С постоянным?
Нет, не с постоянным, а с тем, которое обычно с возрастом бывает у человека, когда «я лучше промолчу», «лучше не пойду», «как-то аккуратно скажу». Вот то, что называется мудростью, на самом деле ею не является, это такая странная штука – неготовность быть смелым, что ли. Мне кажется, этот «предохранитель» надо убирать.
В одном из интервью вы говорите, что сейчас работаете над книжкой про великих женщин. Кто там будет?
Ирина Антонова, Людмила Алексеева, Татьяна Тарасова, Ирина Прохорова, Наталья Водянова, Маша Алехина, Надя Толоконникова, Наталья Фишман. Я хотела, чтобы были еще моложе, но там такая штука, что, когда ты объявляешь какую-нибудь 20-летнюю девочку великой, черт его знает, что будет через два года. То есть великость должна отстояться (Смеются.) У меня есть теория, которая, возможно, не очень популярна сейчас была бы, потому что у нас сильны всякие феминистические движения. Мне кажется, что в России у всего феминистического есть немножко анекдотический уклон. Потому что в нашей стране женщины вынесли на своих плечах весь XX век, потеряли не по своей воле своих мужчин, вынуждены были за себя и за того парня, и за лошадь и быка жить и работать. У нас была первая в мире министр культуры, первая в мире женщина-космонавт, первая в мире психиатр МВД, такая была должность. Айна Амбрумова – психиатр-психолог при МВД, разрабатывала психиатрические нормы для оценки, в том числе, преступников, но, например, она спасла дочь одного из членов ЦК КПСС от самоубийства, создала первую концепцию профилактики суицидов в СССР, придумала «телефон доверия» для людей, находящихся на грани суицида.
В России, мне кажется, этот вопрос – дайте нам права, – скорее, может быть переквалифицирован на другой – «заберите у нас немножко обязанностей». Я недавно присутствовала на одном выступлении. Там была такая высокопоставленная женщина, сотрудница Сберегательного банка России, Евгения Тюрикова, замечательная женщина, очень крутая, классная, у нее пятеро детей, она чудесно выглядит и говорит. И я завела свою обычную песню про то, что у нас все нормально с правами, а она привела очень интересную статистику: действительно, у нас женщин берут на какие-то посты, должности и так далее, только зарплата у женщин на 30 процентов меньше.
Даже у нее?
Даже у нее, да.
Понятно, у нас страна многонациональная, и наш президент часто этим гордится, но, возможно, он не очень понимает, как это отражается на людях. Та часть нашей страны, которая находится далеко от Москвы и подчиняется вообще другим законам, там над женщинами довольно серьезно измываются, и если мы говорим, что мы одна страна и все должны привести к одним законам, то мы должны как-то и это привести к одним законам. И в Москве тоже выходят на улицы сторонники «палочного» воспитания женщин, а вместе с ними их жены, которые говорят про то, что «бьет – значит, любит». Но все это меняется очень быстро, по крайней мере, в Москве это меняется, вопрос – насильно это будет меняться или постепенно и осознанно. И я скорее за постепенное и осознанное, за то, чтобы рассказывать про русских женщин так, как они того заслуживают.
Я очень хочу снять документальный фильм про историю первой и второй чеченских войн. Мне кажется, что это невероятно важная вещь. Есть «Беслан» – великолепный фильм Юрия Дудя, и есть очень хороший фильм «Новой газеты» про Беслан, они очень круто дополняют друг друга. Если кто-то из вас смотрел фильм Дудя, но не смотрел фильм «Новой газеты», сделайте это. У «Новой газеты» фильм без героев и без человеческих историй, он исключительно про хронологию событий.
Про что вы хотите снять следующий фильм?
Мы говорили про «Норд-Ост». Мне очень много людей писали и говорили: «Вы знаете, я никогда не слышала про теракт на Дубровке. Кто-то говорит: «Боже мой, как можно не знать про ‘‘Норд-Ост‘‘?» Да элементарно! Если ты родился в 1995-м году, например, даже в 1990-м, тебе 12 лет было, и ты не можешь просто об этом знать. Ты, может, и хочешь, даже должен, кстати, но у тебя физически нет возможности. В школе про это не рассказывают, по телевизору тоже. Беслан – более упоминаемая катастрофа, потому что «Матери Беслана» создали все-таки этот потрясающий мемориал, который теперь, как Дахау, Аушвиц. Его необходимо посетить каждому уважающему себя гражданину нашей страны. Родственников тех, кто погиб в «Норд-Осте», просто не стали слушать – их почти сразу перевели в разряд «городских сумасшедших». Но мы не поймем ни про «Норд-Ост», ни про Беслан, если не узнаем, что десять лет до этого прямо в твоей стране, в полутора часах лета от Москвы, шла адская война, в которой погибали твои сограждане, твои старшие братья, папы, чьи-то ровесники, дичала твоя собственная армия, потому что в первой чеченской войне армия была в одном обличье, во второй чеченской войне – в другом. Хотя эта война формально кончилась, никто не хотел признавать ее законченной, никто не хотел признавать себя побежденным. И вот поэтому эти люди оттуда пришли в Москву или в Беслан, взрывали дома, взрывали самолеты. У всего есть объяснение. То есть история – звенья одной цепи. Поэтому мне кажется важным сделать фильм про первую и вторую чеченскую войны.
Вы говорили, что у вас есть множество вопросов к теме «Норд-Оста» для себя. На какие вы не ответили?
Мы понимаем теперь, что приказ о начале штурма дал Путин, это он сказал в марте 2018 года. Мы понимаем, что Путин знал о газе. В моей голове не укладывается, почему нельзя было поставить в известность врачей. Спецназовцы знали про газ, они говорят, что у них были с собой антидоты, и утверждают, что у них были с собой комплекты для защиты себя от газа. Если спецназовцам, не тем, которые заносят газ, а тем, которые снаружи, дают противогазы, дают антидоты, их предупреждают о том, что, возможно, будет газ, то почему «скорые» не оборудованы этими же антидотами? Мне кажется, что это можно было сделать. Я до сих пор не понимаю, почему убили всех террористов. То есть у спецназа есть объяснение – «такая была команда», но почему была такая команда? И я до сих пор не понимаю, почему не было проведено расследование. То есть я понимаю почему, но ответа на этот вопрос, на самом деле, не существует.
Как вы считаете, для власти вопрос с «Норд-Остом» закрыт?
Да, я уверена.
И именно поэтому нет расследования?
Да. Не просто закрыт вопрос, для них перевернута страница, что гораздо страшнее.
То есть они «выиграли» и пошли дальше?
Я не знаю, как насчет «выиграли», но они остались верны формуле «мы не ведем переговоров с террористами». И получили Беслан.
А я уверена, что, если бы «Норд-Ост» был дорасследован от начала и до конца, мы поняли бы, как боевики попали в Москву с таким количеством оружия, как оказались в здании Театрального центра со всей этой взрывчаткой, как они все туда пришли и почему оказались так готовы, а все остальные так не готовы. Мне важно знать, кто эти люди, откуда у них были деньги, почему их не взяли живыми, и они не были осуждены. Но общество этого не увидело. Общество увидело вранье и старательно заметаемые следы. Все-таки тогда телевидение было еще более-менее свободно, но уже признаки агонии наблюдались. Общество видело разрозненные какие-то полусюжеты, полупохороны, полупамятные даты. Но расследования и суда не было. И из-за этого, когда случился Беслан, все повторилось один в один, только еще жестче.
Стоит ли эти «болевые моменты» нашей истории включать в учебники? Как последующие поколения должны узнавать о происходившем?
Я считаю, что включать безусловно стоит! Это же наша история. Мы же знаем про то, что творили бомбисты, например, народовольцы, это входит в учебники истории. Мы знаем про Розу Люксембург, Клару Цеткин, Фанни Каплан, это в учебниках истории описано, покушение на Ленина. «Чеченская война и ее последствия» – так, наверное, должна называться глава в учебнике. Но хочет ли автор учебника, который одобряется Министерством образования, видимо, России, называть теракты в России же последствиями чеченской войны? Для меня взаимосвязь очевидна, а для кого-то, возможно, это по-другому будет сформулировано, для кого-то это события без причинно-следственной связи.
Мне кажется, сейчас вместо учебника – ваш фильм на YouTube.
Отчасти, конечно, мы все восполняем пробелы. Россия – это страна нерассказанных историй и нерассказанной истории. Я иногда думаю о том, что случилось с людьми в девяностые. Жили себе в Советском Союзе, классно жили, внутренне, по крайней мере, все у них в голове было разложено по местам, а потом – бах! – им открыли ящик Пандоры. Выяснилось, что жили они неправильно, ни черта не знали, и вот вам наши документы, открылись все эти ящики. Я читала, что «Архипелаг ГУЛАГ» был издан тиражом миллион экземпляров. Не верю! Я знаю, что «Архипелаг ГУЛАГ» продавали чуть ли ни в переходах подземных, но мне кажется, что если бы миллион человек почитали Солженицына, – действительно прочли этот непростой текст, – то многое было бы иначе. Я хочу надеяться, что фильм Юрия Дудя «Колыма – родина нашего страха» и вправду посмотрели те 20 миллионов человек, о которых заявлено на YouTube, потому что это очень многое может изменить.
Насколько герои ваших фильмов и ваших книжек остаются с вами?
Надолго, а иногда и навсегда. С очень многими людьми я поддерживаю отношения. Не могу сказать, что это прямо сильно легко мне дается, но ты же этого человека «приручил» к себе, когда брал у него интервью. Человек, с которым ты беседуешь, должен быть уверен, что для тебя вообще ничего более интересного в жизни не существует, чем то, что он сейчас расскажет. И поэтому ты этим его подкупаешь, ты этим его приручаешь, и ты не имеешь права потом его предать. Понятно, что со всеми героями блокадного фильма было так. У нас даже два героя этой картины были на нашей с мужем свадьбе. Я всех поздравляю с 9 мая, с Днем снятия блокады. У меня стоят 58 напоминалок в телефоне, чтобы я ничего не забыла, потому что для меня это очень важно. И я все время с замиранием сердца звоню, потому что люди они немолодые. И с другими героями очень часто так складывается, что потом ты с ними поддерживаешь общение.