Мальчики – они такие, постоянно дерутся. И не только когда посторонние, а и друзья, и братья. Хотя собственных братьев у Надежды Михайловны не имелось, детей и мужа тоже – не сложилось. И отработала она почти двадцать лет всего лишь рядовым педиатром в детской поликлинике, а там детишки в основном приходили помладше. Но и в лагере Надежда Михайловна не впервые. Здесь и насмотрелась.
Как могла, она обработала раны Олега, прекрасно понимая, что на некоторые лучше наложить швы. Потому и вызвали скорую.
Но даже со швами, скорее всего, останутся шрамы. Хотя и говорят, что они украшают мужчину, но вот только не такие, нанесенные по собственной дурости, а полученные в битве за правое дело. Да и главную проблему Матвеева швами не решить.
– Встретите машину? – кутаясь в шаль и мрачно посматривая по сторонам, уточнила Авия Аркадьевна.
– Конечно, не беспокойтесь, – заверила ее Надежда Михайловна. – И мальчика провожу.
– Я пойду тогда, – кивнула начальница.
Ее Надежде Михайловне тоже стало жаль. Прекрасно чувствовалось, устала она. Не привыкла к детям и к такой ответственности. А тут еще и навалилось совсем уж неожиданное: и Танечка, бедняжка, и мальчик этот. Хотя Авия Аркадьевна совсем не виновата.
Надежда Михайловна вздохнула, последний раз ополоснула шприц, поставила его кипятить, проверила, сделала ли пометку об использовании успокоительного в журнале, убрала его в шкафчик и прошла в изолятор.
Олег спал, бинты кое-где уже пропитались кровью, но неотложка должна скоро приехать. Интересно, из райцентра пришлют или из города?
Эх, поломал мальчишка себе жизнь! Наверняка после такого отправят на принудительное лечение, и останется клеймо, которое ничем не вывести.
– А можно мне в отряд? – Тихий голос, внезапно раздавшийся за спиной, заставил Надежду Михайловну испуганно вздрогнуть. Она и забыла о втором подопечном.
– Да ты не торопись, – развернувшись, проговорила она мягко и миролюбиво. – Сейчас я отправлю вашего Матвеева, а когда вернусь, тебя еще раз осмотрю. Тогда и решим.
Генка вздохнул, немного напряженно поглядывая из-за ее плеча на Олега. Еще и тот, будто нарочно, некстати забормотал что-то, заворочался в кровати.
– А он потом вернется?
Надежда Михайловна помотала головой.
– Не думаю, – призналась честно, решив не обманывать подопечного.
– Тогда… – неуверенно произнес Генка, – можно я… попрощаюсь.
Ее удивил такой неожиданный порыв, но и растрогал тоже, поэтому отказать она не смогла.
– Конечно, Гена. Хотя он под действием успокоительного и вряд ли что услышит или запомнит, но… доброе слово и кошке приятно. А я как раз верю, что искреннее человеческое отношение не хуже лекарства исцеляет. Поэтому иди, попрощайся. А я пока неотложку встречу.
Надежда Михайловна предполагала, Генка не станет подходить близко, всего лишь постоит у порога, может, даже скажет что. Но точно вреда не причинит, воспользовавшись полной беззащитностью Олега. Не тот он человек, чтобы мстить. Да и разодрались они наверняка из-за какой-нибудь ерунды.
Она потрепала Генку по плечу, вышла из медпункта и прямо удачно подгадала. Охранник как раз открывал ворота, за которыми, фырча мотором, стоял белый «уазик» с красным крестом и такой же красной полоской, на которой легко читалась всем известная надпись.
Машина въехала на территорию, из нее сразу вылезли два медработника – один постарше, второй помоложе – не очень крупных, но прекрасно знающих свое дело, судя по задаваемым вопросам.
– Когда случилось? Что вкололи? Доза? Носилки нужны? Крепежи? Случай единичный?
Последний вопрос неприятно огорошил Надежду Михайловну.
– Конечно, единичный! – возмутилась она. – Вы что, думаете, у нас тут эпидемия? У нас приличный лагерь!
Водитель даже не стал вылезать, просто приоткрыл дверь посмотрел с нескрываемым любопытством.
– Пострадавший-то где?
– Спит. В изоляторе.
Надежда Михайловна провела приехавших к медпункту, затем в бокс к Матвееву. Генки там уже не было, вернулся к себе.
– Олег, солнышко, – ласково проворковала она, склонившись над кроватью, – надо ехать.
Матвеев медленно приоткрыл глаза, встревоженно оглянулся по сторонам.
– Куда? – пробормотал невнятно, едва справляясь с заплетающимся языком.
– Давай вставай, парень! – распорядился врач постарше. – Лечить тебя будем, – пояснил угрюмо и уточнил: – Идти сможешь?
– Не знаю.
Тогда мужчины, не дожидаясь и не проверяя, подхватили его с двух сторон, приподняли. Матвеев не сопротивлялся, повис между ними тряпичной куклой. Его повели, а он лишь послушно переставлял ноги.
Надежда Михайловна напоследок заглянула в бокс к Генке. Тот действительно был на месте, сидел на кровати, съежившись и накрывшись одеялом. Она ласково улыбнулась, как бы обещая, что все будет хорошо, и отправилась провожать Олега.
С тяжестью на сердце она проследила, как того занесли в машину, уложили на каталку. Даже коротко махнула вслед, хотя была уверена, что никто этого не заметил, а потом вернулась к себе в медпункт.
Тяжелая смена. Но иногда случались такие. При прежнем начальнике тоже подобное бывало – лет двенадцать назад, когда Надежда Михайловна только начала здесь работать.
Несколько ребят сбежали ночью купаться, и – надо же так совпасть – наткнулись на приставший к берегу плавучий остров. Перешли на него, а утром вожатые не досчитались аж пятерых.
Наверное, детишки опомнились, только когда остров уже порядком удалился, попытались вернуться вплавь, но не справились. Еще и туман в ту ночь был – могли выбрать не то направление, и добраться до берега просто не хватило сил.
Воспоминания прервал громкий стук.
– Гена?
Надежда Михайловна очнулась, подхватила со стола стетоскоп и тонометр.
Лучше сосредоточиться на настоящем – от этого гораздо больше пользы. Сейчас она, как обещала, осмотрит мальчика и, если тот в порядке, а это самое вероятное, отпустит в отряд, и все действительно будет хорошо. Но в боксе пациента не оказалось, зато подхваченные сквозняком шторки вздулись парусами на широко распахнутом окне.
Надежда Михайловна подскочила к нему, выглянула, абсолютно сбитая с толку.
Зачем вылезать в окно, если есть дверь? Да и зачем вообще сбегать, если она и так собиралась отпустить мальчика после осмотра?
Тот стоял у начала дорожки, вполоборота, будто поджидал Надежду Михайловну.
– Гена, ты куда? – крикнула она. – Что с тобой? Я же сказала, сначала мне надо тебя осмотреть. А потом отпущу.
Но Генка только улыбнулся и медленно зашагал, причем не в сторону жилых корпусов, а взяв чуть влево.
У Надежды Михайловны аж горло перехватило от нехороших предчувствий. Еще невовремя вспомнился медик со скорой со своим странным вопросом про единичный случай.
Может, действительно в лагере что-то не так? Например, грибок какой в корпусе? Надышались ребятишки, вот им теперь крышу и сносит? Или это Олег Генке что-то такое сказал?
Разумеется, Надежда Михайловна в окно не полезла, вышла через дверь, кинулась за Генкой, искренне переживая всей своей большой доброй душой. Неужели еще и этого придется успокаивать, отправлять из лагеря? Даже думать о подобном не хотелось.
Может, Генка чего испугался? Или винит себя в случившемся с приятелем?
– Гена! – в очередной раз крикнула Надежда Михайловна. – Ты не придумывай себе ничего! Тебя никто не накажет, – заверила как можно убедительней, но Генка лишь зашагал быстрее, не позволяя себя нагнать. Поэтому и дальше пришлось говорить на ходу: – Ты, главное, сделай вывод и больше неправильно не поступай. Ну, побаловался, не подумав, к чему приведет. Так всякое в жизни бывает. И взрослые ошибаются.
Генка молчал, не оборачивался и не останавливался.
– Геночка, да постой! – Надежда Михайловна попыталась зайти с другой стороны. – Давай вернемся! Я тебе чаю заварю, душистого, вкусного, на травках. – Но в ответ неожиданно услышала хихиканье, тоненькое и мерзковатое, будто с издевкой.
Это Генка так?
Сердце на мгновение замерло, в груди неприятно заскребло, и стало ясно: нет, не обойтись тут травками. И, пока не поздно, надо обязательно доложить Авии Аркадьевне и как следует осмотреть отрядные домики. Может, завхоз Федор Дмитриевич даже доски где отдерет, чтобы проверить на наличие опасной плесени. И Надежда Михайловна уже не стала увещевать, выкрикнула в отчаянии:
– Гена, стой!
Тем более, вполне очевидно стало, куда мальчишка направлялся – к пляжу. Этого еще не хватало!
Она метнулась следом, но Генка тоже перешел на бег, выскочил на песок, потом сразу ринулся к зарослям тростника, тянувшимся вдоль кромки воды.
Ну хоть не прямиком в озеро. Но куда?
В груди заскребло еще сильнее, сердце тревожно трепетало, в правом боку покалывало, но остановиться Надежда Михайловна не могла, как и позвать на помощь. Не бросать же обезумевшего мальчишку одного. И где его потом искать? Да и мало ли что за упущенное время могло случиться.
Генка двигался уверенно, словно проходил путь уже не первый раз. Прямо в кедах зашел в воду, чтобы обогнуть на полметра уходящую в воду лагерную ограду.
Надежда Михайловна старалась не отставать, хотя тревога снедала все сильнее, а происходящее казалось полным сумасшествием. Тоже ступила в воду прямо в сандалиях, поскользнулась на илистом дне, едва не упала, спасло только то, что вовремя успела вцепиться в прутья ограды, и без конца твердила, едва справляясь со сбившимся дыханием и уже не требуя, а почти умоляя:
– Гена! Постой! Да остановись же ты, Гена!
Но мальчишка не слушался, выбравшись на берег, нырнул в заросли.
– Гена! – уже в который раз окликнула его Надежда Михайловна, стараясь не упустить из вида мелькавшую меж деревьев фигурку.
Но в какой-то момент это все-таки случилось. Генка будто сквозь землю провалился. Или незаметно юркнул за внезапно возникшие впереди высокие каменные глыбы.
Надежда Михайловна приблизилась к ним, сразу заметила черное пятно кострища и пару полешек, на которые можно присесть. Она остановилась, растерянно повертелась туда-сюда, но что делать дальше, яснее не стало.