Но, зря переживал. Тревога была ложной, за дверью оказался Гусь.
— Здорова! — бросил он, сжимая мою руку в холодной ладони. — На нашу точку наехали…
— Кто? Когда? — перебил я, чувствуя, как похмельная вялость сменяется адреналином.
— Вечером вчера, почти ночью. Толика отмудохали в котлету, Славяну руку сломали, но он сбежать смог, а Нинку, хозяйку хазы, по кругу пустили.
— Нинку? — что-то крутилось в голове, но вспомнить не мог. Точек было много, и почти везде я договаривался сам, но Нинку не помнил.
— Ну да, маленькая такая, с веснушками!
— Кто наехал, известно?
— Не поверишь, свои, Малик Калиев со своей братвой, с «элеватора».
— А зачем? — задал я глупый вопрос.
— Ну как, узнали что Патрин всё, наследство делят теперь…
Не хотелось сегодня никуда дёргаться, но придётся. Если сразу не пресечь, завтра и все остальные в разнос пойдут. Проводив Гуся в кандейку, — где он тут же «ухлопал» мой кипяток, я коротко пересказал ситуацию Шухеру, а уже он, тем кто успел проснуться.
Собирались недолго, причём не взирая на жесточайшее похмелье, желающих поучаствовать оказалось хоть отбавляй. В итоге поехали впятером, больше в девятку не помещалось.
Кроме меня и Шухера с Гусем, вызвался Яша-Боян — двухметровая гора мышц в рваном пальто. Лицо обезображено оспой, руки размером с лопаты. С собой он взял монтировку — буркнув что-то про «рабочий инструмент». И Слава-Солдат — высокий, сухопарый, с лицом сумасшедшего ученого, и такими же привычками.
Долго искали мой пистолет, пока наконец кто-то случайно не наткнулся. Уже садясь в машину, Шухер достал АКСУ из багажника, и любовно прижимая к груди, уселся на переднее сиденье.
Ехали долго, дороги не чищены, за ночь снега нападало, поэтому сильно на педаль не жал, боясь воткнуться в какой-нибудь сугроб. А ещё в машине воняло. Окна хоть и открыли сразу как уселись, но перегар был настолько густым, что я боялся, — прикурит кто-нибудь, взлетим на воздух.
Но обошлось. Доехав до их основной точки, — скромного домика в переулке, кроме собаки на цепи, никого не застали.
— Значит в баре возле кинотеатра должны быть, частенько там торчат — предположил Гусь.
Доехали, осмотрелись. Утро, выходной день, народу на улице почти нет. Мальчишка пробежал мелкий, да тетка с коляской.
Пацанов брать не стал, сказал чтобы у двери ждали.
Зашел, сходу ловя ноздрями запах какой-то выпечки, жареного лука и хлорки. Утром здесь было пусто, кроме шестерых за дальним столом, во главе которого восседал Малик; грузный, с бычьей шеей и золотой цепью с медальоном на вспотевшей груди, он жевал яичницу, обмакивая хлеб в желток.
— Пионер? — Малик приподнял голову, и жирная капля стекла с вилки на майку. Глаза, узкие как щёлочки, сузились ещё сильнее.
— Нет, мама его. — Я упёрся руками в стол, намеренно повышая голос.
— Чё пришёл?
— Вчера мою точку разнесли. Хочу спросить — за шо?
Он фыркнул, швырнув вилку в тарелку:
— С хера ли твою?
— Потому что всё наследство Патрина теперь моё. Включая твой бизнес.
— Чего?
— Ты глухой, или не догоняешь?
— Чё?
— Ниче, ещё раз переспросишь, и я решу что ты совсем дебил!
Малик вскочил, опрокинув стул. Его расскачаное, но ожиревшее тело, двигалось медленно, как у медведя-панды. Правый кулак полетел в лицо — я отклонился, почувствовав ветер от удара.
— Подраться хочешь? — Я отступил к двери, — Давай выйдем, а то посуду побьёшь…
Он плюнул, развернулся и пошёл к выходу, демонстративно подставляя спину. Его люди потянулись следом, перешёптываясь.
Возле крыльца нас уже ждали.
— Ложись! — Шухер рывком пригнул Малика, вдавив его лицо в снег. Остальные, увидев стволы, замерли, как статуи.
— В общем так, Малик… — Я присел на корточки, подняв его за волосы. — Считай это первым и последним предупреждением. В следующий раз — сразу на кладбище. Усвоил?
Он кивнул, выплюнув комок снега. Губы посинели, но глаза всё ещё метали искры.
— Поднимите! — Яша дёрнул его за воротник, поставив на колени.
— Усвоил… — Малик прошипел, глядя в сторону.
— Отлично. С вас — по штуке моим ребятам и Нинке. Времени, до вечера, принесете туда же куда выручку таскали. Понятно? — гаркнул я, переводя взгляд на бойцов Малика.
Стоящие под стволами, они хоть и не рыпались, но трагичность ситуации явно не прочувствовали.
Переглянувшись с Яшей и Славой-солдатом, я чуть заметно кивнул.
Били сильно и больно. Монтировка врезалась в рёбра со сдавленным хрустом, словно ломали сырые ветки. Кулаки хрустели от ударов по челюстям. Кровь брызнула на заляпанную грязью плитку, смешавшись с окурками. Кто-то из маликовцев рухнул на колени, хрипя: «Хватит!» — но Слава лишь сплюнул густой слюной на его ботинок и всадил сапогом в живот. Звук был глухой, словно били мешок с мукой. Тело согнулось пополам, и из горла вырвался хриплый вой.
— Вечером жду бабло, не принесёте, хана вам! — уже уходя, бросил я, специально наступив на окровавленные пальцы лежащего. Хрустнуло.
До бывшего дома Патрина доехали быстро и без приключений. Там — а навстречу вышел Соня с автоматом наперевес, тоже ничего не случилось.
— Никто не заходил? — спросил я, но тот только рукой махнул.
— Никого, одни кукуем.
То что заинтересованные люди не интересовались жилищем почившего босса, уже радовало. Я хоть и оставил здесь четверых вооруженных парней, но всё равно беспокоился.
— Надо было жратвы купить, не подумал.
— Не надо, здесь такие запасы, месяц жить можно. — отмахнулся Соня. — А бухла столько, что и сказать страшно, весь погреб бутылками забит.
— Вы тут что, шмон устроили?
— Нет, что ты! Мы когда жратву искали, наткнулись, случайно, гадом буду!
Случайно или неслучайно, сейчас уже не важно. Надо было думать когда парней без еды оставил и свалил. На самом деле я хотел вернуться, но не сложилось, поездка пошла немного не по плану.
— И тут ещё это, мы кое-что другое нашли… — продолжил Соня, но мне это уже было не интересно.
— Брось оправдываться, Миха здесь? — прервал его я.
— Ага, уходил куда-то, сказал ты задание дал, и вот, пришел недавно.
— Ясно, скажи чтобы зашёл ко мне, и парней накорми, раз такой богатый.
Едва я успел расположится в кресле, в дверь коротко постучали и вошёл Миха.
— Попросил брата?
— Да, и даже уже есть первые результаты. Вот. — протянул он сложенный вчетверо лист бумаги. Сгибы были засалены, будто его перечитывали десяток раз.
— Так быстро? — удивился я.
С остальными подольше получится, но до конца следующей недели брат обещал управиться. — Он потёр ладонью щетину на подбородке, глядя в пол.
Следующая неделя, это долго, но делать нечего, других вариантов нет.
Доложив, Миха ушёл, а я остался корпеть над тетрадками. На самых старых страницы пожелтели от времени, а чернила расплылись, будто их мочил дождь. Некоторые строки были зачёркнуты красной ручкой, на полях — кривые цифры, похожие на детские каракули. Судя по датам, в них учёт и бухгалтерия за четыре года, так что работать мне с этими бумагами ещё долго. Ещё ладно бы понятно всё было — приход-расход, плюс-минус. Так ведь нет: мало того, что записи делал настоящий бухгалтер, так он ещё и шифровал, где мог, а где не мог, там сокращал так, что не разберёшься. «ТП-17», «КШ-45» — будто шифровки из детектива.
Можно было бы специалиста попросить разобраться, но где взять такого, котоому доверять можно? Спецов много, а вот с доверием, плохо всё.
К Бондарю обратиться? Тоже такой себе вариантик. Я не то чтобы не верил ему, но как-то побаивался, что ли. Он ведь даже когда улыбался, глаза оставались холодными, как у змеи. Ну и так, на уровне интуиции.
Задумавшись, сам не заметил, как закурил. Сигареты лежали на столе, «Мальборо», зажигалка там же, ну и как-то на автомате всё. Первая затяжка обожгла горло, зато в висках сразу отпустило. Не хотел ведь начинать, думал здоровье поберечь, но само как-то.
Очнулся, когда понял, что стою возле открытой форточки, и дымлю самозабвенно. Пальцы дрожали, а пепел падал на подоконник, смешиваясь с пылью. Снежинки залетали в комнату, тая на раскалённой сигарете. Причём что странно — никакого кашля, словно не в первый раз затянулся, а уже опытный курильщик.
Но стоило осознать, как тут же скрутило. Кашлял так, что чуть лёгкие не выплюнул. Слёзы выступили на глазах, а в груди заныло, будто туда вбили гвоздь. Пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.
Прокашлявшись, глянул в окно.
Нахохлившись, словно воробей, и опустив голову, Шухер вышел из калитки и направился в сторону остановки. Шаркая ногами по обледеневшему тротуару, он каждые пять шагов оглядывался через плечо, пряча лицо в воротник. И вроде бы ничего такого — может, за сигаретами пошёл, в той стороне ларек есть, — но что-то мне не понравилось в его поведении. Слишком нервно дёргался, слишком часто шарил глазами по сторонам.
Соня, Миха и Яша Баян сидели на диване в гостиной. Яша флегматично чистил ножом яблоко, длинные полоски кожуры падали на ковёр.
— Колян далеко пошёл? — спросил я.
— Не отчитывался, сказал, через час будет, — ответил Миха.
— Ясно. Тогда я тоже отъеду ненадолго, если что — никого не пускать.
Оделся и на улицу. Мороз сразу схватил за лицо, а снег радостно захрустел под ногами. Думал пешком за Шухером прогуляюсь, но испугался что не догоню, и решил на машине проехать.
Сел за руль, чуть прогрел и ходу. Двигатель урчал недовольно, но послушно рванул вперёд, весело пробуксовывая колесами на обледенелой колее. Успел как раз, когда Шухер в автобус садился — шестнадцатый, если правильно рассмотрел. Водитель захлопнул двери, автобус дёрнулся, выбрасывая клубы сизого выхлопа.
Проехав всего три остановки, он вышел, но никуда не пошёл, оставшись на месте. Стоял, кутаясь в потрёпанную куртку, и нервно поглядывал на часы.
Ждать пришлось недолго — буквально через пару минут подъехала «Нива» цвета грязного снега, с потёртым капотом и замазанными номерами. Шухер сел в неё, и машина поехала дальше.