Нам вообще часто кажется, что с нами происходит нечто особенное, особенно трагичное, чего никогда раньше не было. Сейчас можно слышать разговоры о том, что в современном мире техника и технология до такой степени занимают сознание человека и его жизнь, что полностью лишают его своего «я» или возможности вернуться к самому себе. Происходит ли действительно на этом технологическом этапе цивилизации что-то особенное с человеком, из-за него или вопреки ему?
Прежде всего, я хочу напомнить, что люди обычно говорят так про каждое «свое время». Лев Николаевич об этом писал в «Войне и мире». Кто-то из неприятных героев рассуждает там про «наше время». И Толстой замечает: как всем посредственным людям, ему казалось, что он прекрасно понимает «наше время». Но, безусловно, у нас есть и объективные основания думать, что происходит что-то, чего никогда не бывало и последствий чего мы не можем предсказать. Меня, признаюсь, гораздо больше, чем отравление вод и воздуха, тревожит движение человеческого гения: куда он идет? Он уже читает геном – и где его граница? Между прочим, древняя поэзия очень хорошо знала эти fas и nefas – некие изначально установленные «можно» и «нельзя». «Нельзя» не потому, что государство или религия это запретили, а потому, что для человека вообще так нельзя. У Горация есть знаменитые строки: «gens humana ruit per vetitum nefas» – «человеческий род рвется через запрещенное ’’нельзя’’». Этот стих любил Карл Маркс, он видел в нем гимн человеческой дерзости. Но для самого Горация этот переход границы дозволенного был ужасен. Дальше в этой оде он говорит о том, что добром это не кончится. А имел в виду он всего лишь зарождение и развитие мореплавания! Стихия моря не принадлежит человеку, над ней он не должен властвовать. Так что уже мореплавание Гораций понимал как переход через nefas. Что же говорить, когда люди переходят границы неба, границы космического окружения Земли? Но главное – границы отношения к человеку, видя в нем рукотворный объект, чьи гены, например, можно изменить, как нам кажется, к лучшему? Я думаю, что следующим движением этого хищного человеческого гения будет работа с психикой.
Она уже происходит…
Обыденная – да, но целенаправленная генная инженерия может быть следующим шагом. И здесь у меня возникает вопрос: а где граница? Где та дверь, в которую, как в сказке, нельзя входить? Мы уже как будто превзошли все дозволенное: конструируем человека, как нам нравится. Это меня очень тревожит, но, боюсь, никто не сможет это остановить. Если Грета Тунберг говорит о чём-то осязаемом, о том, что как-то можно еще изменить (хотя трудно было бы нам всем отказаться от воздушных перелетов), то никто не может приказать человеческому уму: «Не надо внедряться в генную инженерию!» Почему это страшно? Фундаментальное свойство человека состоит в том, что будущего знать он не может. Даже чувствует, предчувствует будущее он хуже, чем неразумные твари. И с такой слепотой о будущем затевать такие дерзкие и имеющие необратимые последствия авантюры!
Другой сюжет, о котором в последние дни часто вспоминают в связи с юбилеем падения Берлинской стены, – произошедшая в последние 30 лет «невстреча» России с Западом: этой встречи ждали как чего-то чудесного и взаимообогащающего, и вот она драматически не случилась. Обе стороны сейчас смотрят на политику и культуру друг друга с опасением, с недоверием: в Европе – в меньшей степени, а в России мы постоянно говорим о каком-то «особом пути» и о неких разрушительных силах, которые должны извне этому «особому пути» навредить. Есть ли во всем этом какое-то новое понимание нашей «особости», понимание, что такое русская культура, что она могла бы дать Западу, что мы должны или что мы хотели бы в ней сохранить?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужен взгляд со стороны. Как человек не может сам сказать, за что его любят, – об этом скажут другие. Во всяком случае, Россию, уж конечно, любят не за весь тот милитаризм, который в последние годы у нас насаждается и превозносится – и уже преподается в школах. Никакую страну никто не полюбит за ее агрессивность или за ее военную мощь. Да и все остальные наши официальные доблести не могут никому нравиться – думаю, что и внутри страны они нравятся только очень определенной части населения. А если мы спросим европейцев, – таких как папа Иоанн Павел II, который очень любил Россию, – все они скажут более-менее одно. Назовут по-разному, быть может. Иоанн Павел называл это «красотой души».
Я никак не могу сказать, кто такие «русофилы» – просто легкомысленные романтики или что они питают иллюзии, которые мы поможем им развеять. Если многие годы это их привлекает, если они находят в России то, чего в других местах не могли найти, значит, эта красота души и в самом деле существовала, а может быть, существует и сейчас. Европейские и американские интеллектуалы не раз говорили мне, что сами они слишком «прямые», слишком любят расставить все по местам и по порядку, а в России есть какая-то особая мягкость, гибкость, чуткость.
Быть может, это та особая свобода, о которой писал Мандельштам в своих размышлениях о Чаадаеве. Безусловно, это не черты всей нации, всей страны – но это черты благородных и одаренных русских людей. Горе в том, что жизнь в нашей стране устроена так, что лучшие свойства человеку осуществить крайне трудно, зато злу предоставлена свобода, как нигде. Если бы это можно было изменить, мы увидели бы совсем «другое русское».
Линор Горалик. Об архивации человеческих воспоминаний, о невероятных историях про платья, о маркетинге и о книге «Все, способные дышать дыхание»
Поэт, писатель, основатель и главный редактор проекта PostPost.Media, исследователь моды, автор культового комикса «Заяц ПЦ», а также нескольких романов и повестей. Стипендиат Фонда памяти Иосифа Бродского в номинации «Поэзия»
Как начинался для вас проект PostPost.Media? Как идея стала во что-то превращаться?
Я примерно 20 лет занималась тем, что делала подобное для разных медиа, для разных проектов. У меня есть параллельная жизнь – я маркетолог, работаю с разными компаниями, большими и не всегда большими, а иногда очень маленькими, и в рамках своих маркетинговых проектов для разных медиа я собирала истории, делала из них подборки и публиковала их. В какой-то момент поняла, что хочу сделать издание, в котором буду собраны реальные истории, воспоминания, которыми люди со мной поделились в соцсетях.
Самым главным решением было сделать архивационный проект. Разница была огромной. Если бы мы приняли решение о подборке и публикации исключительно топовых историй, проект был бы на совершенно другом уровне. Он бы фантастически взлетел, у нас бы уже была реклама, спонсоры, он стал бы вирусным – все было бы иначе.
Но у вас и сейчас есть реклама.
Есть, но ее очень мало. У нас есть спонсоры, мы страшно им благодарны, но это совершенно другая история. Нами было принято решение, что мы публикуем все собранные истории, а это значит, что каждая наша подборка – это лонгрид[10]. Мы этим страшно гордимся, ведь это свидетельствует о том, что люди готовы многое нам рассказать. Но у нас, увы, низкая дочитываемость. Для того чтобы прочесть всю подборку целиком, иногда нужно потратить 30–40 минут, и это не то же самое, что прочесть, скажем, десять историй. Поэтому было принято концептуальное решение: мы – архивационный проект, мы архивируем воспоминания.
Но почему истории про платья вышли первой книгой? Как начинался для вас проект PostPost.Media? Как идея стала во что-то превращаться?
В какой-то момент моим клиентом была прекрасная российская модная марка «12storeez», мы думали с ними о том, какими будут наши новогодние ролики, и я сказала: «А давайте, чем мы будем придумывать креатив роликов, сделаем простую вещь: попросим у людей в «Фейсбуке» рассказать истории про платья. Я уверена, что там найдутся три, которые лягут в основу видеороликов. Свяжемся с авторами, заплатим им деньги. Адаптируем эти истории под праздничную тему, то есть возьмем их не буквально, а как-то переработаем. Но всем будет хорошо: у нас будет крутая подборка, мы опубликуем ее в каком-нибудь модном издании. Это очень хороший пиар!»
Мы получили… 400 историй! Это было немыслимо! Было страшное количество перепостов, это попало в СМИ, люди сами начали делать подборки. Это был поток. И у меня было чувство, что все одно к одному.
Но почему истории про платья вышли первой книгой?
В какой-то момент моим клиентом была прекрасная российская модная марка «12storeez», мы думали с ними о том, какими будут наши новогодние ролики, и я сказала: «А давайте, чем мы будем придумывать креатив роликов, сделаем простую вещь: попросим у людей в «Фейсбуке» рассказать истории про платья. Я уверена, что там найдутся три, которые лягут в основу видеороликов. Свяжемся с авторами, заплатим им деньги. Адаптируем эти истории под праздничную тему, то есть возьмем их не буквально, а как-то переработаем. Но всем будет хорошо: у нас будет крутая подборка, мы опубликуем ее в каком-нибудь модном издании. Это очень хороший пиар!»
Мы получили… 400 историй! Это было немыслимо! Было страшное количество перепостов, это попало в СМИ, люди сами начали делать подборки. Это был поток. И у меня было чувство, что все одно к одному. В результате мы решили не делать ролики по историям. У этого всего была очень сложная комбинация с авторскими правами, мы просто не успевали по срокам пройти все юридические процедуры, это было невозможно. Но оказалось, что эти истории лежат, и я сказала «12storeez»: «Послушайте, если я прямо сейчас вот эти 400 историй отредактирую и начну с них свое медиа, вы не будете против публикации? Я, естественно, напишу, что они были собраны вместе с ’’12storeez’’». Те сказали: «Прекрасно! Вообще не вопрос». Так и появилась на свет книга «203 истории про платья».
И ведь не только этот пост собрал столько историй. Почему люди так охотно делятся очень личным? В этой книжке, например, есть какие-то рассказы, которые, может быть, и близким людям не расскажешь сразу, а вам почему-то написали…