Затем то же самое случилось с Мотей, и, возможно, еще с кем-то в лагере, а совсем недавно с Олей Корзун. Но все они – самые обычные, ничего собой не представляющие. «Мусор», как однажды выразился дух устами Белянкина. Поэтому он и метался от одного к другому, как беспризорный пес в поисках настоящего хозяина, способного его приручить.
Например, такого как… Паша. Коля ведь рассказывал, что есть люди, которые могут побеждать и подчинять духов. Избранные. А Паша определенно из таких, его не назовешь обычным. Он обязательно справится. Даже неведомая тварь сама постоянно намекала ему на это, сначала сказав, что в лагере вообще мало кто его стоил, и вот сейчас, обратившись напрямую и заявив, что будет ждать.
Хотя непонятно, почему она не вселилась в Пашу сразу. Даже если свою роль сыграла пролитая кровь, он ведь тоже тогда порезал руку, еще и первым. Но дух отчего-то предпочел хиляка Белянкина и пустоголовую истеричку Корзун.
Хотел Пашу проверить? Или действительно опасался, что не получится поработить, как остальных?
Как он сказал? «Подумай еще немного». И Паша думал, тщательно вспоминал, что уже произошло и что слышал, и почти не обращал внимания на то, что творилось вокруг.
Уже наступил вечер, стемнело, на небо выкатилась луна. Она висела низко, сразу над крышами и кронами деревьев, невероятно огромная и не молочно-белая, как обычно, даже не желтоватая, а красная, словно окровавленная, и, казалось, плавила окружавшие ее полупрозрачные облака.
Настолько необычная луна поневоле, словно магнитом, притягивала взгляд, а, исходящее от нее сияние не просто наполняло мир, а меняло его, добавляя таинственности, неопределенности и тревожности.
Ставший уже привычным полупрозрачный туман наползал со стороны озера, стелился по земле, поднимался вверх, словно пытался затопить лагерь целиком, а исходящий от Луны странный свет и ему придавал жутковатый оттенок. Возможно, именно из-за него в воздухе разливалось необъяснимое напряжение, волновало и будоражило. Но Паша ничего не замечал. Он валялся на кровати, заложив под голову руки, и, полностью погруженный в собственные мысли, задумчиво пялился в потолок.
С улицы донесся звон разбитого стекла. Восседавший на тумбочке Серега Горельников развернулся, выглянул в открытое окно и громко выдохнул:
– Офигеть!
Остальные тоже повскакивали со своих мест, бросились к окнам, заговорили почти одновременно. Тут и Паша очнулся, вопросительно глянул на Серого:
– Что там?
Горельников, не оборачиваясь, доложил:
– Да, похоже, третий отряд массово сбрендил, – присвистнул и опять воскликнул: – Во дают!
Паша поднялся, навалившись на спинку кровати, тоже выглянул наружу.
В стоящем напротив корпусе в спальне пацанов третьего отряда ярко горел свет, позволяя четко разглядеть беснующихся внутри мальчишек. Одна из оконных рам хищно щерилась острыми осколками, оставшимися от разбитого стекла, но уже через секунду с громким звоном взорвалось еще одно, брызнуло мелкой стеклянной крошкой.
Почти тут же в образовавшуюся дыру вылетела подушка со вспоротым брюхом, рассыпая белые перья, словно снег, вслед ей раздался пронзительный свист. Одна из лампочек мигнула и погасла. Входная дверь распахнулась во всю ширь, затрещала и наверняка просто чудом не слетела с петель.
На крыльцо высыпали ребята, ринулись вниз по ступенькам. Кто-то махнул прямо через перила – неудачно – навернулся, растянулся на земле, но только захохотал и принялся кататься в пыли.
Вслед за подопечными выскочила вожатая Аня Шеина, заголосила:
– Мальчики! Девочки! Вы что? Вы куда? Что с вами? А ну-ка вернитесь. Я кому сказала?
Но ее не то что не послушали, на нее просто не обратили внимания, словно она была пустым местом. Только кто-то, задержавшийся внутри, не желая сильно отстать от остальных, оттолкнул Аню в сторону, когда она оказалась на пути.
Девушка покачнулась, чтобы устоять на ногах, вцепилась в перила, выкрикнула, подавшись вперед.
– Мухаметшин, стой! – Затем, видимо, уже от отчаяния, пригрозила: – Я твоей тетке нажалуюсь.
Но на последнем слове ее голос сорвался, перешел в визг, а в самом конце в тоненький беспомощный всхлип.
В первом отряде тоже хлопнула наружная дверь.
– Анька! Что там у вас? – раздался голос с крыльца.
– Да я-то откуда знаю! – надрывно выдохнула Шеина и запричитала: – Они внезапно как с цепи сорвались. Сначала мальчишки, а потом и девочки. Начали громить палаты. Потом и отрядный уголок. Одежду и обувь разбросали. Лампочку разбили. И окна тоже. А теперь почти все куда-то сбежали. Только несколько девочек остались. Но у них почти у всех истерика. Тамара Викторовна пытается успокоить.
– Пойдешь догонять? – опять спросил Коля.
– Ну да. – Шеина опять всхлипнула, но решимости не потеряла. – А что еще-то?
Коля оглядел темные окна мальчишеской спальни собственного отряда, потом сквозь дверной проем – холл, но не обнаружил ничего подозрительного и настораживающего. Зато заметил вышедшую из вожатской Людмилу Леонидовну, кивнул ей со значением и снова развернулся к Ане.
– Подожди! – крикнул. – Я с тобой.
Затем, не теряя больше ни секунды, стремительно соскочил с крыльца, заспешил, нагоняя уже устремившуюся за своими ребятами Шеину. Но стоило им скрыться из виду, как что-то грохнуло уже в соседнем втором отряде.
Сразу следом раздался дружный многоголосый вопль, зазвенело, разбиваясь, очередное стекло. В темноту ночи вылетел стул, ударился о землю, фанерное сиденье моментально отвалилось. А затем и сами ребята почти в полном составе высыпали на улицу и тоже ринулись куда-то, игнорируя сердитые окрики воспитательницы и вожатой.
Серега перебрался с тумбочки на подоконник, протянул восторженно, едва не вываливаясь из окна:
– Бли-ин! Я тоже хочу. С ними.
– Совсем дебил, – определил Паша.
Но Горельников не смутился, не одумался, а довольно ухмыльнулся. Глаза у него сияли от безумного, неконтролируемого азарта. Он не ответил, а просто сиганул в окно. Через несколько мгновений его примеру последовали Бауман и Самарин. Но и только. Все остальные растерянно топтались на месте и переглядывались.
Или не все?
Паша несколько раз пробежался взглядом по ряду сгрудившихся у окон пацанов и даже посмотрел на ближайшую к выходу кровать, но окончательно убедился: Генки здесь точно не было. Хотя на всякий случай еще и спросил у случайно оказавшегося к нему ближе всех Лёшки Корнева:
– А Белянкин где?
– Понятия не имею, – буркнул тот, правда, потом добавил: – Он, по-моему, и не ложился. Смылся сразу после того, как Коля заходил.
Паша закусил нижнюю губу, сосредоточенно свел брови, застыл неподвижно.
Он простоял так несколько секунд, а затем вскинулся, торопливо оделся. Но прежде чем уйти, наклонился к кровати, засунул руку под матрас, нащупал то, что искал, сжал в кулаке. Вытащил осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, спрятал в карман брюк и только тогда направился к ведущей на веранду двери.
– Ты тоже к ним? – глянув исподлобья, мрачно поинтересовался Корнев.
– Нет, – возразил Паша. – Просто хочу посмотреть, что там. Может, и помогу чем.
Он выбрался на улицу, зашагал, не таясь и не осторожничая. Все равно в лагере творилось такое, что взрослым было совсем не до него.
Они его наверняка даже не замечали, спокойно идущего куда-то в полном одиночестве, когда кругом десятки ребят сходили с ума и бесновались: крушили корпуса, били лампы и стекла, визжали, орали во все горло, дрались между собой, топтали цветы на клумбах, ломали стенды с портретами пионеров и комсомольцев-героев на Аллее Боевой Славы. Даже повалили гипсового горниста, стоящего у начала линейки.
Взрослые метались туда-сюда, ругались, уговаривали, угрожали, пытались остановить, но у них ничего не получалось. Совсем-совсем ничего.
– Всё! – уже не сдерживая прорывающихся рыданий, выкрикнула старшая вожатая Мария Алексеевна. – Я звоню в милицию! Пусть приезжают и разбираются!
Коля ринулся к корпусам младших отрядов, проверить, как дела обстояли там. Среди беснующихся мальков не наблюдалось. С одной стороны, хорошо, но с другой – а вдруг это потому, что старшие на них напали.
Хотя вроде бы нет, обошлось. В этой части лагеря было тихо, но тоже не совсем спокойно – и тут не спали.
Ленка с Верой сидели в палате у своих малышей. Те сгрудились вокруг, пытались все разом оказаться поближе, но хоть не ревели. А девушки пытались обнять сразу всех и говорили-говорили, не умолкая, на два голоса что-то отвлекающее и успокаивающее.
– Как тут у вас? – поинтересовался Коля.
– Да вроде более-менее, – откликнулась Вера.
– Тогда и дальше сидите, не вылезайте, – распорядился он как можно тверже и уверенней. – Только запритесь обязательно. А я назад пойду.
– Коль, а что там происходит? – спросила Ленка, возможно, не только потому, что хотела точно знать, а чтобы не отпускать подольше, беспокоясь за него и переживая. Хотя сама она тоже старалась сохранить боевой вид, чтобы еще сильнее не напугать растревоженных мальков. – Только не говори опять, что они ягод или грибов наелись, – предупредила насупленно девушка.
– Да нет, не скажу, – заверил ее Коля, но так и не удержался от шутки, само вырвалось, чисто из желания хоть немного смягчить и разрядить обстановку: – Тут, скорее, дело в луне.
Ленка и Вера, да и почти все присутствующие ошеломленно уставились на него.
– Понимаете, сегодня же суперлуние. И необычное. Видели, наверное, какая луна красная. Кро… – начал он, но вовремя умолк. И сам понял, и пронзительный возмущенный Ленкин взгляд хорошо так намекнул.
Коля попятился к выходу. Разве мог он сидеть тут, когда старшие вели себя, как неуправляемые монстры?
– Ну не знаю я, девчонки, – произнес он раскаянно, приложив руку к груди. – Сам ничего толком не знаю.
А вот Паша, похоже, знал. Во всяком случае предполагал, в чем тут дело, и почти не сомневался, что прав.