— Дыми в другую сторону, я вообще-то у Димона спрашиваю, не у тебя!
— А пёс его знает. Как бак залил недели две назад, так больше и не ездил… — ответил я как мог нейтрально.
Дефицит бензина вообще вещь непонятная, в городе заводище огромный работает, ежедневно составы с топливом по всей стране расходятся, а для своих же работяг чтобы оставить, почему-то мозгов не хватает. Ну или специально так делают. И ведь требуется всего ничего. Ну что там той техники у населения? Мотоциклы, да автомобили иногда. В нашем конкретном доме, машин всего четыре штуки. Москвич председателя садового кооператива, запорожец безухий у дяди Толи, отца одного из наших пацанов, такой же запор, только ушастый, старенького инвалида, да жигуль-копейка какого-то мужика нелюдимого. С мотоциклами повеселее, их во дворе около пятнадцати, но всё равно, что это, много разве?
— Понятно… — вздохнул Андрюха, — мне бы хоть литра три, на огород надо завтра, мать просила, а пешком не хочется идти…
Техника у Андрюхи экономичная, — велосипед с моторчиком. Ест мало, что хорошо, но зато едет, как ест, то есть почти никак. Я разок брал прокатиться, — тянет на грани, чуть в горку, приходится педали подкручивать. А это езда разве?
Хотел сказать что поделюсь, от трёх литров не обеднею, но тут из-за угла «нарисовались» двое. Один наш, Серёга Леонов, местный парняга, второй незнакомый, высокий и худой как жердь мужчина лет тридцати.
— Здоров мужики! — первым поздоровался незнакомец. Выглядел он уверенно, даже как-то слишком.
Я поздоровался, а пацаны отнеслись насторожено, Андрюха кивнул едва заметно, а Славян отвернулся, и демонстративно харкнул. Чужаков, тем более таких взрослых, здесь не любили.
— Дело есть, заработать хотите? — не обращая внимание на «теплый» приём, продолжил гость.
Я пожал плечами, Андрюха покосился на Славяна, а тот снисходительно так, через губу, словно нехотя выдал,
— Допустим.
— Ну и отлично! — возбудился мужик, — Вечером сегодня машины придут, разгрузить надо!
— Много? — так же лениво уточнил Славян, хотя я уже уловил перемену его настроения. Машинами, то есть фурами, товар таскали новоявленные барыги, те, кого через пару лет будут называть коммерсантами, и платили они обычно очень даже неплохо.
— Да не!.. — ещё пуще расцвел мужик, две всего, с окорочками! Двадцатитонники!
Окорочка, они же ножки Буша, появились в нашей стране относительно недавно, но народом уже были оценены, и возведены в ранг чего-то возвышенного, можно сказать высокодуховного. Невиданные доселе «ножищи», — особенно на фоне тех синюшных куриц которыми иногда баловали в государственных магазинах, стали первейшим лакомством для пока еще советских граждан.
Да что говорить, вот живой пример, достаточно посмотреть как вытянулись лица пацанов, они хоть и старались держаться, но мысленно уже вгрызались в шкворчащую на сковородке курятину.
— Сколько платишь? — сурово спросил Славян, старательно скрывая заинтересованность.
— Сорок!
— Полтос! — жадно сверкнул глазами Андрюха, на миг опередив открывшего рот Славяна.
— А пойдёт! — мгновенно согласился мужик, радуясь что нашёл халявную рабочую силу. Я хоть пока и не освоился в местных реалиях, но могу представить какой барыш поимеют с этих двух фур. Пять советских червонцев за разгрузку — это даже не пшик, так, пыль на дороге. А вообще, формула заработка, конечно, идеальная. Везешь в страну курятину, продаешь втридорога, и на вырученные деньги покупаешь дармовой металл. Думаю, обмен примерно такой: тонна железа на несколько килограмм окорочков. Ну а что, очень даже неплохо.
— Куда подходить? — взяв себя в руки, спросил Славян.
— И когда? — добавил Андрюха.
— Давайте часикам к девяти подваливайте к «Полету», туда машины придут! Сколько вас будет, кстати?
Пацаны вопросительно посмотрели на меня.
— Не, я пас. Руку на тренировке потянул, не смогу таскать. — в другой раз я бы согласился, но не сегодня, ввиду предстоящего мероприятия.
— Я тоже не смогу, батя на сутках, мне за малыми присматривать… — следом отказался Серёга.
— Тогда что, вдвоём грузить будете? — теперь уже напрягся мужик, но Славян успокоил его, заявив что желающих пруд пруди, и всё будет в ажуре.
— Ну всё тогда, к девяти жду, не подведите парни! — с явным сомнением на лице, мужик, не прощаясь, скрылся за гаражами.
Я тоже не стал задерживаться, поднял с земли железную трубу, и не ответив на вопрос — «нахера?», покинул сие замечательное место.
Шел и думал. «Как мне могло быть с ними интересно? Неужели я сам был таким? Не скажу что глупым, нет, но каким-то ограниченным, что-ли? Понятно что за плечами опыт прожитых лет, куча перемен за эти годы, но все равно, странно.»
Домой не пошел, сейчас как раз должен был прийти отец, а разговаривать с ним я боялся. Пока с пацанами не пообщался, не думал что такая громадная разница между мной бывшим, и мной нынешним, ляпну чего-нибудь не того, разгребай потом. Отец фальшь на раз чует, задолбаюсь оправдываться.
В общем, домой мне пока нельзя, бестолково бродить по двору тоже не вариант, можно зайти к кому-нибудь из пацанов, но тогда тоже надо будет разговаривать, а к нормальному общению, как выяснилось, я совсем не готов. Поэтому из доступного остаётся только чердак девятиэтажки. Он большой, там можно забиться в какой-нибудь угол, и переждать до времени. Посижу, подумаю, мысли в голове утрясу, а как стемнеет, так и пойду. Обойдя гаражи с другой стороны, подошел к девятиэтажке, улучшенная планировка квартир которой была предметом зависти жителей всех окрестных хрущеб. Особенно завидовали огромным по этим временам кухням, и громадным лоджиям. Плюс лифты опять же, мусоропровод. Хотя последний никогда нормально не функционировал; забивался, ломался, и воняло оттуда на весь подъезд.
Если я правильно помнил, открытый вход на чердак ещё не был редкостью, антенны не воровали, и запирать двери нужды не было. Поэтому, надеясь что ничего не изменилось, воспользовался лифтом до девятого этажа, и аккуратно поднявшись по железным ступенькам, потянул на себя тяжёлую створку.
Внутри полумрак, свет пробивается только из пробитых по периметру «бойниц», пахнет пылью и котлетами из вентиляции. Мест где можно спрятаться, тут достаточно, я выбрал уголок подальше от входа, и соорудив из валявшихся здесь же досок некое подобие топчана, улёгся.
Долго лежал, ворочался, потом вдруг уснул, даже сам не заметив как. Спал крепко, и проснувшись от ощущения чужого взгляда, покрутил головой, но рядом никого не увидел.
Не проспал?
Нет, времени еще порядком. На улице темнеет, подожду полчаса и можно выходить. Поесть бы. Не подумал, можно было хоть хлеба пол булочки купить, но да ладно.
Оставшееся до выхода время провел возле узкого окошка, любуясь закатом и во всю дымящими трубами «никелькомбината». Если ветер северный, дымит на соседний город, если южный, то на нас. Людям не нравится такое дело, оно и понятно, но когда комбинат встанет, будет ещё хуже. Работы лишатся многие тысячи, не говоря уже о том что страна потеряет миллионы тонн металла.
Но это будет ещё не скоро, лет через семь-восемь, и помешать этому я вряд-ли смогу. Это как против ветра мочиться, эффект примерно такой же.
Дождавшись когда на город опустятся сумерки, я завернул трубу в газету, и аккуратно открыв дверь, так же беззвучно спустился по лестнице. Дальше лифт, первый этаж, и через поле к парку. Полянку ту запомнил хорошо, поэтому нашел быстро. Осмотрелся, выбрал местечко потемнее, и снова приготовился ждать.
Час, другой, третий — и вот наконец шум мотора и свет фар.
Доехали, остановились. Двое вышли и куда-то ушли, один остался в машине.
Минут десять сидел, потом открыл окно, и чиркнув спичками, закурил.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем где-то неподалеку раздался крик, потом смех, какая-то возня и треск ломаемых веток.
Поудобней перехватив трубу, я приготовился.
Тот что в машине тоже услышал шум, выбросил недокуренную сигарету, вышел наружу, и медленно двинулся в мою сторону.
Я замер, но тут вернулись первые двое, негромко хохоча, они тащили девчонку. Та извивалась, мычала, пыталась вырваться, но ничего не выходило, и она только сильнее распаляла насильников.
— Ох какая упорная! Чур я первый! — прогундосил один из уродов, на что остальные мерзко заржали, а тот который был за рулём, принялся перечислять что он сделает со своей жертвой.
— В очередь жирный! В очередь! Сначала я с ней поиграю! — заржал гундосый, и разорвав на девчонке блузку, с силой швырнул её на траву.
Ждать дальше не имело никакого смысла, уроды отвлечены, по сторонам не смотрят, и натянув на голову чулок, я спокойно вышел из своего укрытия, подошёл, и почти без замаха зарядил трубой по голове ближайшего. Бил не особо сильно, — так чтобы не шуметь, но этого хватило, урод молча повалился на землю.
Застыв на мгновение, убедился что никто не обратил внимания, — оставшиеся были слишком увлечены предстоящим действом, и взмахнул трубой ещё раз.
Минус два.
Оставался последний, он уже порвал на своей жертве юбку, и громко матерясь, пытался раздвинуть ей ноги.
Замах, удар, и насильник валится набок.
Хорошо бы теперь девчонке помочь, но нельзя, мне нужно максимально дистанцироваться от этого.
Ничего, отойдет, сбежит. В прошлый раз же ей это удалось? Мельком глянул, лицо незнакомо. Про алиби даже не думал, с этими козлами ничего не связывало, и заподозрить меня будет практически невозможно.
Потом, стараясь держаться подальше от фонарей — а их было непривычно много, добрался до девятиэтажки, и так же аккуратно забравшись на чердак, скоротал оставшееся до утра время.
'Декларация о государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики
Первый съезд народных депутатов РСФСР —
— сознавая историческую ответственность за судьбу России,