И вот потом из этих историй мы собирали фильм. Если бы мы сейчас делали его в интернете, это получился бы просто один длинный фильм, но поскольку у нас родовая травма телевидения, в нем есть хронометраж. К сожалению, фильм вышел в двух частях.
Кстати, спасибо вам за «Время колоть лед» – душеспасительную книжку, которую вы написали вместе с Чулпан Хаматовой. Ваши беседы помогают бороться с отчаяньем. Вы и Чулпан много времени уделяете благотворительности. Я часто вспоминаю о помощи другим, когда вижу на улицах Москвы плакаты фонда «Вера», один из самых недавних – «Жизнь на всю оставшуюся жизнь». Но самый пронзительный увидел в метро пару лет назад: «Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь».
Мне больше нравится мерч «Веры», суперфутболки с текстом: «Давай без потом». В интернете у фондов «Дом с маяком» и «Вера» есть магазины, в которых можно купить какие-то вещи и сделать тем самым пожертвование. Я ношу толстовку «Дома с маяком», на которой написано: «Море, я по тебе скучаю». Мы понимаем, что у людей, у которых «потом» может не случиться, могут быть самые разнообразные желания. Иногда это апельсины или встреча с внуком. Прошлой зимой одна женщина в хосписе попросила принести ей тазик со снегом. Она опустила в него руки – хотела в последний раз потрогать снег. Это ужасно простое желание, для нас с вами далеко не очевидное, но и такая мечта может быть последней у человека. Человек может хотеть увидеть море. Во Франции из одного города в другой везли бабушку, из реанимации в хоспис. Понятно было, что она из хосписа она уже не вернется. Дорога не шла через море, но оно было рядом. Она попросила бригаду медицинского сопровождения сделать небольшой крюк. И они пошли ей навстречу. Доехали до моря. Остановились, вывезли ее на каталке, и все разошлись по сторонам, пока она смотрела на море. Это простая история, они всего на 20 минут удлинили свой маршрут.
Я не люблю слово «благотворительность», потому что оно ни о чем. Что мы там творим, какое благо? Не люблю словосочетание «социальная журналистика», потому что мне оно кажется фальшивым и совершенно бессмысленным. Но есть какой-то набор действий, которые может совершать каждый человек в повседневной жизни, и набор профессиональных действий, которые тоже может каждый человек совершать. Вот они гораздо более классные и интересные, чем заумные термины.
А как вы пришли в благотворительность, с чем столкнулись? Меня поразила история Чулпан Хаматовой, которая изложена частично в книжке «Время колоть лед», ее встречи с богатыми людьми, которые могли дать деньги на дорогостоящие препараты.
Я иногда тоже прошу деньги, и часто мне их дают. Очень переживаю, что не могу рассказать о том, кто мне дал деньги, – не всегда можно. Например, когда я приехала к Злате, снимать ее для «Норд-Оста», выяснилось, что Дудкиных кинул один благотворительный фонд. Они должны были поехать на реабилитацию в Словению, эта реабилитация Злате очень помогает, нужно было 570 тысяч рублей, и фонд их обманул. То есть в пятницу я их снимаю, а в воскресенье им нужно уезжать. И мама Златы говорит: «Какие к черту интервью? Я ничего не хочу! Нам нужно собираться». Но в итоге мы как-то договариваемся, они дают интервью, мы заканчиваем разговор, и я спрашиваю: «Так, а теперь объясните мне про свою Словению». Она говорит: «Мы купили за свой счет билеты, нас там ждут, и этот фонд обещал оплатить нашу реабилитацию. А денег нет. И я не понимаю, мне с ней лететь или не лететь».
Я выхожу от них и под козырьком метро «Тропарево» пишу сообщение одному очень хорошему и очень богатому человеку. К сожалению, я не посоветовалась с ним, могу ли я назвать его имя, поэтому промолчу. Этот человек очень многим фондам и людям помогает, хотя и не сильно любим в нашей стране. Людей нужно оценивать по их делам и по их другим делам, нужно как-то адекватно и хорошее, и плохое понимать. Я ему написала сообщение: «Вы знаете, я такую сумму могла бы собрать сама через Фейсбук, Инстаграм и так далее, если бы у меня был разгон по времени, но у меня есть полтора дня. Поэтому я обращусь к вам с просьбой – такая-то девочка, на это и на это нужны деньги, вот документ». Он спросил: «В евро или в рублях?» И через полтора часа к дому Златы приехала машина, в которой было 8 тысяч евро, это больше, чем 570 тысяч рублей, я сразу посчитала. И мама ее рыдала, она вообще не могла прийти в себя, она рыдала, она позвонила мне, и я тоже плакала.
И я подумала: «Господи, какое счастье! Как на самом деле просто сделать человека счастливым». И она говорит: «Катя, спасибо вам!» Я говорю: «Нет, это вообще не мне спасибо. Вот подумайте сегодня хорошо о таком-то человеке». Это все, что я ей могла сказать, я даже не могла назвать ей фамилию, я назвала ей только имя. И я прямо была совершенно потрясена тем, насколько легко сделать хорошее дело, и как этот человек просто его сделал. Он не выносил никому из нас мозг никакими условиями, понял, что это действительно нужно, и эту проблему решил, потому что он может. Это очень классно.
И как, это работает?
Да, это работает. У меня была история, как мы с Парфеновым делали фильм, помогающий женщинам с раком молочной железы, и там была героиня – Светлана, которая к моменту съемок в фильме справилась с онкологией, и у нее подрастало двое своих детей и семеро приемных, она вообще фантастическая женщина. Очень красивая, жизнерадостная, оптимистичная. И она нам рассказывала, как прошла через рак, а после фильма она заболела снова. Я случайно написала ей по какому-то поводу: «Света, как поживаете?» Она пишет: «А почему вы мне написали?» – «Не знаю, что-то соскучилась». Она говорит: «А у меня рецидив». И оказалось, что в этой больнице, где она лежит, нет каких-то катетеров, там ничего нет.
Я написала, опять не знаю, можно говорить или нет, хорошему человеку, женщине. Я скажу, наверное. Я написала Полине Дерипаска, фонд которой занимается помощью женщинам с онкологическими заболеваниями груди: «Вы, наверное, видели по роду деятельности фильм. Там одной из героинь нужна такая-то сумма, я в этом не участвую, вот номер ее карточки». И Полина ей помогла. Сейчас «Подари жизнь» сделал ролик «Смысл денег» с такими одиозными людьми, как Собчак и Шнуров. Пишут в комментариях: «Вы бы еще Алишера Усманова пригласили». Да я бы с удовольствием спросила Алишера Усманова, потому что знаю, в каком объеме он помогает. Я с удовольствием спросила бы Абрамовича, потому что я знаю, в каком объеме тот помогает. Я считаю, что не стоит это утаивать. И мне совершенно не западло и не стремно об этом говорить, я не считаю, что это плюс в карму. Я не верю в карму, ее не существует.
Но есть просто жизнь, да.
Есть просто жизнь и то, что ты можешь сделать в этой жизни. Если я точно знаю, как много и как тщательно, погружаясь в подробности, Абрамович помогает разнообразным начинаниям, фондам и людям в нашей стране, я хочу об этом говорить. И считаю, что я могу, должна.
Как вы относитесь к адресной помощи в благотворительности?
Все очень по-разному. Я раньше как-то резче про это говорила, мол, нет, только системная помощь, а сейчас все чаще встречаюсь с историями, когда некоторым людям системно помочь невозможно, потому что они ни под какую «гребенку» не подпадают. Чаще речь идет о взрослых людях со взрослыми историями, и тогда, наверное, встает вопрос об адресной помощи. Но другое дело – кто будет верифицировать запрос, историю человека, который попросил у вас помощи. К сожалению, мы часто сталкиваемся с тем, что либо это мошенники, либо люди просят на невозможное. С этим я тоже, к сожалению, часто сталкиваюсь. И единственный мой совет: любая помощь, которую вы оказываете, должна быть верифицирована, вы должны проверить, кому вы помогаете, что вы будете делать. Ни в коем случае никогда не реагируйте эмоционально на какие-то посты в соцсетях или на Яндекс. Дзене, где часто выскакивают какие-то душераздирающие истории. Самое простое: чур меня, чур, нажал и сто рублей отправил, перекрестился и пошел дальше. Вот даже сто рублей или тем более сто рублей – это ваши деньги, которые могут работать, поэтому вы должны очень ответственно отнестись к тому, как вы их потратите.
Как организовать эффективные мероприятия для сбора средств на благотворительность? И что сейчас лучше работает для этого?
Мероприятие нужно такое, чтобы людям туда было интересно прийти. То есть не работает история: мы собираем деньги для маленьких больных детей, приходите к нам, пожалуйста. Зачем? Это должно быть интересно, а сбор денег должен быть каким-то «побочным продуктом» этой вечеринки, тусовки, мероприятия, дня рождения, как хотите назовите. А для сбора средств сейчас очень хорошо работают истории, любые хорошо и бесстрашно рассказанные истории. Потому что, как правило, мы видим истории, рассказанные по лекалам: маленький Вася мечтает бегать, но у него нет ног, давайте соберем ему на ноги, – все плачут и немедленно собирают. Но я видела суперролик про пацана, у которого нет ног, а он катается на скейте, я думаю, все его видели, этот ролик. Он веселый, классный пацан, едет на скейте, прыгает на своего тренера, все счастливы. Хочется дать им всем много денег, чтобы он продолжал кататься в свое удовольствие. Причем там есть еще какой-то нюанс, в этой истории, что пацан – отказник, по-моему, усыновленный семьей, но это все рассказано нормальным, человеческим языком. И в этом нет соплежуйства в духе «плачьте с нами», «плачьте, как мы», «плачьте больше нас».
В одном из интервью с вами вы говорите, что с появлением детей вам стало чуть страшнее жить.
Там речь шла именно про детей, про то, как я к ним отношусь. С первым ребенком я была очень бравая мама, купала его в ледяной воде, а с каждым новым ребенком тебе кажется, что это такой цыпленочек, не буду его купать в ледяной воде, и пусть не плавает, ладно, пусть ест, что хочет, не буду его дрессировать, пусть не учится. Ужасно в себе борюсь с чувством боязливости.