Pioner Talks. 30 разговоров сегодня о том, что ждет нас завтра — страница 20 из 78

У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос, для меня это абсолютная загадка. Есть люди, которые нам пишут, у нас всегда есть мейл, можно писать нам в личку, а можно попросить опубликовать историю анонимно – есть кто-то, кто так делает. Это случается редко, огромное количество людей делятся воспоминаниями открыто. В подборках все истории подписаны, всегда.

Я должна сказать, что историй было 400, в книжке их 203. Для того чтобы опубликовать истории отдельным изданием, нам пришлось связаться с каждым автором и брать согласие на публикацию. Потом издательство АСТ попросило подписать такое маленькое отчуждение прав, по дороге мы кого-то потеряли (по юридическим причинам), но огромное количество людей сказали нам: «Книжкой не хочу». Были те, для которых есть разница – в Интернете или на бумаге. Подозреваю, что это как-то связано с возрастом. Есть люди, которые понимают, что книжку бумажную может прочесть кто-то, кто не увидит это в сети. Это может быть моя догадка, и я за нее не поручусь совершенно, но у меня было такое ощущение.

Наш девиз, девиз проекта, слоган, который вы видите на главной странице: «Все, что ты помнишь, – важно». Это то, ради чего проект затевался. Люди хотят быть услышанными, люди хотят чувствовать, что их истории, их воспоминания кому-то нужны. это очень важный для нас момент.


Вы сказали, что 20 лет собирали истории для разных медиа. А когда это началось для Линор, которая еще не была «великим и ужасным» маркетологом? Когда вы нашли первую историю?

Я с незапамятных времен начала записывать истории, которые мне рассказывали мои друзья, их шутки, какие-то баечки про них – это было для меня очень логично. Я и по сей день этим занимаюсь. У меня есть на сайте такой раздел, который называется «Сквозь пальцы», и это, собственно, баечки и мелочи, которые я фиксирую, просто услышанные на улице и особенно от близких, – мне очень больно, что все уходит сквозь пальцы вместе с людьми. И это я делаю… лет 25, наверное, может быть, и дольше. На Ridero, кстати, лежит моя книжка, выпущенная несколько лет назад, – сборник баек за все эти годы, он называется «…Вот, скажем» – какое-то время я вела одноименную колоночку на «Снобе», и все истории начинались именно с этих слов.

Мне кажется, когда появился «ЖЖ», начать просить истории (то есть не просто записывать, что происходит, а начать просить) было для меня каким-то дико естественным переходом. Я даже не помню «водораздела» как такового. Моя первая подборка была на «Гранях. ру», где я, недавно переехавшая в Москву, работала автором и редактором отдела культуры. Какая была тема? Мне почему-то вспоминается, что это были взрывы в метро. Тогда мне пришла в голову идея попросить людей в «ЖЖ» рассказать, как они услышали о терактах, где в тот момент находились. Настоящие журналисты, понятное дело, будут выяснять, что произошло, кто за этим стоит, разговаривать с властями, но что люди чувствовали, где их застала страшная новость, как они бросились звонить близким – это невыносимо важно, это может исчезнуть…


Расскажите о вашем партнерстве с IKEA.

С радостью! У нас идет очень много партнерских проектов, причем есть те, за которые нам платят наши партнеры. Это очень редкая история, к сожалению, и вот IKEA – это было прекрасно совершенно для нас, потому что, во-первых, это была денежка, во-вторых, потому что это ужасно лестно для нас и очень здорово, а в-третьих, потому что тема была офигенная, и мы собрали по-настоящему классную подборку.

Проект для IKEA был совершенно прекрасный. IKEA пришли к нам и сказали: «Мы будем делать выставку, которая будет называться «Халабуды» – про то, как дети сооружают домики из стульев и пледиков. Давайте соберем такие истории? Вы сошлетесь на наш проект, на выставку, и это все, чего мы хотим. Вы сделаете подборку, и всем будет хорошо». Мы были совершенно счастливы! И мы это осуществили. Мы попросили людей найти фотографии со своими творениями, потому что IKEA для выставки нужны были снимки. И людям удалось разыскать фотографии своих халабуд! Невозможно трогательные истории! А еще меня поразила степень человеческой изобретательности, потому что из подручных средств строились настоящие паровозы, самолеты, корабли, танки, в общем, какие-то удивительные штуки.

Вообще у нас огромное количество проектов, которые мы делаем с целью поддержать какие-то проекты, которые нам самим нравятся, и это не имеет никакого отношения к деньгам. Мы поддерживали фестиваль «Young Old», который про новую, более человеческую, нормальную старость. Недавно для замечательного проекта «Гласная», который делается командой «Новой газеты», мы опубликовали истории про то, как наши героини с особенными судьбами впервые столкнулись с гендерными стереотипами и живут, ежедневно их преодолевая. Мы делаем проект с blood5.ru – банком доноров костного мозга. Мы запустимся, чтобы в том числе поддержать сбор денег для ОВД-Инфо, и это очень здорово, мы очень рады, что они к нам пришли.


Когда вы собирали истории для книжки про платья, мужчины делились своими воспоминаниями?

Мы очень их ждали, но их фактически не было. Может, потому что мужчинам кажется странным участвовать в подобном. Учитывая, что были истории про мужчин и про значение платья в их жизни, у меня есть повод (по крайней мере, обывательский) подозревать, что мужчинам есть что рассказать.


Безусловно! Даже у меня есть история про платье.

Я не сомневаюсь. Потому что там есть гениальные истории про мамины платья, про платья любимых. В этой подборке есть история, например, про девушку, которая хотела свадебное платье продать на «Авито» за ненадобностью, а муж ей не дал этого сделать, прямо дико воспротивился и сказал, что это «сентиментальная ценность», и вообще это платье нужно оставить. Она была совершенно этим потрясена.


То есть чье еще платье, что называется…

Вот-вот! Была история про женщину, четырехлетний сын которой увидел на манекене в каком-то сельпо платье невероятной красоты и потребовал, чтобы мама его купила, потому что она в нем «будет принцессой». Денег не было, возможности тоже, но эта просьба ее совершенно поразила. Сын даже в письме Деду Морозу нарисовал это платье, прося его для мамы в подарок. То есть там есть что рассказать и мужчинам, но, может быть, они считают неправильным участвовать в такой теме.


Подождем, я думаю, что они обязательно должны появиться…

Кстати, есть потрясающий механизм: если ты публикуешь подборку, уже готовую, кто-то вдруг начинает… продолжать рассказывать истории! То есть ты публикуешь уже готовую подборку, говоришь: «Спасибо всем, кто рассказал», а комментами начинают выстраиваться новые истории по теме. Мы для этого завели «Телеграм», куда каждый день кладем истории из комментариев, чтобы они не терялись. Так что у нас еще и дополнительный контент выходит.


Когда я читал книжку, у меня было такое впечатление, что часть героинь рассказывают истории из Советского Союза, а часть из, условно говоря, сегодняшней России. А были ли истории вообще не из России, а из-за границы?

Да. Во-первых, очень много историй тех, кто эмигрировал. И есть истории про платья, которые пережили эмиграцию, про вещи, которые увозились с собой, не потому что они были качественные, не потому что была потребность их носить, а просто потому, что они имели эмоциональную ценность. И это, безусловно, совершенно отдельный жанр.


Чем на глубинном уровне отличается подход людей, которые писали свои истории про платья в СССР, от историй про платья в постсоветской России?

Я сейчас «надену другую шапочку» – я занимаюсь теорией моды по мере сил, и тема, которой я занимаюсь, это «Повседневный костюм и идентичность». То есть тема, в которой я работаю, она не про то, как меняются тренды или как возникают дизайнерские коллекции, она про то, как люди каждый день справляются с одеждой, во-первых, и это совершенно поразительно, одежда – дико сложная вещь. Одежды сегодня много, и то, что мы каждый день перед шкафом не сходим с ума, решая фантастически сложные задачи с бешеной скоростью, само по себе вызывает восхищение. А второе, идентичность – это про то, как мы через одежду конструируем себя, выражаем себя – или не выражаем себя, тут много сложных философских вопросов.

В силу этого я довольно часто пытаюсь найти ответ на вопрос: как люди определяют для себя ценность вещи? Ценность вещи в сегодняшнем мире – очень сложная, на мой взгляд, конструкция, и про это тоже почти ничего не написано. У вещи есть множество разных ценностей. Есть ее материальная ценность, и про материальную ценность тоже можно говорить разными способами, потому что есть ее номинальная ценность, то есть сколько вещь стоила в деньгах, а есть, например, ее материальная ценность как объекта, например, в который вложено много труда. Условно говоря, если ты покупаешь в секонде винтажное платье Christian Dior за 2 доллара – это все равно драгоценное платье. Это очень сложный вопрос – как конструируется его номинальная ценность.

Есть ценность эмоциональная, и она складывается, «прирастает», теряется, то есть она не является фиксированной. У одной и той же вещи эмоциональная ценность может в течение ее жизни многократно меняться. Я всегда привожу такой пример. Вот есть у тебя ничего не значащая футболка, и ты, например, ссоришься с сестрой (у меня нет сестры, поэтому мне легко моделировать такую ситуацию, для меня это ничего не значит) и в гневе кидаешь в сестру эту футболку. Сестра обижается, уходит, и вы больше никогда не видитесь. Эта футболка немедленно становится особенной. Вы с сестрой миритесь через месяц, этот инцидент забывается (память услужлива!), и эта футболка полностью теряет эмоциональное значение. У вещи эмоциональное значение может меняться много-много раз.

У вещи может быть символическое значение. Может быть вещь моя, потому что она хорошо выражает меня. У вещи могут быть символические магические значения, как у фетиша, – такая-то вещь приносит мне удачу. Или ровно наоборот. Одна женщина в книге рассказывает, как с ней трижды случались неприятные истории, заканчивавшиеся насилием, и каждый раз на ней было одно и то же платье. Она умом понимает, что платье тут ни при чем, она говорит: «Это не мини-юбка, это не глубокое декольте, но это каждый раз была очень неприятная история. И я его перестала носить». То есть рассказчица понимает, что имеет место невероятное совпадение, но отныне это злополучное платье для нее «маркировано». Я даю такие развернутые ответы, потому что для меня это глубокие и непростые темы. Но для людей, вспоминающих жизнь при СССР, вещь буквально имеет ценность дефицитного объекта, ведь ее так трудно было достать, не очень просто сохранить, за вещью надо было ухаживать…