Тем временем Евсеев был уже у стены. С башен по нему стреляли французы. Русские стрелки в ответ дали залп по башням. Одного француза вроде подстрелили. А может это он сам так резко вниз сиганул, опасаясь словить пулю. Толком Кондрат так и не разобрал. Прогремел взрыв.
Вот он по-настоящему прогремел. Аж земля под ногами ходуном заходила. Кондрат едва устоял на ногах. Такой бабах в его представлении должен был бы смести весь поселок с лица земли, однако тот каким-то чудом уцелел. Собственно, устояла даже стена. Заряд лишь расколол ее, проделав трещину, через которую едва мог проскочить один человек. Первый же стрелок, который попробовал сделать это, словил пулю и повалился на землю. Бородатый пионер двумя руками швырнул внутрь здоровенную гранату. Бабахнуло скромно, зато второй стрелок проскочил живым.
За ним последовали и другие. Самые нетерпеливые карабкались на стену. Кондрат с подачи графа посчитал это недостойным себя, и дождался своей очереди к пролому. Внутри уже вовсю шел бой. Люди в зеленых и синих мундирах сновали между домиками, сходясь в коротких жестоких схватках. То тут, то там мелькали спасающиеся от битвы мирные жители. Впрочем, некоторые из них были с оружием. Один даже пальнул в сторону Кондрата.
— Что за черт?! — воскликнул он.
— Местное ополчение, — отозвался Медведев, метким выстрелом укладывая ополченца на землю. — Похоже, они тоже против нас.
Ополченцев отличали ярко-синие береты и черные ленты через плечо поверх одежды. По словам Медведева, от них было больше беспокойства, чем проблем, однако они стреляли и их пули, скорее всего, мало чем отличались от французских. Кондрат тоже палил из пистолета. Расстрелял практически весь боезапас. Одна пуля осталась. «Застрелиться нафиг», — мрачно подумал Кондрат.
Разок пришлось помахать саблей. Выручили наработанные рефлексы графа. Когда француз кинулся на него с явным намерением проткнуть офицера штыком, Кондрат выхватил саблю, отразил выпад и рубанул мерзавца еще до того, как осознал, что происходит. Не убил. Француз остался лежать, зажимая рукой рану, а Кондрат поспешил дальше. Он уже полностью перестал ориентироваться в хаосе боя и старался просто держаться поближе к своим, в надежде, что солдаты-то должны знать военную науку. Их этому специально учили.
Метания по полю боя привели Кондрата к двухэтажному каменному особняку. Над входом висел треугольный щит. Верхняя половина была ярко-синей, нижняя — матово-черной. Те же цвета, что и у ополченцев.
«Не иначе штаб», — подумал Кондрат, и скомандовал ближайшим стрелкам:
— Захватить этот дом!
Вход охраняли двое ополченцев. Одного тотчас застрелили, другого закололи штыками. Бедняга что-то кричал по-немецки. Возможно, просил пощады. Кондрат испытал укол совести. Его стрелки тем временем без сантиментов высадили дверь и ринулись внутрь. Когда Кондрат последовал за ними, дом уже пал.
В комнате на втором этаже стрелки взяли пленных. Один — почтенный господин в дорогом костюме тех же сине-черных цветов, другой — худощавый юноша в порванном камзоле. Позади них, точно стражи, выстроились вдоль стены надраенные до блеска рыцарские доспехи. Их шлемы увенчивали пышные плюмажи тех же черных и синих цветов.
Увидев офицера, почтенный господин шагнул вперед, и что-то сказал. Кондрат помотал головой.
— Я не понимаю вас, — произнес он по-французски.
В этом мире он считался за международный. Господин уверенно перешел на французский. Как оказалось, сам он был лордом всего Ясенбаха и его очень удручал разгром русскими солдатами его владений.
— Тогда не надо было размещать в своих владениях враждебных нам французов, — резко ответил Кондрат. — И уж тем более затевать охоту на российских офицеров. Вы арестованы.
Глава 9
Как и надеялся Кондрат, солдаты прекрасно справились без него. С другой стороны, идея вломиться внутрь через стену принадлежала всё-таки ему. Классическая перестрелка у ворот могла бы продолжаться долго и не факт, что успешно. У французов на площади за воротами стояла мортира, которая могла послужить отличным противовесом русским пушкам. Правда, к ней оказалась всего пара зарядов, но и те, удачно попав, могли нанести серьезный урон. Здешняя тактика предполагала сомкнутый строй стрелков. Так они могли нанести максимальный урон своим залпом, однако и им самим прилетало по максимуму.
Зато прорыв через стену оказался для французов полнейшим сюрпризом. Они растерялись. Поначалу в бой вступали лишь отдельные бойцы, оказавшиеся рядом с проломом, а к тому времени, когда французский офицер догадался отправить отряд к нему, было уже поздно. В итоге французов прижали к воротам и те, потеряв мортиру, не стали геройствовать и сдались.
Ополченцы сопротивлялись несколько дольше, хотя фактически больше тянули время, пусть и безуспешно. Пионеры разбирали их импровизированные баррикады быстрее, чем ополченцы их возводили, и взламывали двери быстрее, чем ополченцы из запирали. Всех, кто не сдался — перебили без всякой жалости. К легкому удивлению Кондрата, к ополченцам его бойцы относились куда хуже, чем к французам. Память графа подсказала, что, возможно, это потому что французы — враги политические, а эти — добровольные. Впрочем, тогда Кондрату было не до нюансов воинской этики.
— Политика — это я понимаю, — говорил он лорду и французскому офицеру, стоя перед ними в просторном холле городской ратуши. — Но охотник-убийца — это уже перебор. Вы не находите?
— Это война, месье, — ответил офицер.
— Формально ее нет, месье, — напомнил Кондрат.
Офицер усмехнулся, и кивнул.
— Да, это пограничный инцидент, — сказал он. — За который нам обоим влетит от начальства. Но, месье, солдаты тут погибают точно так же, как и на обычной войне, и если кто-то взялся убивать ваших, то должен ли я возражать?
К слову сказать, по части погибших он был прав. После штурма на здешнем кладбище упокоилось аж с полсотни человек. Серьезная вышла баталия. Впрочем, большую часть погибших составили ополченцы. Однако были там и французы, и русские. Хоронили всех рядом. Мертвым делить нечего. А вот живые в лице Кондрата хотели бы больше определенности в правилах местной войны. Он вперил максимально строгий взгляд в лорда. Тот поник под ним, как жалкий росток под палящим солнцем.
— Это не мой охотник, господин офицер, — поспешил заверить он Кондрата. — Мне вообще было обещано, что никаких эксцессов не будет.
— А могу я узнать, кто тут раздает столь опрометчивые обещания? — поинтересовался Кондрат.
Лорд опасливо оглянулся на стоявших рядом русских солдат. До состояния «мать не узнает» его еще не поколотили, но саму идею до адресата определенно уже довели.
— Это всё господин Фламербах, — поспешно ответил лорд. — Он гарантировал, что они, — тут он кивнул на француза. — Займут ущелье до того, как русские об этом пронюхают, а потом будет уже поздно.
Офицер смерил его не самым восторженным взглядом.
— Но кто-то из ваших нас предупредил, — негромко произнес Кондрат.
Не то чтобы он собирался сдавать неизвестного благодетеля, само выскочило на волне осмысления ситуации. В глазах лорда полыхнуло нечто, отдаленно похожее на гордость.
— Исключено! — заявил он. — Мои люди никогда бы не предали меня.
Учитывая, как дралось ополчение, Кондрат был склонен ему поверить. Хотя, конечно, в семье не без урода, как говорится. Но в то, что кто-то из французов преисполнился невиданного благородства и предупредил противника о нарушении неписанных соглашений, верилось еще меньше. Впрочем, Кондрат в свое время перечитал немало приключенческих романов и мысль о третьей стороне в конфликте пришла практически мгновенно. В исторических книгах она так и вовсе была чуть ли не обязательным элементом любой приличной интриги.
— Скажите-ка, — медленно, всё еще додумывая мысль, произнес Кондрат. — А я правильно понимаю: этот господин Фламербах — он ведь не местный?
Взгляд французского офицера тотчас вперился в лорда, и симпатии в нём вообще не осталось ни на грош. Выглядело так, будто бы сообразил всё вперед Кондрата. Лорд вздохнул, и едва заметно помотал головой.
— Тогда последний вопрос, — произнес Кондрат; мозаика в его голове уже почти сложилась. — Фламербах, часом, сам не охотник?
И он нисколько не удивился, услышав, что этот тип почитался лучшим охотником в Рулитании.
— Тысяча чертей! — взорвался француз. — Да этот же Фламербах и убедил нас занять ущелье. Сто лет эта дыра никому не нужна была, так нашел, каналья, нужные слова!
На словах «эта дыра» лорд гневно вскинулся, но вслух ничего озвучить не рискнул.
— Спасибо, месье, — сказал Кондрат.
— Не за что, — резко и четко произнес француз. — Он же стравил нас, чтобы выманить дичь и поохотиться, а французские солдаты заплатили за это своими жизнями. Если мои слова помогут вам покончить с этим охотником, я в вашем распоряжении.
Кондрат тотчас со всей вежливостью принял его предложение, и заполучил словесное описание Фламербаха. Описание было полным и четким. Правда, пока что это мало что давало Кондрату.
Такого человека граф Горский то ли не встречал, то ли напрочь не запомнил. Разве что рост и телосложение вполне вписывались в тепловой след убийцы, однако Кондрат уже и так не сомневался, что ночной охотник и Фламербах — одно и то же лицо. К сожалению, на этом помощь от француза закончилась. Лично он в переговорах Фламербаха с его начальством не участвовал, и потому подробностей не знал. Однако с его помощью мозаика сложилась окончательно, а кроме того Кондрат-студент вообще всегда руководствовался правилом: «заводи друзей, а не врагов», поэтому он очень вежливо поблагодарил офицера, после чего приказал отпустить его и его людей, вернув им, как тут заведено, оружие без боеприпасов.
— А вы останетесь под арестом, — сказал Кондрат лорду. — Пока я не выясню, что за игру ведет ваш приятель Фламербах.
Лорд угрюмо проворчал, что в таком случае он проведет в заключении весь остаток своих дней, чуть было не отхватил за это прикладом по шее от охраны и отправился отбывать заключение в своей весьма комфортабельной резиденции.