44, Америки, России и т. д. <…> В Италии создан комитет, который через органы печати занимается выработкой положительного общественного мнения по отношению к нашим идеям, сбором средств и всем, что способствует успеху предприятия45.
<…> Старик46 болен, болен уже три недели. Вновь вернулся к своей старой идее и объявил, что евреи не единый народ и что они должны жить в тех странах, где живут, и защищать самих себя. Расстались, когда он вбил себе это в голову. Думаю, что главное сейчас предотвратить национальную замкнутость итальянских евреев, потому что в этом случае в опасности окажутся их гражданские права. Я постараюсь повлиять на него с помощью Тривиса, Барзилая и других, чтобы заручиться его симпатиями и помощью нашему делу. Время дорого. Еще неделю я здесь. Жду от Вас телеграммы с сообщением, находитесь ли Вы в Лондоне. После встречи со швейцарцами отправлюсь к Вам.
Крепко жму руку.
П. Рутенберг
Отношений Рутенберга с Вейцманом мы в дальнейшем еще коснемся. Забегая вперед, следует сказать, что в разные времена они бывали то более, то менее напряженными, почти всегда имея характер скрытого или явного недружелюбия (Lipsky 1956: 127; Shaltiel 1990,1: 119-27; 275-94). В отличие, скажем, от отношений Рутенберга с Жаботинским, который в сознании сионистов остался военным вождем, создателем Еврейского легиона (о Рутенберге и Жаботинском см.: Ramba 1942; Zaltsman 1942).
Впервые Рутенберг и Жаботинский встретились в апреле 1915 г. Жаботинский в своих воспоминаниях пишет об этом так:
Утром, вернувшись из Александрии <где был утвержден Еврейский легион>, я застал телеграмму из Генуи. Подпись была: «Рутенберг». Он спрашивал, могу ли я с ним повидаться и где. Его имя и биографию я, конечно, знал; ни разу с ним еще не виделся, но в Риме, еще до моего отъезда в Египет, мне сказал однажды A.B. Амфитеатров:
– Угадайте, кто теперь сильно заинтересовался сионизмом? Петр Моисеевич Рутенберг. Он говорит, что вмешательство Турции в войну открывает перед евреями блестящие возможности, и, по-моему, он теперь носится с важными планами. У него тут, кстати, большие связи в правительственных кругах, и во Франции тоже (Жаботинский 1985/1928: 120-21).
Новость, сообщенная Амфитеатровым в приведенной выше корреспонденции «Русского слова», была, судя по всему, получена им из первых рук – от Жаботинского: встреча последнего с Рутенбергом в Бриндизи совпала по времени с телеграммой И. Трумпельдора об утверждении Еврейского легиона англичанами. Жаботинский в «Слове о полку» далее пишет:
В средних числах апреля, в Бриндизи, я встретился с Рутенбергом – там же застал телеграмму от Трумпельдора:
«Предложение Максвелла принято» (там же: 121).
«Средние числа апреля» Жаботинского и 2 апреля, когда «Русское слово» опубликовало информацию своего итальянского корреспондента, представляют собой, по всей видимости, одну и ту же дату – с разницей западного и российского календаря (новый и старый стиль).
В Бриндизи, как пишет Жаботинский, они пришли с Рутенбергом к трем выводам:
Первый вывод: создать контингент – дело вполне возможное; человеческий материал найдется – в Англии, во Франции, в нейтральных странах околачиваются сотни и тысячи еврейской молодежи, по большей части российского происхождения, в штатском платье; и хоть Америка далеко, а все-таки есть и Америка.
Второй вывод: лучший партнер для нас, конечно Англия, в этом отношении александрийские волонтеры наши поступили правильно; но «лучший» не значит «единственный». Италия вся ходуном ходит, порываясь воевать, и скоро сорвется; а Италия и тогда, в то время, когда о Муссолини еще никто не думал, уже успела развить в себе здоровье и широкий аппетит ко всем побережьям Средиземного моря. Еще важнее Франция: для нее Палестина и Сирия – мечта пяти столетий, если не больше. Поэтому надо пробовать всюду: в Лондоне, в Париже, в Риме.
Третий вывод: в Риме будем работать вдвоем; потом мне ехать в Париж и в Лондон, а Рутенбергу – в Америку (Жаботинский 1985/28:126-27).
Как наметили, так и поступили: в июне 1915 г. Рутенберг отплыл в США вслед отправившемуся туда на полгода раньше Б. Борохову. Последний, войдя в состав ЦК американской Поалей-Цион., развернул активную агитацию среди американского еврейства за цели, которые он и Рутенберг сформулировали еще в Италии и которые в Италии осуществить не удалось. Задача сводилась к организации Еврейского легиона и созыву Всемирного еврейского конгресса, который определил бы пути борьбы за Палестину.
В одной из своих статей, «Свои и чужие евреи в Италии», опубликованной в «Di varhayt» от 22 мая 1915 г., Борохов подводил своеобразный итог деятельности Рутенберга в Италии: рассказывал о миланском «Pro causa ebraica», в работе которого сам принимал участие, говорил об успешности этой работы, хотя и подчеркивал, что Италия оказалась не самой удачной страной, где еврейский энтузиазм позволил бы осуществиться сионистским планам. Статья начиналась с опровержения «нелепых слухов о "еврейских легионах” которые будто бы создаются в Италии, чтобы с оружием в руках завоевать Эрец-Исраэль для еврейского народа», и завершалась следующим резюме:
Вот вкратце штрихи нового движения, которое начинается в Италии в пользу прав евреев и в пользу сионизма. Надеюсь, читателю ясно из приведенных фактов, что вся эта история со «студенческим легионом» для освобождения Эрец-Исраэль под руководством Рутенберга – «бабские сказки». Это одна из тех нелепых сенсаций, которая кем-то распространяется просто так или с провокационными целями. Никаких «легионов», и никаких авантюр в Италии не планируется. Мы только можем позавидовать итальянским евреям, что они так быстро и легко сорганизовались для нужной политической работы, пока мы, американские евреи, продолжаем только говорить и дискутировать. Честное слово, приятно жить в стране, где нет дипломатического «яхудим» и мудреных «геноссен»… (Borochov 1915: 3).
Несмотря на то что итальянские евреи «так быстро и легко сорганизовались для нужной политической работы», последняя фраза Борохова не была полностью свободной от иронии: отсутствие «дипломатического "яхудим”» («яхудим» – евреи) и «мудреных "геноссен”» («товарищей»), ставка на Италию как на страну, в которой могли полностью воплотиться рутенберговские замыслы, оказалась нереальной.
Отплытию Рутенберга в Америку соответствовал отъезд Жаботинского в Англию. Спустя неделю после их с Рутенбегом встречи, 22 апреля, он писал Амфитеатрову из Лондона:
Многоуважаемый Александр Валентинович.
Примите привет из Лондона. Здесь война абсолютно не чувствуется, да и Париж значительно повеселел по сравнению с октябрем, когда я его впервые видел. Если бы наши амфитрионы не задерживали и не мешали, все было бы хорошо. Скажите им ради Бога, чтобы наконец снялись с якоря, а то они даже мне, частному человеку, мешают дело делать. Ваши телеграммы об итальянском филосионизме вызвали целый переполох в России, включая в это понятие и Нью-Йорк, т. е. его еврейские кварталы. Наши все очень Вам благодарны, и я в их числе. <…> (Жаботинский 1992: 212).
Позднее в цитировавшейся выше книге «Стена Плача и Стена Нерушимая» Амфитеатров следующим образом выразил отношении к сионистской борьбе и к самим сионистам:
Я очень сочувствую сионистам. Из вождей их хорошо знал В.Е. Жаботинского и П.М. Рутенберга, увлекательных романтиков этого движения. Ради сионизма первый забросил превосходно начатую карьеру русского публициста, а второй покинул ряды русской революции после многолетнего ей служения: ведь этот самый Рутенберг организовал убийство Гапона. Территориальные планы сионистов всегда казались мне сомнительными к практическому осуществлению, но резонными в теории: раз еврейское государство нужно, то где же и зиждеться ему, как не в Палестине? Энергия сионистов (поразительно настойчивая, талантливая и, прямо сказать, героическая, ибо побеждать ей приходилось не только сопротивление врагов, но чуть ли не пуще предубеждения своих) успела добиться цели. Англия дала евреям если не самостоятельное государство, то эмбрион его (Амфитеатров 1931: 50-1).
О том, как продвигались дела с Еврейским легионом, Жаботинский, между прочим, информировал и других деятелей русской культуры, в частности З.А. Венгерову, известного литературного критика, историка литературы и переводчика, сестру С.А. Венгерова. 27 октября 1916 г. он писал ей из Лондона (Отряд погонщиков мулов к этому времени был распущен, а 38-й батальон королевских стрелков еще не сформировался):
Дорогая Зинаида Афанасьевна,
Мне так больно, что я Вас не проводил. У меня осталось впечатление, что Вы не едете в тот день. Конечно, ясноо впечатление могло получиться только у «замороченного» человека. Кратко докладываю, что из легиона ничего не вышло. Надо было бы все бросить, но друзья решили пока удержать газету в форме еженедельника47 и «wait and see»48. Мне все надоело. Р<усские> Вед<омости> еще не ответили мне, освобожден ли я. Вероятно, придется поступить здесь. Моя семья живет в Аккерманском уезде, близко от Добруд-жи, и я не знаю о них ничего. Настроение мое понятно.
Не забудьте позвонить С.Д. Зальцману49. Я думаю, рукопись давно у него. Скажите ему, что сюда приехал Трумпельдор, и он тоже пришлет предисловие с документами.
Крепко жму Вашу руку.
Ваш В. Жаботинский
3, Justice Walk, Chelsea50
В отсутствие Рутенберга и главный почет, и основная расплата за Еврейский легион достались Жаботинскому. Говоря о расплате, мы имеем в виду мнение известной части сионистов (среди них Бен-Гуриона, Бен-Цви и др.), которые полагали, что создание еврейского военного формирования приведет к ужесточению отношения турецких властей к еврейскому населению Палестины, преследованиям и в конце концов выселению в Египет. Это мнение, в основе которого лежал типичный «страх иудейский», высказывал и живший в ту пору в