Пионер империи — страница 11 из 30

Сам же Кондрат прочно обосновался в городской ратуше. Это было массивное каменное здание, прочное как крепость, и неуютное, как военное укрепление. Оно дарило ощущение безопасности. Расположившись в просторной канцелярии, Кондрат погрузился в изучение карт поселка и окрестностей. Широкий стол, покрытый черным бархатом, позволял разложить их рядом, не перелистывая. Переводя взгляд с одной карты на другую, Кондрат пытался прикинуть, как бы он сам, будучи охотником, подбирался бы к своей жертве. Выглядело так, будто бы он лично дальше ограды пробрался бы вряд ли.

Причем российский отряд был побольше французского, и смог позволить себе выставить усиленные караулы на всех постах. Сверх того, по приказу Кондрата отряд стрелков-пионеров разместился в самой ратуше, как мобильный резерв на случай внезапного прорыва. Унтеры, похоже, восприняли последнее как перестраховку, но спорить никто не стал. Как сказал Медведев:

— Всё равно людей надо где-то разместить.

Так-то их отряд в добровольно-принудительном порядке взяли на постой местные жители. Добровольцев назначал лично лорд, поэтому никаких эксцессов не возникло, однако чем меньше было трений с аборигенами, тем проще. Опять же, раненых разместили в просторном левом крыле ратуши, превратив его в импровизированный госпиталь, и, с учетом всех обстоятельств, здание всё равно пришлось взять под охрану.

Тут Кондрат подумал, что нормальный командир должен был бы первым делом проведать своих бойцов. С другой стороны, граф Горский про них бы даже и не вспомнил. Мол, не по чину. Немного поколебавшись, Кондрат выбрал компромиссный вариант.

— Кстати, как там наши? — спросил он у Медведева.

— Жить будут, вашсвет, — ответил тот. — Там ими уже Евсеев занимается.

— Евсеев? — удивился Кондрат. — Разве он доктор?

— Он большой спец по травам, вашсвет, а здешние травки, как говорят, лечат любые хвори, кроме сердечных.

— Не удивительно, что все так сюда рванули, — проворчал в ответ Кондрат.

— Ну так большая война не за горами, вашсвет, — ответствовал Медведев, и ушел размещать стрелков.

Кондрат вздохнул. Если даже простой унтер предвидел приближение большой войны, то на карьере провидца точно можно было ставить крест.

Как, к сожалению, и на всех прочих карьерах попаданца. Собрать автомат Калашникова из подручных материалов он не мог, чай, не афганский моджахед, а сама по себе идея многозарядного оружия в этом мире давно уже была не новой. Из графской памяти с готовностью выскочила длинноствольная фузея с револьверным барабаном на восемь зарядов. Как пример. Вот только стоили подобные игрушки столь дорого, что никаких шансов вооружить им целую армию не было. Разве что придумать, как бы так круто удешевить производство, но гениальным экономистом Кондрат опять-таки не был.

Знание о победах русского оружия над нацистской Германией тоже представлялись сомнительным активом. Пруссаков с австрияками русские войска и без него здесь регулярно били. Проблемы были с французами, но интуиция подсказывала Кондрату, что рекомендация отступить до Москвы и сдать ее Наполеону под сожжение вряд ли будет воспринята российским правительством как гениальная идея.

— Ну что я за попаданец? — тихонько ворчал сам на себя Кондрат. — Нормальные люди приходят… ну, я не знаю… к князю Владимиру, например, и говорят, что против татар надо клепать пулеметы. Тот клепает и всех побеждает. А я? Меня даже слушать никто не хочет. Сами они, видите ли, знают. Знатоки, блин. А мне что делать?!

Идей, увы, не было, и Кондрат снова склонился над картами, размышляя, как бы ему для начала просто остаться в живых. Графская память ничем помочь не смогла. Заказные убийства в этом мире случались, однако приличному человеку заниматься подобным не пристало и Кондрат-граф никогда не вникал в суть дела.

— Но ты же охотник, блин, — ворчал Кондрат-студент на своего визави.

Впрочем, и охотником граф Горский был некудышным. Казалось бы, тепловое зрение давало ему серьезное преимущество в этом деле, однако излюбленной «дичью» графа были местные красотки, благо титул и состояние позволяли легко блистать в любом обществе. Правда, правила охоты граф всё-таки знал.

Значимых для Кондрата там было два пункта. Охотник должен был убить серьезную дичь сам, без посторонней помощи, и точно так же самостоятельно ему надлежало срезать с нее трофей. При этом он мог прибегать к услугам помощников в загоне дичи, да и выделкой шкур и прочих трофеев обычно занимались профессионалы, однако что касалось непосредственно добычи, то тут охотник и жертва сходились один на один. И если роли вдруг менялись — это исключительно проблема охотника.

— Ладно, приятель, — тихо проворчал Кондрат. — Давай махнемся местами. Мне не впервой.

Глава 10

Кондрат всё еще медитировал над картами, когда на пороге появился Федор и доложил:

— Ваше сиятельство, к вам барышня.

Кондрат удивленно вскинул голову.

— Ко мне?

— Так точно, ваше сиятельство. Говорит, вы знакомы.

В какой-то момент в голове Кондрата промелькнула безумная мысль, что сейчас он увидит Фламербаха в женском платье. Однако на пороге, уверенно подвинув с дороги денщика, появилась София. С момента их последней встречи она сменила свое серое платье на черное и собрала длинные волосы в хвост, перевитый темно-синей лентой, а в остальном выглядела всё той же красоткой. Правда, очень усталой красоткой. Кондрат облегченно выдохнул.

— Да, мы знакомы, — сказал он. — Пропусти ее.

— Слышал? — сказала София, и закрыла дверь, оставив Федора по ту сторону.

— Проходи, София, — сказал Кондрат, постаравшись придать голосу официальность. — Давно не виделись.

— Всё возможно, ваше сиятельство, — отозвалась София.

Ее взгляд, казалось, просветил Кондрата до самых глубин. Студент хранил графскую невозмутимость.

— Мне передали твое пожелание, — произнес Кондрат в небрежной графской манере.

— В таком случае, вас, ваше сиятельство, ввели в заблуждение, — сказала София. — Это было не пожелание.

В ее голосе зазвенели ледяные нотки.

— А что же это было? — спокойно спросил Кондрат.

— Я бы назвала это констатацией вашего долга, ваше сиятельство, — ответила София. — Долга перед родом и домом.

— Излишне пафосно, — произнес Кондрат, и небрежно отмахнулся.

Граф никогда не был сторонником высокопарных фраз, если только они не позволяли растопить сердце очередной красотки.

— Важные вещи требуют соответствующего отношения к ним, — парировала София.

Она устало облокотилась о стол. Кондрат тотчас предложил ей стул. Стулья здесь были высокие, с резными подлокотниками и мягкими сиденьями. София кивнула в знак благодарности, но предпочла остаться на ногах. Кондрат подошел к двери. Федор сидел на лавочке в коридоре и полировал тряпочкой кирасу. Кондрат признал в ней доспех, который не так давно видел в доме лорда.

— Авось пригодится, ваше сиятельство, — сказал Федор в ответ на вопросительный взгляд Кондрата.

— Но таскаться с ней будешь ты, — тотчас ответил Кондрат с подачи графа.

Тот знал, что такие вещи прилично весят. Федор послушно кивнул. Мол, а как же иначе-то?

— И организуй нам чаю, — попросил Кондрат, после чего тише добавил: — И постарайся найти к нему что-нибудь сладкое.

— Будет сделано, ваше сиятельство.

Отложив кирасу в сторону, Федор метнулся прочь, бодро простучав каблуками по деревянной лестнице. Кондрат рефлекторно закрыл глаза. Тепловой след не появился. Кондрат мысленно отметил способ избежать появления уже поднадоевших алых призраков, и закрыл дверь. София не сводила с него внимательного взгляда. «Тоже мне, девушка-ренген», мысленно проворчал Кондрат. Причем в отличие от флюорографии он буквально кожей чувствовал, как по нему прокатывались сканирующие его волны. Может, и не зря его дар называли кожным зрением. А во взгляде девушки тем временем проступало сомнение.

— Всё еще сомневаешься, кто перед тобой? — спросил Кондрат. — Я — граф Горский.

— Возможно, — отозвалась София.

В ее голосе тоже сквозило сомнение.

— Если хочешь, можешь провести все свои тесты, — сказал Кондрат, указывая широким жестом в сторону стола. — Вот прямо на нём.

София улыбнулась самыми краешками губ.

— Какой затейник. Но я уже выяснила всё, что хотела, — и шагнув к Кондрату, она прошептала ему на ухо: — И ты, мой милый, по-прежнему не граф Горский.

— Может всё-таки удостоверишься? — шепнул в ответ Кондрат.

— В другой раз, — отозвалась София. — Если доживешь.

Последние слова у нее прозвучали как-то по особенному мрачно. Как предупреждение. Кондрат внутренне похолодел.

— Что ты имеешь ввиду? — осторожно спросил он.

— Только то, что я намерена вернуть графа к исполнению его долга любым способом, — прошептала София. — Даже если для этого придется убить его двойника.

Вот тут Кондрат уже по-настоящему напрягся. Как пару лет назад, в свою бытность студентом на картошке, когда ночью спал в сарае и по нему вдруг проползла змея. Была ли она ядовитой или это был безобидный ужик, он не понял, да в тот момент ему и в голову не пришло это выяснять. Кондрат замер от страха и забыл как дышать, пока тварь не уползла прочь. Ощущение тогда было точь-в-точь такое же. А тут еще кстати, точнее некстати, вспомнились слова Аристарха о Софии:

— Она убивает как змея, быстро и равнодушно.

У Кондрата грация никогда не ассоциировалась со змеями, скорее, с тремя мраморными красотками, известными как «три грации», но что-то змеиное в плавных отточенных движениях Софии точно было.

— Ты это… попридержи коней, — сказал он. — Мой труп — это не самый лучший способ показать, что здесь уже безопасно.

— Граф не сможет прятаться вечно, — спокойно пояснила София свою мысль. — Он любит комфорт и яркую жизнь. И для него будет лучше появиться до того, как новость о твоей смерти разлетится слишком широко и он сможет опровергнуть ее одним своим присутствием.