Заперев железную секцию шкафчика для одежды, он поднялся на второй этаж и зашел к начальнику.
Герман Бауэр — массивный мужчина с крупными чертами лица — сидел в своем кресле и без особого интереса читал свежие протоколы, время от времени делая на них какие-то пометки и расписываясь. Дверь на балкон была, как всегда, открыта, с улицы задувал свежий, океанский, даже на запах соленый ветерок.
— Как отработал, Тони? — подняв голову, спросил начальник.
— Без особых происшествий, — сказал тот. — Как всегда.
— Ну хорошо. У тебя какие-то проблемы?
— Никаких. Хочу поменяться дежурствами с Диасом. Думаем в субботу съездить с Оливией на острова, порыбачить. Диас согласен, Джонсон не возражает…
Бауэр добродушно улыбнулся.
— Я тоже возражать не буду. К твоей работе нет претензий. Поезжайте, отдохните. Как Оливия?
— Все нормально. Поехала на ферму, привезет свежие продукты. Заходите на обед.
— Спасибо! У нее всегда отменная кухня…
Это была правда. Многие полицейские обедали в «Веселом попугае» и все оставались довольны. Вряд ли только из-за небольшой скидки.
Неожиданно ожила стоящая на столе рация. Замигал зеленый огонек вызова, раздался тональный сигнал. Начальник щелкнул тумблером.
— Полиция Порт Ауэрто, Бауэр!
— У нас тревога — побег! — наполнил кабинет усиленный динамиком встревоженный голос. — Несколько конвоиров убиты, бежали шесть заключенных, они вооружены! По предварительным данным, двигаются к городу!
— Что-что?! — переспросил Бауэр. Он оторопел, даже пот на лбу выступил — таких чрезвычайных происшествий за последние три-четыре года практически не происходило. Во всяком случае, в памяти они не остались. Но он не ослышался, и дежурный тюрьмы повторил свое сообщение слово в слово.
— Черт! — нахмурился Уоллес. — Оливия должна ехать по той же дороге!
Но начальник пропустил его слова мимо ушей. Он щелкнул клавишей селектора:
— Побег из тюрьмы, поднять всех, полная экипировка и вооружение, сбор внизу через десять минут! Патрульных снять с маршрутов и выдвинуть на дорогу в город! Беглецы вооружены, работать жестко!
После этого перевел взгляд на Уоллеса.
— Ты что-то сказал?
— Да, сказал. Оливия в том районе. Я тоже поеду!
— Давай! С ними не церемониться! Хотя ты в этом и не замечен… Действуй!
Уоллес направился было к двери, но тут зазвонил его мобильник.
— Оли! — тревожно крикнул он в трубку. — Рядом с тобой шестеро заключенных бежали из тюрьмы. Они вооружены и опасны. Лучше пересиди на ферме!
Оливия что-то говорила в ответ, и по мере того, как он слушал, выражение лица менялось, принимая радостный и вместе с тем удивленный вид. Надо сказать, что нечасто невозмутимый сержант проявлял внешне такие чувства.
— Ну хорошо, — сказал он, переводя дух. — Тогда езжай в участок, я подожду тебя здесь. Надо будет дать показания…
И, отключившись, повернулся к ожидающему пояснений начальнику.
— Они напали на Оливию. Она их перестреляла, почти всех.
— Как перестреляла?!
— Помните, я оформлял ей лицензию на пистолет? Вы тогда говорили, что женщинам здесь бояться нечего. А оказалось, что он пригодился!
— Подробней! Что она тебе сказала?!
— Что она везет мясо, сыр, колбасу, боится, что они испортятся, и скоро будет здесь. Про это я вам уже говорил…
Бауэр промокнул лоб большим клетчатым платком.
— Неужели она выполнила нашу работу?! Застрелила… Хм… Скольких она… обезвредила?
— Не знаю, — пожал плечами Уоллес. — Думаю, и Оливия вряд ли их считала. Отстрелялась и уехала.
— Ну-ну, — неопределенно сказал начальник. — Я знал, что она великолепная кулинарка, но… — Он оборвал фразу. — Ладно, подождем приезда миссис Уоллес!
Дом Уоллесов располагался в нескольких километрах от города. Район не относился к престижным, напротив — имел дурную репутацию, когда-то его даже называли Побережьем Бродяг, но его отдаленность от города и уединенность устраивали хозяев. Тем более что он постепенно стряхивал лохмотья прошлого и застраивался нормальными коттеджами.
Жилище Уоллеса стояло во втором ряду от океана. Но бунгало первого ряда не закрывало обзора — это была развалюха, сделанная из фанеры и картона, в которой никто не жил. Стояла она с незапамятных времен и была полуразрушенной. Раньше в ней собирались бродяги, но Тони их отвадил. Он собирался выкупить эту лачугу и расширить свой участок. Три года назад он купил такую же хижину, сломал и на ее месте выстроил необычный для здешних мест двухэтажный особняк из кирпича, с огромным подвалом, о котором мало кто знал. В подвале находился небольшой тир и секретная комната-сейф, в которых богатые люди обычно хранят драгоценности и антиквариат. Семья Уоллесов официально не относилась к числу богачей, и для чего им секретная комната, а тем более тир, вряд ли можно было правдоподобно объяснить. Ну а чтобы таких объяснений давать не приходилось, их никому и не показывали. Это вполне укладывалось в обычаи города — вести замкнутый образ жизни и не принимать гостей.
На сегодня с формальностями было покончено. Оливия дала показания в участке, потом они поужинали в «Веселом попугае» говяжьими стейками, которые еще утром паслись на зеленых лужайках их фермы. Аппетит и у Тони, и у Оливии был отменным, может быть, поэтому никакого привкуса в мясе они не почувствовали, обсудили это обстоятельство и пришли к выводу, что посторонняя трава отражается только на вкусе баранины.
Сейчас они сидели на веранде второго этажа, любовались океаном, двумя островами с раскидистыми пальмами на фоне заходящего солнца, пили густое «Пино-нуар» из черного винограда, закусывали свежеизготовленным пармезаном с оливками и расслаблено беседовали. Все так, как они любили. Что может быть лучше, чем мир и лад в семье, когда супруги в уютной домашней обстановке неторопливо обсуждают обыденные вопросы прошедшего дня? И неважно, что в обличии супругов Уоллес находятся личности совсем других людей: ведь они живут в мире, где правят бал правдивая ложь и лживая правда, а жизни могут быть настоящими и иллюзорными, причем иногда они переплетаются так, что их легко перепутать. Иллюзорной может быть самая настоящая жизнь обычного труженика средней руки, который наивно или расчетливо, чтобы произвести впечатление, выдает себя за состоятельного плейбоя, гурмана и любителя живописи. И наоборот — настоящая жизнь может быть иллюзорной, это «легенда» секретного сотрудника, не имеющая ничего общего с его биографией. Все дело в том, как воспринимают ту или иную жизнь окружающие и какие последствия может вызвать разоблачение: в первом случае — снисходительный или оскорбительный смех, во втором — тюрьма на долгие годы, а в некоторых странах и лишение обеих жизней: как иллюзорной, так и настоящей…
Те, что жили сейчас жизнью супругов Уоллес, всё это хорошо знали, но сейчас они могли не опасаться расшифровки и чувствовали себя свободно.
— Зачем ты положила всех четверых? — спросил «Виктор».
— Не всех, я видела только четверых, — исчерпывающе и точно ответила «Сьюзен». — Кого увидела, того и положила…
— Если бы ты отстрелялась и уехала, ранив одного или двоих, это бы выглядело по-другому. А четверо… — «Виктор» почесал в затылке.
— Может, не надо было объявляться? Уехала — и все…
— Если бы воспользовалась «левым» стволом… А так… У тебя у одной «вальтер». Все, у кого тут есть оружие, предпочитают современные образцы.
— Да, я привыкла к своей игрушке, — мило улыбнулась «Сьюзен». — Как, впрочем, и ты к своему зверю.
— Точно. Я ведь начинал в группе вмешательства Национальной жандармерии, а там уже полвека пользуются «мануринами». Считают, что он самый безотказный револьвер в мире и с самым высоким останавливающим действием…
— Это, конечно, преувеличение. А шестизарядники отжили свой век…
— Недаром говорят: если не хватит шести, не хватит и тридцати шести! В «вальтере» — восемь, разница небольшая… Мы же не воюем. Ты сама знаешь, сколько патронов расходуется в средней перестрелке.
— Три с половиной. Можно округлить в любую сторону.
— Ну вот. Кто хочет иметь запас для настоящего боя, обзаводится «глоками», «береттами» или двадцатизарядными русскими «стечкиными»… А то, что «манурины» стреляют без поломок все пятьдесят лет, — это факт. К тому же одна их пуля валит с ног любого. Почти все потом не встают.
— А правда, что при приеме в группу вмешательства новичка испытывают выстрелом в грудь?
— Правда. В тяжелом жилете, с двадцати метров.
— И ты устоял на ногах?
— Нет. Но сразу вскочил. — Он машинально потер грудь. — Будто лошадь лягнула.
— А тебя и лошади лягали?
— К счастью, обошлось. Но думаю, что копыто оставило бы такой же синяк.
— Лошади, копыта, триста пятьдесят седьмые магнумы… — «Сьюзен» допила свой бокал. — Мой малыш весит вдвое меньше, но сработал отлично! А что четверо… Думаю, все обойдется. В конце концов, совершенно очевидно, что они напали на меня, а не я на них. И очень хорошо, что это не те, на кого мы могли подумать.
— Да, — подтвердил «Виктор». — В данном случае все ясно и подозрений не остается. Впрочем, я думаю, нам здесь нечего опасаться. Ни Пьер Фуке, ни другие наши коллеги в такую даль вряд ли поедут…
— Расстояние их не остановит, — сказала «Сьюзен», и это была чистая правда. — Просто для того, чтобы искать нас здесь, надо иметь какую-то зацепку. Люди полковника Кассе не могут хаотично рыскать по всему миру. Так же, как и наши друзья из Аль Каиды. Они должны получить какой-то сигнал. Например, старый знакомый случайно встретил тебя на улице во время патрулирования, кто-то зашел в «Веселый попугай» и опознал меня…
— Верно, — кивнул «Виктор». — Но шансы на это равны нулю. Миграции практически нет, туристы в основном живут на Северном острове, транзитники отсутствуют начисто, а приезжих интересуют только поселки маори… За последнее время у нас селились лишь работяги, прибывшие из разных стран, где они не смогли устроить свою жизнь. Но их нам опасаться тоже не стоит, тем более что мы никак не привлекаем к себе внимания.