— Да есть у меня одно подозрение, — я прищурился. — Видели в руках у Марины Климовны такой круглый брелок? Вроде того, который мне Бодя подарил?
— Я на нее не смотрел, когда она орала… — смутился Марчуков.
— Такая блестящая штучка? — спросила Друпи. — Как будто светилась, да?
— Ага, значит мне не показалось, — я усмехнулся. — Хочу спросить у Елены Евгеньевны, рассказывала ли она Марине про нашу газету. Или как-то по-другому дело было.
— А какая разница? — спросил Мамонов.
— Наверное, никакой, — я пожал плечами. — Просто интересно.
— Давайте я отнесу, — предложила Друпи. — А вы идите к вожатой. А то уже скоро горн.
— Я с тобой! — Марчуков вскочил. — Мы вдвоем к Марине, вы — к Елене!
Друпи и Марчуков выскочили из библиотеки. Мамонов сидел мрачный, как туча.
— Илюха, ты как? — спросил я. — Вы поссорились?
— Лучше иди один, так у тебя больше шансов ее разговорить, чем со мной, — проговорил он.
— Рассказать не хочешь, что произошло? — спросил я.
Глава 21,в которой погода в отряде портится
— Да я сам не знаю, что рассказывать, — Мамонов мрачно усмехнулся. — Было все хорошо, а потом в один момент стало все плохо.
— Вы же встречались? — спросил я. — Ну, я помню, что ты таинственно исчезал и возвращался с видом счастливым и мечтательным.
— Ага, — Мамонов покивал.
— Это самое? — подмигнул я. Потом смутился. — Прости, не мое дело…
— Да нет, ничего такого, — Мамонов разглядывал свои руки. — Мы разговаривали. Гуляли. Целовались. Все было как в кино. А потом она вдруг стала от меня убегать. Попытался поговорить — поссорились. Мол, мы не пара, это все надо закончить, ты школьник, я студентка, и прочий свистежь. Будто кто-то ей где-то мозги прополоскали.
— Может, вас кто-то увидел? — я посмотрел на Мамонова. — А потом припугнул ее, что, мол, смотри, Еленочка Евгеньевна, как бы я в комитет комсомола не капнул. Вот она и отморозилась сразу.
— Да ладно, все равно теперь уже, — Мамонов махнул рукой и низко склонил голову.
— Хочешь, я с ней поговорю? — предложил я. — Расспрошу осторожно, может что расскажет?
— Это почему она будет тебе что-то рассказывать? — Мамонов бросил на меня недоверчивый взгляд.
— А у меня личная магия, — усмехнулся я. — Мне часто выбалтывают то, что вроде бы не собирались.
— Ты же хотел до ужина с ней поговорить, вроде? — Мамонов встал.
— А, точно! — я хлопнул его по плечу. — Ладно, я побежал, может успею еще.
Я выскочил из библиотеки и понесся к нашему корпусу напрямик, прямо через лес, а не по дорожкам. Рядом с третьим отрядом происходил какой-то движняк — почти все ребята собрались вокруг беседки и смотрели, что там происходит внутри. Я вытянул шею и даже подпрыгнул повыше. А, понятно, там готовят номер к родительскому дню. Девчонки в травяных юбках и гирляндами бумажных цветов репетируют папуасский танец. Интересно, какое отношение это имеет к спорту? Спортивная же тема. Будут показывать серфинг и играть на воображаемых укулеле?
— Чего подглядываешь? — недружелюбно спросил полноватый пацан. — Хочешь наш номер украсть?
— Больно надо, — огрызнулся я и помчался дальше.
Судя по шуму, наш отряд тоже был занят подготовкой номера. Только внутри корпуса, на веранде. Нашему отряду не повезло с беседкой. Когда-то она явно была, но потом что-то с ней случилось, и сейчас от нее остался только заросший травой контур.
Я одним прыжком заскочил на крыльцо и пробежал по коридору к комнате вожатой. Остановился перевести дыхание.
Хм, а хорошо быть подростком! Всего-то несколько дней дополнительных пробежек — и вот я уже не сдыхающий от недостатка кислорода Дарт Вейдер, а так, немного запыхался. Быстрые результаты — это всегда приятно.
— Да ты ничего не понимаешь, это все будет глупо выглядеть!
— Ничего не глупо! Вот возьму и уйду, делайте дальше все сами!
— Ну и уходи!
— Да и пожалуйста! А твоя идея вообще никуда не годится!
— Ой, да много ты понимаешь!
— Это вообще на медведя не похоже!
— А медведь-то здесь при чем? Это лев!
— На льва тем более.
— Фу, все равно ужасно. Что мы, малышня что ли?
— Тебе не нравится — уходи.
— Я а и не собиралась участвовать!
— Ребята, давайте не будем ссориться…
— Пусть она сначала уйдет!
— А чего это я должна уходить? Это что ли только твой отряд?
— Ты мешаешь репетировать!
— Ой-ой-ой…
Н-да, что-то не клеится у наших творческий процесс. Вроде раньше все как-то азартнее получалось. Может, Марчуков благотворно влияет на такие вот заседания? И его бьющей через край энтузиазм в комплекте с не всегда здоровой фантазией в зародыше гасят любые ссоры?
Я занес кулак, чтобы постучать в дверь, но тут она распахнулась сама.
— Крамской? — Елена Евгеньевна сначала чуть не налетела на меня, потом замерла и посмотрела исподлобья. — Ты чего здесь?
— Поговорить хотел, — быстро сказал я.
— О чем еще? — устало вздохнула вожатая с видом «блин, тебя еще только не хватало!».
— Если вы не в настроении, Елена Евгеньевна, то ладно, — я пожал плечами и отвернулся, будто собираясь уходить. — Мне показалось, что вы на меня сердитесь, хотел как-то исправить положение…
— Ладно, — вожатая поджала губы. — Заходи. Только совсем скоро ужин, ты же помнишь?
— Да, конечно, — я шагнул в комнату Елены Евгеньевны. — Я недолго.
В комнате ничего особенно не изменилось. Разве что на полке книжек прибавилось. Только теперь не учебников, а обычных, художественных. Из библиотеки. «Парень с космодрома», «Таинственный остров», «Собака Баскервилей»… И на шторах на окне появилось несколько бабочек из проволоки, обтянутой тонким чулочным капроном. Ну да, кто-то из девчонок эту моду привез, теперь у нас эти бабочки разной формы попадаются в самых неожиданных местах.
— Так о чем ты хотел поговорить, — нетерпеливо спросила Елена Евгеньевна.
— Про газету… — начал я.
— О, господи… — вырвалось у вожатой.
— Да нет же, не буду я тут ничего доказывать, — сказал я. — Мы уже переделали газету, и Друпи с Марчуковым пошли ее Марине Климовне показывать.
— Кто пошел? — нахмурила брови Елена Евгеньевна.
— Ну… Анастасия, — исправился я. Вот черт, так и знал ведь, что вырвется когда-нибудь! Но ничего не могу с собой поделать, чем больше с ней общаюсь, тем больше она становится похожей на Друпи. — Я про другое хотел спросить. Елена Евгеньевна, а расскажите, как все получилось — это вам сразу газета не понравилась, и вы Марину Климовну позвали или она вас вызвала ни с того, ни с сего?
— Мне кажется, это тебя не касается, — отчеканила вожатая.
— Да бросьте, — хмыкнул я. — Как раз очень даже касается! Просто мне кажется, что если бы вам не понравилось, то вы бы просто подошли ко мне и тихонько попросили бы немедленно снять эту гадость. И вряд ли пошли бы жаловаться старшей пионервожатой. Я прав?
Елене Евгеньевна молчала.
— Ну а Марина Климовна обычно у нас не имеет привычки ходить ранним утром по отрядам и разглядывать, что там они повесили себе на доски объявлений, — я прошелся по комнате с видом следователя уголовного розыска из какого-нибудь типичного сериала девяностых. — Из чего следует, что кто-то сходил к Марине Климовне и нажаловался. А теперь газету сняли, вам устроили выволочку, ну и нам тоже. Так ведь все было, да?
— Вроде того, — вздохнула вожатая. — Марина Климовна устроила мне разнос за то, что я совсем не слежу за своим отрядом. И они, то есть вы, развели тут балаган и превратили стенгазету в Содом и Гоморру. А я даже прочитать ничего толком не успела…
— Да не было там никакого Содома и Гоморры, Елена Евгеньевна, — усмехнулся я. — Но я бы правда не обиделся, если бы это вы пожаловались.
— Но с новой газетой никаких проблем не будет? — спросила она.
— Точно нет, — я засмеялся. — Мы постарались, чтобы она была похожа на философский трактат о пользе добра. А интервью ваше будет в следующем номере. И я вам его покажу, прежде чем публиковать.
— Обещаешь? — Елена Евгеньевна хитро посмотрела на меня.
— Честное пионерское! — сказал я.
Уф. Кажется, лед сломан. Это хорошо. Но разговаривать про Мамонова еще рановато. Не стоит злоупотреблять только что восстановленным равновесием.
Ну и как раз в этот момент заиграл горн, призывающий нас на ужин.
Нелады в отряде были заметны теперь уже невооруженным глазом. Никакого тебе общего строя и бодрого чеканного шага, все разбились на кучки, напряжение повисло прямо-таки отчетливым маревом. В самом начале шла Лиля, практически в гордом одиночестве. Потом стайка девчонок вокруг другой девушки, до сих пор не запомнил, как ее зовут, но она точно принимала участие в споре вокруг сценки на родительский день. Потом компашка из нашей палаты, которые из одной школы. Потом мы, а в хвосте — Бодя и его миньоны. В этот раз дело было явно с нами никак не связано, похоже, разругались как раз пока мы газету переписывали в библиотеке. И кусочек этой ссоры я даже застал. Неужели дело в выступлении на родительский день?
— Неладно что-то в датском королевстве, — пробормотал я.
— Чего? — встрепенулся Марчуков, увлеченно спорящий с Друпи про степень ядовитости гадюк.
— Да так, ничего, — отмахнулся я и ускорил шаг. Обогнал всех других-прочих и пристроился к нашей рыжей председательнице.
— Лиля, что-то случилось? — спросил я.
— На меня обиделась Светка из-за роли, — спокойным, но напряженным голосом сказала она.
— И поэтому сейчас все… такие? — я мотнул головой через плечо.
— Какие такие? — дернула плечом Лиля.
— Слушай, ну не прикидывайся, что не понимаешь, а? — скривился я.
— Ну, у нас было два варианта выступления — про спортивное королевство и про олимпиаду в лесу, — начала рассказывать она. — Мы проголосовали, победили звери. А Светка должна была играть спортивную принцессу в королевстве. И начала качать права. Я ей предложила роль обезьянки. Она обиделась, и все поссорились. Но я ничего плохого не хотела, обезьянка же самая ловкая среди зверей…