— Скажи, как ты это делаешь? — спросил он вождя. — Как узнаёшь то, чего знать не можешь? Объясни, ведь ты окончил Кембридж и получил докторскую степень!
— Да. Но по этнографии, а не оккультизму…
— Но не думаешь же ты, что деревянный идол читает мою судьбу и каким-то образом, через бездушное боевое весло, передает сведения тебе?!
Кахуранги помолчал.
— Но я действительно узнал то, что сказал! Это знание просто появилось у меня в голове! И знаешь, что я думаю?
Вождь замолчал в мучительном раздумье. Уоллес ждал окончания ответа. И он последовал:
— Я думаю, что великий Туматауэнк прочел твою судьбу и сообщил ее мне!
Уоллес выругался про себя, однако внешне не проявил никаких чувств. Молчание затягивалось.
— А сейчас пойдем, вернемся к нашему гостю, — произнес наконец Кахуранги.
Когда дощатые врата в капище бога маори Туматауэнка открылись, в помещение прорвались не очень мелодичные, отрывистые звуки музыки и речитатив песен. Как будто отдраили полутонную бронедверь противоатомного бункера. И это тоже удивило Уоллеса.
Из душной комнаты, пропитанной неприятными запахами и с такой же неприятной давящей атмосферой, они вышли на веранду. Здесь продолжалось веселье, Гафур был задумчив, хотя делал вид, что с интересом рассматривает танцующих девушек. Уоллес с Кахуранги заняли свои места, и развлечения гостей продолжались, но не очень долго, поскольку вождь дал команду переходить к обеду.
Окружающая обстановка и постоянное упоминание людоедства так подействовали на Гафура, что, когда накрывали на стол, он даже не удержался и, несмотря на свою обычную невозмутимость, спросил:
— А что, действительно вы до сих пор едите людей?
— Конечно нет, — ответил Кахуранги. — Это осталось в прошлом. Разве что в день совершеннолетия даем молодым мужчинам попробовать человечину. Маленький кусочек…
Но, посмотрев на лицо гостя, засмеялся:
— Шутка! Конечно, у нас давно нет каннибализма!
Какие выводы сделал из всего происходящего Гафур — неизвестно, но когда начался обед, он не притронулся к мясным блюдам, а для приличия только попробовал фрукты. Правда, после трапезы подали кальяны, и араб с удовольствием стал вдыхать пряный, необычный для себя дым. Через некоторое время он заметно расслабился и повеселел. Строгость сползла с лица, и из бездушного робота, выполняющего волю хозяина, он превратился в обычного человека.
— А скажите, у вас действительно здесь свои законы? — благодушно спросил он.
— Конечно! — кивнул вождь, выпуская густые клубы дыма.
— И полиция сюда не может приезжать?
— Не может. Кроме Энтони, мы не пускаем полицейских, — важно сказал Кахуранги.
— А если власти захотят арестовать вашего подданного?
— Без нашего согласия это невозможно!
— Неужели дело обстоит именно так?! — обратился Гафур к Уоллесу, который хотя и делал вид, что курит, но не затягивался.
— Чистая правда, — подтвердил сержант. — Но за всю историю не было ни одного случая, чтобы маори отказали полиции в доступе или выдаче подозреваемого.
— Да, это так! — кивнул Кахуранги. — Мы дружим с властями, и такова наша добрая воля. Но она может измениться! Правда, Тони?
— Несомненно! — кивнул Уоллес.
Словом, все были откровенны, расслаблены и довольны, настал подходящий момент для задушевных разговоров. Уоллес подал Кахуранги условный знак, и вождь оставил их наедине.
— Что значит это письмо из банка? — вдруг спросил Энтони. — Ну, то, которое вы оглашали на днях. Про пин-код французской гражданки, который откроет ей доступ к наследству Афолаби?
Тут же лицо обычного человека подтянулось, затвердело и снова превратилось в железную маску робота.
— Я не могу отвечать на эти вопросы, мистер Уоллес, — холодно ответил Гафур. — Попрошу не затрагивать темы, относящиеся к моим служебным обязанностям.
— Дело в том, что кое-какие моменты из этого письма меня заинтересовали, — продолжил Уоллес. — И я бы хотел оплатить услуги кого-нибудь, кто мне их прояснит.
— Боюсь, что вы выбрали не того человека, — выпрямившись и глядя как бы свысока на собеседника, который отнюдь не был ниже его, сказал Гафур. — Должен вам сказать, что на службе у шейха Касима, да пребудет он в раю, я достаточно хорошо зарабатывал!
— Но сейчас шейха Касима, к сожалению, нет, — отметил Уоллес. — И вам придется искать новую работу. А насколько я понимаю, это нелегкая задача.
И действительно, тут он был прав, потому что хорошо знал — верные одному шейху люди не ценятся всеми другими. Каждый должен вырастить своего собственного, покорного и полностью лояльного человека. Только на него он может рассчитывать. Поэтому со смертью шейха карьера Гафура закончилась. Но это напоминание не произвело желаемого результата.
— Я достаточно заработал у шейха Касима, — повторил он, — и мне нет необходимости нарушать слово верности, которое я дал ему много лет назад.
— Но я компенсирую ваши угрызения совести, — сказал Уоллес.
Гафур холодно усмехнулся.
— Вряд ли. У вас просто нет ничего такого, что могло бы перевесить мою преданность ушедшему от нас шейху.
— Вы ошибаетесь, — спокойно сказал Уоллес, и положил на стол сверкающий и переливающийся разными цветами бриллиант. — Знаете, сколько здесь карат?
Гафур бросил беглый взгляд.
— Около пятнадцати.
— Правильно. Я вижу, вы понимаете в этих вещах. — Уоллес положил рядом еще такой же кристаллик. — А этот?
— Примерно такой же.
— И оцените чистоту обоих. А также цветность и огранку.
— Да, я вижу, это хорошие камни. — В голосе Гафура появился интерес. И тогда Уоллес достал и положил рядом третий камень. На этот раз он ничего не говорил. Да говорить и не было необходимости. Гафур со своим обычным невозмутимым видом достал платок, чистый и отглаженный, которым недавно вытирал нос, развернул его, положил туда все три драгоценных камешка и, аккуратно завернув, сунул в карман. После чего, глядя сержанту в глаза, сказал:
— Банк Deposit Suisse в Цюрихе. Там хранится одна из частей активов ушедшего от нас друга шейха Касима, да успокоит Аллах его душу, — мистера Афолаби. И есть его завещание о том, что часть этой суммы, а она выражается в нескольких миллионах долларов, должна перейти к миссис Бойер. Но только в том случае, если она подтвердит свое право пин-кодом, который и является ключом доступа к ее богатству.
— Спасибо, — кивнул Уоллес. — Но вряд ли можно подозревать какую-то женщину в убийстве шейха…
Гафур только развел руками и поднял глаза к небу.
— А где же была его охрана? Где Саид? — Уоллес тут же понял, что сболтнул лишнее, но лицо араба осталось невозмутимым.
— При прежнем начальнике охраны шейх Касим был бы жив. У Саида был поединок с африканцем. Мадиба Окпара победил и занял его место…
Гафур замолчал, внимательно глядя на собеседника. Уоллес, в свою очередь, внимательно смотрел на него.
— История с трапом сразу показалась мне странной, — наконец нарушил молчание араб. — Но странности иногда случаются. Однако они никогда не повторяются!
В этом он был прав.
— А почему вы выбрали именно меня? — взгляд черных глаз сверлил как дрель, прорывающаяся сквозь телесную оболочку.
Но капитан DRM Жак Бойер под псевдонимом «Виктор» никогда никого не пускал в свою засекреченную душу и не собирался этого делать. На самом деле он не выбирал Гафура. Ему было все равно, с кем устанавливать контакт — с юристом, финансистом или личным секретарем шейха. Гафур совершенно случайно оказался в опасности, а следовательно, и здесь. Но зачем ему об этом знать? И вообще, для чего подтверждать подозрения? Подтвержденное превращается в факт, а неподтвержденное так и остается сомнительным домыслом…
— Человек ничего не выбирает, выбирает судьба, — туманно проговорил сержант Уоллес. И добавил: — А насчет вас я вообще ничего не знаю. Как я мог вас куда-то выбирать?
Гафур кивнул.
— У нас есть поговорка: «Кто знает — молчит. Кто говорит — не знает!» Думаю, мы друг друга поняли. Хотя и не совсем. Все, о чем мне рассказал вождь, включая внезапное богатство, можно объяснить. Все, кроме одного: откуда он узнал, что я собираюсь жениться на Равиле и беспокоюсь — даст ли согласие семья? Об этом не знает никто в Новой Зеландии! Да и у меня на родине — только несколько человек…
Уоллес пожал плечами.
— Мне тоже не все понятно. Похоже, ему действительно кое-что рассказывает Туматауэнк…
Гафур кольнул его пронизывающим взглядом — нет ли тут насмешки? Но Уоллес был совершенно искренен.
Араб встал.
— Спасибо за интересную поездку. А сейчас я бы хотел вернуться в город. Завтра мы возвращаемся в Нефтяное Королевство.
— Что ж, поедем, — покладисто кивнул Уоллес и тоже поднялся. — Только попрощаемся с Кахуранги.
Заметив, что гости собираются, на веранде появился Анару.
— Вождь отдыхает, — пояснил он, — и попросил своего кровного брата подняться к нему.
Жилище Кахуранги находилось на втором этаже. Сам хозяин сидел в просторном кабинете за письменным столом перед компьютером. Он переоделся в джинсы, фланелевую рубашку, твидовый пиджак с кожаными налокотниками и кроссовки. Рядом в металлической этажерке стояло многофункциональное устройство Canon, объединяющее ксерокс, принтер и сканер, лежали спутниковые и мобильные телефоны. В стойке у стены тускло блестели карабин и два дробовика. Над ними висел большой плоский телевизор, спутниковая антенна была закреплена на задней стене дома, чтобы не бросалась в глаза. Как знал Уоллес, все маори, имеющие телевизоры, маскировали свои антенны, чтобы не нарушать атмосферу первобытной дикости.
На экране компьютера виднелись какие-то таблицы, графики и цветные диаграммы. Но, заслышав шаги, вождь оторвался от работы и поднялся навстречу вошедшему.
— Извини, брат, дела по бизнесу. В порту застрял танкер, который должен был вчера уйти в Сидней…
В цивильной одежде, среди привычных аксессуаров двадцать первого века, его лицо со шрамированной татуировкой из тринадцатого столетия производило диковатое впечатление, особенно при первой встрече. Казалось, что образ человека давно ушедшей эпохи перенесли в сегодняшний день и надели на современника.