Есть единственное мерило «читаемости» текста – это то, как он воспринимается. И «золотая середина» всегда находится там, где вы встречаетесь с читателем. Ответ на этот вопрос всегда кроется в том, для кого вы пишете. Почему чиновникам трудно перейти на «человеческий» язык? Они в 80 % случаев пишут для других чиновников и между собой прекрасно находят понимание. Если ваша аудитория – население страны, то очень легко определить, когда читатель перестает разбираться в написанном. Но для этого нужно общаться с людьми за пределами своей профессиональной среды. Можно подогнать навык линейного персонала к какой-то конкретной аудитории. Например, мы пишем для судов – для них нужно вот так. Для бабушек нужно вот эдак. А для школьников найти какой-то третий способ. Необходимо выделить свойства каждой аудитории и им обучить тех, кто пишет. Но это не будет универсальным приемом, это всегда будет в применении к конкретным группам – юристам, бабушкам, школьникам.
Для меня самый большой профессиональный прорыв произошел, когда мы включили комментарии в «Тинькофф-журнале» и увидели, что происходит в головах читателей. Раньше они нам писали письма, иногда, очень редко, а так мы им позволили писать прямо под статьей. И увидели – их язык, стиль, дух и, самое главное, понятийный аппарат. Что у них в головах, на что мы намазываем «масло» наших статей. Когда нам это открылось, мы смогли скорректировать то, о чем мы говорим и как. Все благодаря тому, что услышали тех, ради кого мы пишем.
Артемий Троицкий. О том, когда появились субкультуры, как The Beatles «развалили» Советский Союз и почему молодежь в СССР до афганской войны почти не увлекалась наркотиками
Музыкальный критик, журналист, продюсер, первый советский диджей. Одним из первых организовал в СССР рок-фестиваль и стал «крестным отцом» независимой музыки в России.
Почему вы решили написать книгу «Субкультура. История сопротивления российской молодежи 1815–2018»?
Сначала я провел исследования и обнаружил, что до десятых годов XIX века никаких субкультур, молодежных движений в России не было. В XVIII веке были некоторые странные персонажи, так называемые «щеголи». Или «петиметры». Но это были не только молодые люди. Жил такой известный щеголь князь Куракин. Милейший и добрейший дядька, он отличался невероятно помпезными костюмами и вообще был прелестным человеком. Он очень любил одеться – «как следует», то есть с «прибамбасами», с какими-то висюльками и прочим. Но он был взрослым человеком, князем, не то чтобы это был какой-то панк. И никакого осознанного движения этих «щеголей» в XVIII веке не было. Поэтому я пришел к выводу, что все началось в десятые годы XIX века, то есть с тех пор прошло ровно два века. И первыми были денди. До них ничего такого «субкультурного» с юношеским уклоном в России не было.
В вашей книге есть три основных принципа, по которым вы выделяете молодежь в субкультуру: это то, как они одеваются (их стиль), что они слушают и что они потребляют в культуре. Первая музыкальная субкультура в вашей книге – «Могучая кучка». Какие еще музыканты влияли на первые субкультуры в России?
Я бы не сказал, что «Могучая кучка» – это The Beatles или «Аквариум» середины XIX века. Но до этого музыка вообще не влияла на молодежь. Она наверняка воздействовала в бытовом смысле: городские жители и крестьяне пели песни, водили хороводы и так далее. Но за этим не стояло ничего мало-мальски «осознанно субкультурного». Денди – да, их в первую очередь выделяла манера одеваться и манера поведения. Сегодня, когда говорят «денди», имеют в виду только одевающегося нарочито ярко пижона. Но у денди еще была очень хорошо и ярко выраженная манера вести себя: слегка издевательская, надменная, циничная, как сказали бы сейчас (тогда это слово было не в ходу). Поведение было для них не менее важно, чем знаменитые шейные платки, английские фасоны и другие внешние атрибуты. В это же время сильное влияние приобрела философия, литература и идеология. Началось русское демократическое движение, нигилисты, Чернышевский.
Вы в книжке периодически пишете: «Если бы я жил в ту эпоху, то я был бы тем-то». Например, «стилягой». А что с вами происходило бы в XIX веке?
Будь у меня машина времени, я бы присоединился к декабристам, поскольку ненавижу самодержавие. Потом – присоединился бы к революционерам-демократам, был бы в компании Писарева и Чернышевского. Нигилисты – настоящие «панки XIX века», они близки мне по духу. Народник – мой внутренний идеал. Идти, помогать и просвещать обездоленных – это очень благородно. И народовольцы – само собой.
В начале XX века по всему миру, в том числе и в России, в моде экзорцизм, духовные практики. Что, на ваш взгляд, оказало наибольшее влияние на молодежь в то время?
Субкультуры или молодежные движения XIX века были очень материалистичны и идеологизированы. Но все это зашло в тупик – повесили народовольцев, началось царствование Александра III, и стало как-то скучно в России, почти как сейчас. Поэтому часть молодежи увлеклась так называемой «теорией малых дел». Сейчас говорят: «Давайте делать ‘‘малые дела“, ничего большого мы все равно не осилим», а вот «по-маленькому» сходить можем. С другой стороны, вся эта эзотерика, мистика, спиритические сеансы и соответствующее декадентству искусство – символизм и вышедшие оттуда течения Серебряного века.
У вас в книжке как раз приводятся две «реперные точки» Серебряного века…
У нас очень часто говорят о всевозможных явлениях в российской истории и культуре, забывая о том, что их «творили» очень молодые люди. Скажем, декабристы – да, офицеры, аристократы. И при этом остается «за скобками» то, что практически всем декабристам, за редким исключением, было где-то от 19 до 27 лет. По советским меркам они все были в так называемом комсомольском возрасте. Единственный «возрастной» декабрист – князь Сергей Волконский, пра-пра-пра… папа моего друга Петера Волконского. В свои тридцать шесть Волконский был среди них просто стариком. И он был единственным среди них героем войны 1812 года. Кстати, среди декабристов были бы и реальные «тинейджеры», но 15-16-летние не забрасывали кроссовки на фонари по той простой причине, что декабристы – офицерское движение, а в армию в таком возрасте в России еще не брали. То же самое касается и Серебряного века. Очень редко кто-то вспоминает о том, что знаменитые поэты Серебряного века – символисты, акмеисты, а потом футуристы – дебютировали в 20–21 год. Это касается Брюсова, Гиппиус, Мережковского и более поздних – Мандельштама, Маяковского и так далее. Все были очень молоды.
Раз уж заговорили про Мандельштама, расскажите, почему он – ваш любимый поэт?
Я вообще люблю русскую поэзию, потому, наверное, что плохо знаю западную. Если не считать рок-лирики. Мандельштам – самый «болезненный» и беспощадный лирик, самый откровенный. Пастернак мне не очень нравится, потому что он более манерный. К женской поэзии я отношусь так – «кисло-сладко». Ахматова, Цветаева и многие другие – хорошие поэтессы, но все-таки я ощущаю, что это – женская поэзия, это не совсем мое. Но я могу сказать, что есть и другие авторы, которые мне нравятся не меньше, чем Мандельштам, правда, они не совсем поэты, скорее, это проза. Платонов, Хармс.
Введенский?
Ну, все «Обэриуты»[29] очень хороши, они мне очень близки по настроению, но все-таки там больше ерничества, издевки, игры и так далее. А Мандельштам – «конченый на голову» поэт.
Меня все время удивляет, как произошел скачок между дореволюционной молодежью и послереволюционной. Кто были эти люди, кто на них влиял?
Я бы сказал так: конечно же, молодежь послереволюционных и предвоенных десятилетий не монолитна. Была молодежь обычная, спокойная, карьерная, которая, в общем-то, лояльно относилась к коммунистической идеологии, училась, работала и потом почти вся полегла в Великую Отечественную войну. Об этой молодежи не так много известно. Но это были в основном лояльные комсомольцы. Другая молодежь относилась к советской власти скептически и никак не показывалась. Они не делали карьеру, тихо-спокойно работали, не вступали в комсомол и ВКП(б), не высовывались. Ясно, что в годы сталинского террора достаточно самых небольших поводов, а можно даже и без повода, чтобы угодить в ГУЛАГ или в ров с трупами. Была и маргинальная молодежь – надо сказать, что ее было много, десятки миллионов – беспризорники. Все, что я до этого знал о беспризорниках – из книги Пантелеева «Республика ШКИД», по которой сняли прекрасный фильм с незабвенным Сергеем Юрским. А оказалось, что у беспризорников был очень своеобразный образ жизни, имелась даже своя субкультура и свой фольклор. Они жили по графику: летом – в Москве, зимой – в Ташкенте или где-то на Черном море. Это была на удивление культурная прослойка по сравнению со всей молодежной культурой того времени. Потому что для «официальной молодежи» стихи, песни, книги писали, например, Николай Островский. А беспризорники создавали свои куплеты сами, пели про Ленина и про Сталина – даже про Сталина! И пели очень правильные песни. Есть отличная книжка Саймона Монтефиори «Молодой Сталин». На обложке фото молодого Иосифа Виссарионовича – так он там просто хипстер! С бородочкой, с чубчиком – он был реальный бандит «с большой дороги». В песнях про «молодого Сталина» ничего нет, в стихах тоже, но дело в том, что молодость Сталина вообще покрыта мраком, ходит много всяких слухов и все очень «стремные». С одной стороны – бандит, с другой – «стукач». А молодой Ленин – «Когда был Ленин маленький, // С кудрявой головой, // Он тоже бегал в валенках // По горке ледяной», я запомнил это с «октябрятских» времен. И звездочка у меня была, на ней как раз Ленин – маленький, кудрявый.
В СССР стали появляться тайные комсомольские организации. Чего они хотели?
В СССР с конца 1930-х годов – с перерывом на войну и потом еще во второй половине 1940-х и начале 1950-х годов существовало мно