Пионеры Русской Америки — страница 29 из 73

Не дождавшись реформ от императора, «жертвы мысли безрассудной», как окрестил их поэт и дипломат Ф. И. Тютчев, начали создавать тайные организации и готовить переворот. «Орден русских рыцарей», Союз спасения, Союз благоденствия, «Морская управа», «Общество Гвардейского экипажа», Северное и Южное — в те годы тайные общества были в моде.

Вот и пылкий образованный юноша Дмитрий Завалишин не избежал этого увлечения: «Чем более встречал я неправосудия, коварства, низких чувств, тем более распалялся и в 1821 г. стал думать об учреждении общества (не тайного) восстановления истины». Он так и назвал будущую организацию — «Вселенский Орден Восстановления истины». «Я всегда верил в силу нравственных начал, — признавался Завалишин, — и был всегда уверен, что лишь бы удалось только отыскать правильную идею, возбудить живую силу, а они совершат свое дело…»

Не одна молодость была причиной его идеализма, в умах образованных людей того времени господствовали утопические идеи Просвещения о преобразовании мира по законам разума и справедливости. Этому весьма способствовали распространение деизма и возникновение союзов «вольных каменщиков» — масонов, копировавших символы и обряды средневекового цеха каменщиков. Они последовательно проходили степени посвящения от ученика до подмастерья и мастера, делились на особые группы — ложи, заседания которых совершались в таинственной мистической обстановке. Смысл их деятельности состоял в символической «постройке храма Соломона», что означало служение идеалам правды и добра. Но это на словах. В жизни всё обстояло иначе: если порядки в государстве не соответствовали идеалам заговорщиков, значит, порядки следовало изменить — революцией, восстанием или военным переворотом.

Добавим, что в те годы в светских кругах была чрезвычайно популярна мистика, этим грешил и сам император Александр Павлович. Просветительством, мистикой и масонством были увлечены в то время даже люди духовного звания. Завалишин вспоминал о преподавателе Закона Божия в Морском корпусе, иеромонахе, который однажды в припадке сумасшествия исполосовал образа в церкви. Когда началось следствие, в найденных у священника бумагах прочитали его признание в принадлежности к масонству и страшных душевных муках, терзавших его.

Устав, который Завалишин написал для своего «Ордена Восстановления», придуманные им знаки отличия, печати, одежда очень напоминали масонские, но связь с ложами он категорически отрицал и говорил, что «вольных каменщиков» терпеть не может. «Я не был масоном и весьма их не любил, — говорил он на следствии в 1826 году, — хотя цель их мне и была неизвестна, но всё давало причины подозревать ея злонамеренность… Я самое общество Рылеева полагал составившимся из масонских лож».

Местом действия своего ордена Завалишин выбрал Калифорнию, хотя поначалу об Америке не думал. Назвав свой орден «вселенским», он предполагал, что в него будут вступать разные народы и представители каждой страны будут иметь свое управление. Основание такой организации за рубежом позволило бы, по мысли Завалишина, удалить из России людей беспокойных, праздных, буйных — одним словом, революционеров, — «дав им блестящую приманку». Уже позже, оказавшись в Америке, он назвал еще одну цель: «Назначив местом пребывания ордена в Калифорнии и склоня правителей ей области ко вступлению в оной и действуя помощью их, подвер[г]нуть оную владычеству России, а самый Орден ея покровительству. Таким образом, утвердясь в Америке приобретением богатейшей провинции и прекрасных гаваней, иметь влияние на судьбу ея и ограничить могущество Англии и Соединенных Штатов… Избрание же главы Ордена, постановления уставов и все распоряжения, касающиеся до Ордена, предоставлялись самому государю, от коего, следовательно, ничего не могло быть скрыто…» Конечно, он надеялся, что государь назначит его, автора идеи, если не главой ордена, то хотя бы магистром русского языка.

Кругосветка и письмо императору

Мичман Завалишин уже собрался доложить свой план императору, как в это самое время получил от командира фрегата «Крейсер» капитана 2-го ранга Михаила Петровича Лазарева приглашение в кругосветное плавание.

Кругосветка была мечтой всех флотских, желали участвовать в ней многие — да брали немногих. Чтобы попасть в экипаж, молодые офицеры прикладывали все мыслимые и немыслимые усилия, пускали в ход связи, искали протекции. «Я был в большом затруднении, на что решиться», — вспоминал Завалишин. Поразмыслив, он решил согласиться, чтобы познакомиться с Аляской и Калифорнией «для успеха задуманного дела».

Должность ему дали хлопотную и ответственную — ревизора, в его обязанности входило заниматься закупками припасов во время экспедиции. Предполагалось идти в поход на три года, чтобы доставить груз на Камчатку и в поселения Русской Америки. 17 августа 1822-го фрегат «Крейсер» и военный шлюп «Ладога» покинули Кронштадт. В Копенгагене закупили необходимые вещи и припасы и через месяц снова подняли паруса. Следующая остановка была в Англии. Здесь пришлось задержаться почти на два месяца: ремонтировали фрегат и шлюп, приобретали карты и астрономические инструменты и ждали попутных ветров.

Из английских газет Завалишин узнал о конгрессе в Вероне, где собрались монархи стран Священного союза, чтобы обсудить начавшуюся революцию в Испании. Французский король намеревался совершить интервенцию для защиты испанского трона и желал узнать мнение других монархов. Британия воздержалась, Россия, Австрия и Пруссия встали на сторону Франции. Заручившись их поддержкой, французы в 1823 году отправили армию через Пиренеи, и вскоре революция в Испании была подавлена, а власть короля полностью восстановлена.

Обсуждали на конгрессе и судьбу испанских колоний в Южной и Латинской Америке, которые, воспользовавшись революцией в метрополии, объявили о независимости. Монархи решили не признавать вновь созданные государства и пожелали Испании скорейшего восстановления своей власти в колониях. Прочитав о решениях конгресса, разгневанный мичман Завалишин решил немедленно написать императору, «требуя личного свидания и желая объяснить, что он не туда идет и не туда ведет Россию, куда следует». Первое, о чем думаешь, прочитав эти строки, что перед тобой плод больного воображения, фантазии сумасшедшего. И следующая дата будет, как в дневнике героя Гоголя: «Мартобря 86 числа. Между днем и ночью» или «Никакого числа. День был без числа».

О его письме не знал никто, даже товарищ и сосед по каюте мичман Павел Нахимов, будущий адмирал и победитель в Синопском сражении. Завалишин трезво оценивал свои шансы на успех: этот поступок «мог стоить мне потери всей карьеры, а может быть, и вечного заточения, если бы меня сочли за сумасшедшего». Самое невероятное в этой истории то, что, получив письмо, Александр I потребовал Завалишина к себе. Но фрегат к тому времени уже покинул Британию, затем побывал на Тенерифе, в Бразилии, у берегов Вандименовой земли (Тасмании), на Таити, а в сентябре 1823 года прибыл в Новоархангельск. Здесь-то Завалишина и настиг приказ государя о немедленном возвращении.

На фрегате всполошились. Еще бы: из кругосветки в столицу затребовали мичмана — не каждый день такое бывает. Впрочем, самые худшие опасения не подтвердились: конвоя не было, значит, он не арестован. Надо отдать должное М. П. Лазареву — тот дал подчиненному прекрасную характеристику: «Пользуясь сим случаем, я обязанностью себе поставляю рекомендовать г. Завалишина, как весьма исполнительного и ревностного к службе офицера, и с сим вместе довести до сведения… что в продолжение более нежели двухлетнего его служения под моим начальством он как благородным поведением своим, так и усердным исполнением всех возложенных на него обязанностей приобрел право на совершенную мою признательность».

Между тем пошли толки, офицеры расспрашивали Завалишина о приказе императора, тот конфузился, ничего не объяснял, лишь бормотал что-то о новом назначении. И ореол загадочности начал окружать Дмитрия Иринарховича.

В мае 1824 года он покинул Аляску, на корабле «Волга» прибыл в Охотск и, проехав всю Россию посуху, оказался в ноябре в столице. Однако встретиться с императором ему было не суждено. Александр к тому времени охладел к либеральным начинаниям — бунт в Семеновском полку и беспорядки в военных поселениях сильно тому поспособствовали. Тем более Россия только что подписала с США конвенцию «о дружеских связях, торговле, мореплавании и рыбной ловле». Граница фиксировалась по широте 54° 40′, при этом рыбная ловля и плавание открывались для судов обеих стран на десять лет. Границей с Британией по-прежнему служили Скалистые горы, ни о каком присоединении Калифорнии речь не шла, о селении и крепости Росс как будто забыли.

Совсем не такого результата ожидал Завалишин. «Конвенции эти предоставляли все выгоды иностранцам, всю же тяжесть содержания колоний оставляли на Р[оссийско]-А[мериканской] компании. Я написал резкую критику на эти конвенции, разбирая их пункт за пунктом и доказывая невыгоду для России… И так как первая конвенция, т. е. с Соединенными Штатами, была заключена при содействии бывшего нашего посла, тайного советника Полетики, то я и начал свою критику так: „На днях появилось самое уродливое произведение русской политики“».

Что же касается самого Завалишина, то было высочайше рекомендовано принять его на службу в Российско-американскую компанию, но в колонии не пускать — дабы не вовлечь Россию «в столкновение с Англиею или Соединенными Штатами».

Кому-то план Завалишина может показаться сродни проекту Манилова по возведению моста, а сам мичман — Хлестаковым и Чичиковым одновременно. Но в том то и дело, что в тот момент у его плана были реальные шансы на успех — если вспомнить ситуацию, в которой оказались тогда земли Верхней Калифорнии.

В 1821 году Мексика объявила о независимости от Испании. Первым главой Мексиканской империи был провозглашен Агустин де Итурбиде под именем Агустина I. Вскоре в Мехико произошел переворот, императора свергли, и страна стала республикой. Политическим группировкам Мексики, боровшимся за власть, было не до Верхней Калифорнии, поэтому в ней, по словам Завалишина, «царствовало безначалие». Новые власти ограничились назначением губернатора или, как они его назвали, президента провинции, выбрали правительство-хунту и собрали налоги, из которых выплатили жалованье солдатам, охранявшим францисканские духовные миссии.