальцова. И как же я раньше не замечала, что его затылок так прекрасен! Что он лучше всех затылков в мире!
– Итак, ребята, вы уже знаете, что Африку населяют такие животные, как…
«Африка… Вот бы поехать со Стрельцовым-Удальцовым в Африку! Вдвоём! Он бы катался на слоне, а я бы – на жирафе, – думала я, не сводя взгляда с затылка Стрельцова-Удальцова. – Тогда я могла бы смотреть на него сколько угодно не только сзади, но и сбоку, и спереди…»
Стрельцов-Удальцов нервно заёрзал, начал озираться и, обернувшись, встретился со мной взглядом. Уши у него покраснели. Он отвернулся, потом снова обернулся и состроил страшную рожу.
Я улыбнулась и продолжала смотреть.
Сидящая впереди меня Жеребцова тихо хихикнула.
Стрельцов-Удальцов обернулся и показал мне язык. Я улыбнулась и продолжала смотреть.
Жеребцова легла на парту.
Стрельцов-Удальцов обернулся и покрутил указательным пальцем возле виска. Я улыбнулась и продолжала смотреть.
Плечи Жеребцовой мелко затряслись.
Стрельцов-Удальцов обернулся и показал мне кулак. Я улыбнулась и продолжала смотреть.
– Смирнова, Стрельцов-Удальцов, что происходит? – послышался голос географички. – Неужели на перемене нельзя наглядеться друг на друга?
Кто бы знал, как приятно было слышать такие слова! Теперь ни для кого не секрет, что у нас со Стрельцовым-Удальцовым особые отношения! Вот только Ирку Ильину немного жаль, она-то думает, что Стрельцов-Удальцов на самом деле неравнодушен к ней… Ну ничего, переживёт! Вон, у неё сколько поклонников – и Петров, и Бронников, и Перелыгин, и вообще все мальчишки из 5-х, 6-х и 7-х классов!
Стрельцов-Удальцов достал тетрадь, вырвал из неё листок и что-то на нём нацарапал. Наверное, решил отправить записку. Так и есть: сложил листок в несколько раз и передал Жеребцовой.
– Нет, это невыносимо! – рассердилась географичка. – Ещё одно замечание, и вызываю родителей. Тебе, Стрельцов-Удальцов, говорю, и не надо на меня так удивлённо смотреть!
Наконец, записка попала в мои руки. Прежде чем прочитать, я сделала вид, что уронила что-то под парту, и, наклонившись, прижалась к записке губами. Первая весточка от мальчика, который очень нравится.
Читать записку я не торопилась. Хотелось продлить предвкушение счастья. Теперь, несмотря на грозные предупреждения географички, стал озираться Стрельцов-Удальцов. Он выпучивал глаза, вытягивал в трубочку губы, а я любовалась им и думала, что когда человек нравится, он в любом виде кажется красивым. Даже когда пучит глаза и вытягивает губы в трубочку.
– Стрельцов, дневник мне на стол! И вечером жду твоих родителей! – пророкотала географичка.
Стрельцов-Удальцов положил дневник на учительский стол, возвращаясь, опять состроил мне страшную рожу и, опустившись на своё место, полез в рюкзак.
Эсэмэска от любимого
В сумке тоненько пискнул телефон. Раз и ещё раз! СМС-сообщение! Причём, сразу два! И оба от Стрельцова-Удальцова!
С бьющимся сердцем я открыла первую Эсэмэску. «Из-зотибярадитилей вызывают дура!». Во второй было написано: «Ты записку та прачитай. Чючило!» Ладно уж, так и быть. Я развернула листок. Там было накарякано: «Ты чё, Смирнова, в лопзахатела?». Я улыбнулась. Какой же он всё-таки ребёнок! Верно в Интернете написано: мальчишки взрослеют позже, чем девочки. И очень часто скрывают свои чувства за напускной грубостью.
«Бедный Стрельцов-Удальцов! – подумала я. – Как же он страдает! Ведь в Интернете пишут, что страдания от невыраженного чувства куда больше, чем от неразделённого!»
Я аккуратно сложила записку и сунула её в карман школьного платья.
Я оглядела класс. Впервые за все годы учёбы я поняла, какие всё-таки у нас все замечательные! Та же Сыромятникова, Жеребцова, Дондоков… А Ирка – чем же она плоха? Она же не виновата в том, что родилась красивой!
В груди стало тепло и непривычно спокойно. Вот, оказывается, как ощущает себя девочка, которая нравится мальчику, который ей тоже нравится! К концу урока я даже забыла про свой высокий рост, редкие зубы и косичку толщиной с мышиный хвостик. Я даже почувствовала себя… хорошенькой! Такой же, как Жеребцова и Сыромятникова. Как это, оказывается, приятно – быть хорошенькой! И когда я возвращалась из школы, то видела, что некоторые ребята как-то особенно на меня поглядывают, а один парень даже рот приоткрыл! Может быть, от восхищения?
Учусь элегантно падать
И всё же когда я пришла домой, поняла: что-то пошло не так. В Интернете ведь было написано, что отношения должны развиваться. Наверное, это означало, что Стрельцов-Удальцов должен был назначить мне свидание, пригласить в кино или, по крайней мере, пойти меня провожать. Но ничего этого не случилось. Значит, у него есть комплексы, которые мешают ему сделать первый шаг. Поэтому, наскоро пообедав, я опять вошла в поисковую систему Интернета. Ну конечно же, как же я сама не догадалась – всему виной разница в росте! Ведь Стрельцов-Удальцов чуть ли не на голову ниже меня. Мне-то что, а вот для него, наверное, это серьёзное препятствие. Что же делать? Во Всемирной паутине я нашла ответ и на этот вопрос. Словом, я теперь знала, что нужно сделать, чтобы Стрельцов-Удальцов почувствовал себя рядом со мной сильным и мужественным. Правда, к этому я должна основательно подготовиться, но чего не сделаешь для того, чтобы быть вместе с любимым!
На следующий день я не ждала, что Стрельцов-Удальцов пригласит меня в кино или пойдёт провожать из школы. Ведь понятно, что теперь всё зависит только от меня. «Ну, потерпи один день, – мысленно говорила я на уроках затылку Стрельцова-Удальцова, – завтра всё изменится. Завтра тебя ждёт сюрприз».
…Придя домой, я надела трико, встала посредине своей комнаты и… плашмя упала на пол. Раздался грохот. Неужели так гремит моё тело? После третьей попытки я поняла, что так оно и есть. Чтобы было немного мягче, я постелила на пол одеяло и продолжила тренировку. Болели бока и колени, но я падала, вставала и снова падала. А что оставалось делать, ведь за сегодняшний день надо научиться падать тихо и… элегантно.
Впрочем, я ни капельки не сомневалась, что всё получится. Ведь, по сравнению с перепрыгиванием через коня или козла, по сравнению с тем, как я осваивала катание на коньках (и ведь освоила!), научиться тихо и элегантно падать было сущим пустяком.
Пустяк-то пустяк, но на это ушло почти четыре часа непрерывных тренировок!
И вот результат: р-раз! – и я мгновенно оказывалась на полу почти бесшумно. Два! И я продолжала лежать, как подстреленный лебедь! Я представила себя со стороны и поняла, что это, наверное, очень красиво.
Перед сном я нарисовала штук пятнадцать затылков Стрельцова-Удальцова в разных ракурсах и разных размеров и, вдоволь налюбовавшись тем, что получилось, легла спать.
Но уснула только под утро. В воображении то и дело возникала одна и та же картина. Как будто бы я иду по школьному коридору, а навстречу – Стрельцов-Удальцов. Я подношу руку к виску, и в следующий момент элегантно и бесшумно падаю к его ногам. Ну прямо как настоящий подстреленный лебедь!
Стрельцов-Удальцов на несколько секунд застывает в одной позе, потом бросается ко мне, трясёт за плечо и взволнованно приговаривает:
– Смирнова, Смирнова! Что с тобой, Смирнова!
В его голосе слышны нотки отчаяния.
Я молчу. Только лёгкий стон вырывается из моей груди… Тогда он прикладывает ухо к моему животу и облегчённо вздыхает:
– У-ф-ф-ф! Кажется… бьётся.
– Что… бьётся? – слышится сверху голос Сыромятниковой.
– Что-что! Сердце бьётся, балда!
– Так оно же не в животе, а в груди! Причём, с левой стороны!
«Да какая разница, где у меня сердце! – думаю я. – Хоть в пояснице! Главное, тот, о ком я так долго мечтала, – совсем рядом. И не просто рядом, а прикасается ко мне ухом!»
Подстреленный лебедь
…Утро началось не очень удачно. Я не смогла преподнести сюрприз Стрельцову-Удальцову ни на первой перемене, ни на второй, ни на третьей. Он был то в окружении мальчишек, то болтал с Иркой Ильиной, то чуть ли не полчаса ел пирожки в столовой. «Наверное, это не мой день» – подумала я и к концу четвёртой перемены решила перенести всё назавтра.
Прозвенел звонок, и я вместе со всеми ринулась в класс. И тут произошло неожиданное. Я обо что-то запнулась, не удержалась, и теперь к моему лицу стремительно приближался… пол! Я судорожно пыталась схватиться то за чьё-то платье, то за чьи-то брюки – бесполезно! Всё случилось так внезапно и так быстро, что я совершенно забыла об отработанных вчера движениях, которые делали моё падение почти бесшумным и элегантным, а меня – похожей на подстреленного лебедя. Зазвенело в ушах, и сквозь этот звон откуда-то издалека донёсся смех. Казалось, смеётся вся школа, и громче всех – Стрельцов-Удальцов.