Они даже сказать ничего толком не могли, только сконфуженно и оторопело бормотали: сами спрашивали, несли какую-то чушь, оправдывались. Кое-кто даже расплакался. И пришлось вожатым и воспитателям просто разводить по корпусам своих непутевых подопечных, невзирая на царивший там разгром и беспорядок.
Никто не сопротивлялся и не возражал, мальчишки и девчонки брели послушным стадом, куда им говорили – усталые, измочаленные, безвольные – сами заваливались на разоренные кровати, не замечая отсутствия подушки или одеяла и прочие неудобства.
Коля уже видел их недавно такими. По крайней мере третий отряд, сбежавший из лагеря посреди ночи. Хорошо, что его ребят, самых старших, как-то обошло стороной это временное помешательство. Ему поддались только три пацана и одна девочка, от которой Коля никак подобного не ожидал – манерная красавица и воображала Оля Корзун.
Хотя нет, рано он обрадовался. В отряде не хватало еще четверых – и это оказалось не менее неожиданным и необъяснимым – Генки Белянкина, Лёшки Корнева, Инги Малеевой и председателя совета отряда Паши Елизарова. И никто из оставшихся не мог толком сказать, когда они исчезли, а уж тем более куда. Но среди толпы, громившей лагерь, их точно не было.
Хорошо, что милиция пока не уехала. Но все равно вызвали еще подмогу и собрали кое-кого из лагерных. Один из них, тот самый мужчина богатырского вида, который рассказал Коле с Ленкой про плавучичий остров и действительно оказался одним из подрабатывающих здесь местных, привел свою собаку, заявив, что она хоть и не породистая, но умная и ничем не уступает служебным. Он сам ее натренировал, потому что когда-то работал проводником-кинологом.
Вместе бросились на поиски, опасаясь самого худшего, тщательно обшарили всю территорию и все-таки нашли пропажу. Как раз собака и вывела. Правда, не в лагере, а уже за оградой, недалеко от озера в лесу – на поляне, по одному краю которой теснились каменные глыбы.
Все четверо лежали на земле, плотно утоптанной, а местами и словно бы вымощенной чуть возвышавшимися над ней булыжниками, и производили впечатление крепко спавших. Но, скорее всего, они были без сознания, поэтому один из милиционеров сразу отправился в лагерь за врачом давно приехавшей туда неотложки. А пока его ждали, пытались аккуратно привести ребят в чувство сами.
Трое очнулись почти сразу: открыли глаза, зашевелились, стали подниматься, не слишком-то похожие на сильно пострадавших, если не считать нескольких синяков и ссадин, еще утренних у Инги и совсем свежих у Лёшки и Паши.
– И как вы здесь оказались? – поинтересовался Коля, точно не представляя, как себя держать: быть предельно строгим или обращаться помягче.
– Пришли, – мрачно сообщил Паша.
– Зачем? Что вам понадобилось?
– За ним. – Он мотнул головой в сторону Генки, который по-прежнему ни на что не реагировал и никак не хотел приходить в сознание, даже несмотря на старания объявившегося врача со скорой.
– Что тут вообще случилось? – спросил тот, сидя на коленях рядом с Белянкиным. – Он упал с камней? Вы его побили?
– В него дух вселился, – произнес Паша.
– Что?
Коля с упреком посмотрел на подопечного.
– Паш, сейчас не время шутить.
– А я и не шучу, – вскинув подбородок, заявил тот, повторил убежденно: – В него дух вселился. Такой, как ты рассказывал. И управлял им. И то, что в лагере происходило, это тоже из-за него. Неужели никто не заметил?
Коля многозначительно и обеспокоенно переглянулся с врачом. Паша увидел, нахмурился, яростно сверкнул глазами.
– Я не брежу, – воскликнул с негодованием и обидой. – Не ударился головой и не свихнулся. И не придумываю. Так и было. – Он обратился к Инге: – Малеева, скажи. Ты ведь тоже знала и видела. – Но, так и не дождавшись от нее поддержки, требовательно повторил: – Малеева!
Остальные тоже повернулись к ней. Инга выглядела уставшей и растерянной. Стояла, заложив руки за спину, посматривала исподлобья на присутствующих и молчала. Хотя в конце концов неуверенно дернула плечом, пробормотала негромко, так что остальные едва расслышали:
– Я не знаю.
Паша сузил глаза, задышал с силой, сердито раздувая ноздри.
– Малеева, не ври, – произнес напряженно вибрирующим голосом. – Всё ты знаешь. И я видел, как ты колдовала. А потом грохнуло, вспыхнуло…
– Паш, ну всё, успокойся, – перебил его Коля, покачал головой.
Конечно, не поверил. Скорее всего, мальчишка просто плохо соображал от шока. Отключился, и ему что-то там померещилось или приснилось, в сознании плотно переплелись реальность и услышанные недавно сказки. Коля же сразу заметил, что Паша отнесся к ним слишком серьезно, чрезмерно проникся.
– Ты пойми, – проговорил он доверительно, миролюбиво и слегка назидательно, – все эти духи, бабайки из легенд – всего лишь плод человеческого воображения, способ объяснить непонятное. Или оправдаться, откреститься от недостойных поступков, свалить содеянное на темную силу. Но на самом деле зло в этом мире творится людскими руками. Нет никаких других чудовищ.
– Есть! – упрямо сказал Паша, а затем еще раз процедил сквозь сомкнутые зубы едва слышно, но все так же уверенно: – Есть.
– Да никто Генку не трогал, – вмешался Корнев. – Это только мы с Елизаровым подрались.
– Из-за чего? – уточнил один из милиционеров, но Лёшка лишь, насупившись, буркнул:
– Не важно.
Но все же не удержался и метнул короткий взгляд в сторону Инги, выдав себя с головой. Только вот остальное случившееся это никак не объясняло. И врач, убедившись, что от троицы ничего вразумительного не добиться, опять склонился над абсолютно неподвижным Генкой. А милиционер подошел к Коле, отвел в сторону, придвинувшись поближе, произнес негромко, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал:
– А у вас только дети потерялись? Никто из взрослых не пропадал? – И в ответ на вопросительный взгляд пояснил: – А то наши тут недалеко два тела нашли. Оба женские. Первое, судя по состоянию, не меньше недели в воде пролежало. Поверх одежды медицинский халат.
– Была у нас раньше врачиха. Надежда Михайловна, – задумчиво произнес Коля, недоуменно пожал плечами. – Но вроде она в город уехала. Как раз где-то неделю назад или чуть больше. Больного сопровождала. А потом вместо нее новую прислали.
Милиционер хмыкнул и продолжил:
– Вторая тоже взрослая женщина, где-то от тридцати до сорока. Прическа такая с кучеряшками. «Химия» вроде. Одета прилично. Никого не напоминает?
Коля судорожно втянул воздух.
– Ну, вообще-то, на начальницу нашу похожа, – предположил осторожно, очень надеясь, что ошибся. – На Авию Аркадьевну. Ее с утра никто не видел. Но мы решили: она в город уехала, по делам, просто не сказала никому. А что с ней?
– Да вроде как упала со старой вышки неудачно, – доложил милиционер. – Перелом основания черепа. – Потом тихонько крякнул, свел брови, но все-таки продолжил: – Ну и птицы там постарались, от лица почти ничего не осталось. – Покивал, заглядывая Коле в глаза. – Опознать бы.
Тот, ошеломленный очередной новостью, не сразу нашелся что сказать, несколько секунд просто переваривал услышанное. Да и первая фраза сложилась как бы сама собой, почти автоматически:
– Я сейчас не могу, мне надо ребят в отряд отвести. – И лишь затем появились конкретные мысли: – Вы подойдите в лагере к Маше, – подсказал Коля милиционеру, но тут же исправился: – Марии Алексеевне. Она старшая вожатая. – И опять передумал. – Хотя нет. Лучше, наверное, к завхозу… Федору Дмитриевичу. Он все-таки мужчина, покрепче.
Собеседник согласился, сразу направился к напарнику, а Коля, чтобы не утонуть в потоке безрадостных размышлений, – к врачу, до сих пор возившемуся с Белянкиным.
– Как он? Так и не очнулся?
– Нет. – Тот помотал головой с не слишком воодушевленным выражением на лице. – Похоже, парнишка в коме. Но очевидных повреждений нет. Ни внешних, ни внутренних. Даже синяков и ссадин, как вон у тех. – Врач бросил взгляд в сторону Паши и Лёшки, затем опять повернулся к Коле. – Вероятно, что-то с мозгом. Кровоизлияние, например. Но я не спец, и без серьезного обследования не обойтись. И вообще, – добавил, распрямляясь, – будем надеяться на лучшее. Поэтому повезем его сразу в город, в областную. Родителям сообщите. Если что, пусть звонят туда, узнают. – И снова посмотрел на Лёшку, Пашу и Ингу. – А с остальными в принципе все в порядке. Исключительно боевые отметины. Но можем и их прихватить.
– Этих не надо, – отказался Коля. – Сами разберемся.
Генку уложили на носилки, понесли к поджидавшей у лагерных ворот машине скорой помощи, а остальных Коля, как и собирался, повел в отряд. Точнее, распорядился:
– Ну всё, идемте.
Инга, до того вроде бы без цели бродившая по поляне, вскинулась, воскликнула:
– Подождите.
Коля даже рассердился немного, поинтересовался сурово:
– В чем дело?
– Я тут потеряла кое-что, – ответила Инга.
– Что?
Она закусила губы, сосредоточенно наморщила лоб и лишь спустя какое-то время смущенно и чуть удивленно призналась:
– Не помню.
Что еще за фокусы? Вот от кого-кого, а от Малеевой Коля никак подобного не ожидал и просто каким-то чудом сдержался, чтобы хорошенько ее не отчитать.
– Инга, знаешь, вот совсем сейчас не до приколов, – проговорил с многозначительным нажимом и отрезал категорично, заранее отметая любые возражения: – Идем.
– Идем, – словно эхо, повторил за ним Лёшка Корнев, но с совершенно другими интонациями и смыслом, только этим двоим известным и понятным, и Инга больше не стала противиться, послушно направилась в сторону лагеря. Зато Паша так и остался стоять, будто не услышал.
Коля с подозрительностью посмотрел на него: неужели заупрямится? Заявит: «Никуда не пойду, пока вы мне не поверите». Ведь по-настоящему обиделся, что не приняли всерьез его сказочные объяснения. Но Паша ни слова не сказал, даже беглым взглядом никого не удостоил, все-таки тоже сдвинулся с места. Однако – Коля этого не заметил, – пройдя несколько шагов, обернулся, будто надеялся еще что-то увидеть.