«Представьте себе, что мы сидим на гладкой, сухой, покрытой травами и цветами подошве подоблачной горы, — описывал Вениаминов свои впечатления в письме. — Подле алмазного ручейка, катящегося по разноцветным камушкам между берегов гладких, ровных, усеянных цветами, в коей играют золотые рыбки, ну, хотя не золотые, а жирные гольцы. Перед нами поодаль на гладкой пространной долине более тридцати человек собирают сено, припевая песни на разных голосах и языках. А там вдали пасутся тучные стада, ну, хоть не стада, а двенадцать компанейских коров… при обширном озере охотник скрадывает жирных уток. Дамы наши, поднявшись немного на гору, собирали ягоды, все, какие здесь есть. Мы же, пока варился чай, неводили золотых рыбок — ведь, право, картина!..»
Пейзажи долин в погожую пору рождали романтическое настроение, потому что в остальное время года приходилось довольствоваться унылым и однообразным видом покрытых снегом горных хребтов. Природа как будто хотела успеть расцвести в короткое северное лето цветами и травами, созреть плодами и щедро порадовать обитателей суровых мест, примирить их с неизбежностью наступления холодов.
Чуть иронично, с легкой усмешкой, описывает красоты Уналашки отец Иоанн, — и рыбки там золотые — «ну хотя не золотые, а жирные гольцы», и по-библейски тучные стада — «ну хоть не стада, а двенадцать коров». Он почти доволен своей жизнью на новом месте — «поелику, будучи здоров, могу быть весел, спокоен, безбеден и счастлив. Это от меня зависит, а более что нужно?».
Что нужно? — Ну, наверное, дом для семьи: четверо взрослых и двое младенцев не птахи — хотя и птахи гнезда вьют, и звери норы роют — где-то жить нужно. В первое время поселились в полуземлянке, сложенной из плах и насыпанной поверх землей. Легко догадаться, какие речи говорила матушка Екатерина, увидев их первобытное жилище — и это после просторного и теплого иркутского дома с большой печью! Отец Иоанн и сам готов был избу рубить — недаром у дяди Димитрия в учениках ходил, и помощников бы нашел — да не из чего рубить, не рос лес на острове. «Кусточки, листочки, травочки, цветочки… очки и проч. Все было и есть, да только лесочков-то нет», — сетовал он. Море изредка выбрасывало на берег плавник — вырванные с корнем деревья, будто с недоброй усмешкой напоминая островитянам: мол, есть на свете тенистые ельники и светлые березовые рощи, есть — да не про вашу честь. Печи в землянках топили высушенным плавником и кустарником, который в изобилии рос на острове. А ведь семейству еще провизия нужна, запасы на зиму, младенцам — молоко. «В рассуждении своего состояния я не могу сказать вам, что я доволен, поелику я человек, а человек чем может быть доволен?» Но он молод, здоров и уже потому — счастлив.
Первое, написанное им прошение — о выделении семейству коровы. Корову дали — и еще 30 пудов муки ржаной, 10 — пшеничной, булки, сухари, 5 пудов круп, 3 пуда масла, 2 пуда сахара, 10 фунтов чаю, по 2,5 пуда мыла и свечей, ведро водки и 2,5 пуда табаку — это на год за счет компании, жалованье положили годовое 1200 рублей. Но и провизию, и жалованье нередко задерживали, порой на полгода, а то и на год. Так, в 1826 году компания задолжала священнику 500 рублей, то есть почти половину жалованья.
И приходилось самим сушить рыбу, копать огород, собирать ягоды, солить грибы и одновременно вести наблюдения. «Изобилие ягод зависит от количества снегов, зимою лежащих, — замечал Вениаминов, — и от теплоты весенних месяцев, а созревание — от теплоты летней». Иногда по весне ягод завязывалось много, особенно малины, но если лето случалось короткое, она не успевала вызревать. Кроме малины собирали чернику, голубицу, клюкву, княженику и «самую лучшую из всех здешних ягод по своему аромату — землянику», особенно сладкой и пахучей она росла на низких и песчаных местах.
В его записках есть целая глава с описанием растений Уналашки, обязательным указанием их названий на латыни, объяснением мест произрастания и особенностей. Чего только нет в этом списке! — с непременными дополнениями, съедобные ли растения и ягоды, и если съедобны — то каковы на вкус. Вот, к примеру, известная северным народам шикша (водяника) — «ягоды сии в некоторых местах имеют очень порядочный вкус, и только одни эти ягоды алеуты собирают и запасают на зиму». Или красная ягода, по-алеутски какамагдин, то есть сухие ягоды, похожие на красную смородину, их в пищу не употребляют, «потому что от излишнего употребления оной делается головная боль». Черная или медвежья ягода, видом напоминающая черную смородину, по-алеутски чикатун, «производит рвоту».
Ива, ольховник, бузина, замечал он, не растут как в Сибири, вертикально, а стелются по земле. Описывая растущую на острове флору, не забывал упомянуть отсутствующую: так, привычных русскому глазу ромашки, полыни и крапивы он там не встретил. Зато нашел обилие грибов — белые, красные, величиной иногда с тарелку, маслята и самые сибирские — грузди, — их было особенно много дождливой осенью и, что приятно, — «всегда без червей».
Травы в долинах росли густые и высокие, корма для коров хватало, но скот, на удивление, тучностью не отличался. «И это, я полагаю, оттого, что травы здешние… от испарения моря и недостатка солнечного света водянисты и не столь питательны». К тому же через три — пять лет пастбища неизбежно зарастали сорной травой, и приходилось косить на новом месте. Никто, кроме священника, коров в личном хозяйстве не держал. «Содержание коров очень затруднительно и дорого, ибо сена надобно приготовить не меньше, как на шесть месяцев».
Свиней и коз русские пытались заводить, но они, гуляя по острову, разрывали землянки алеутов и доставляли много других неприятностей. Свиней несколько раз перевозили для откорма на безлюдные соседние острова, однако животные или замерзали, или дичали. Для коз сена на зиму требовалось не меньше, чем для коров, и лучшего качества. А вот уток и кур держали, хотя и не помногу, но все семьи, и вольный воздух острова сотворил с курами удивительное превращение: они там хорошо летали, «так что о них нельзя уже сказать, что курица не птица». Чего на острове действительно не хватало, как считал Вениаминов, так это лошадей, корму для них было достаточно, «по мнению моему, здесь весьма удобно и нужно иметь лошадей».
Описывая топографию острова, Вениаминов начертил карту с указанием бухт и течений в проливах, селений и числа жителей в них, он изучал вулканы и льды, исследовал флору и фауну, горные породы, почвы и минералы. Почва острова состояла в основном из «красноватой глины или черной вулканической сажи, перемешанной с песком и присыпанной землей от 3 до 12 дюймов». Что и говорить, это не чернозем Центральной России или Новороссии, вырастить на такой почве что-либо трудно. А вот яшма, халцедон, кварц, сиенит, змеевик, гранит, обсидиан, вулканический туф и песчаник встречались в избытке. Хлебников увлекался собиранием минералов, составил большую коллекцию, и Вениаминов присылал ему камни.
Всех, кто видел Уналашку с борта корабля или ступал на ее каменистый берег, удивляло: почему на материковой Аляске лес растет в изобилии, а на острове его нет? Вениаминов слышал и читал мнения исследователей о причинах подобного явления и не соглашался, что сильные ветры препятствовали росту деревьев: «напротив, потому здесь так сильно дуют ветры, что нет лесу». В 1803 году из Ситхи привезли и посадили несколько саженцев елок, они прижились, и спустя 20 лет Вениаминов увидел их стройными и крепкими. Раз деревья приживаются — значит, нужно их сажать. «Как видно по пластам земли, еще не слишком давно начали одеваться растениями здешние острова. И потому стоит опытным лесоводам посеять здесь подходящие климату растения — и зашумят дубравы и рощи».
Что могло вырасти на островах, где погода не баловала теплом не то, что лишним — необходимым? Алеуты земледелием не занимались, но семьи русских пытались сеять хлеб и разводить огороды. Как и полагается естествоиспытателю, Вениаминов проводил опыты и наблюдения, каждую из культур пытался вырастить сам и начинал описание с традиционной фразы ученого — «опыты показали». Итак, «опыты показали»: картофель, репа, редька, морковь и свекла растут прекрасно, особенно крупной и вкусной получается репа. А вот картофель мелкий — «не крупнее пули», урожай бывает сам-четыре, иногда сам-семь, что для северных краев совсем неплохо. Огурцы и капуста не созревают, то есть посевы всходят, но не успевают завязаться «даже под стеклами» — это означало: отец Иоанн и теплицы на острове строил. Та же история с самыми необходимыми и популярными культурами — пшеницей, ячменем и горохом, они тоже всходили, но не успевали вызревать в короткое лето.
Начинания отца Иоанна быстро распространялись по острову, недаром он заметил, что после 1826 года, то есть после его приезда, уже и алеуты приохотились к земледелию. Пришлось ему наставлять своих прихожан не только в вопросах вероисповедания, но и в огородничестве: картофель у них не родился оттого, что слишком глубоко закапывали, пока ростки покажутся — зима наступит. Он же и сроки посадки определил: «Садят в первой половине мая, а собирают в последних числах сентября или в первых октября». Удобрение использовали оригинальное — морскую капусту.
Но как бы ни пытались возделывать здешнюю землю, сколько бы труда в нее ни вкладывали, отдавала она крохи, да и те неохотно. И если север России называют полосой рискованного земледелия, то на Уналашке рискованна и сама жизнь. «Здесь человек не рискует одною только водою и воздухом, — писал отец Иоанн, — а все прочее зависит от случая».
Климат островов оказался тяжел даже для закаленных и неизнеженных комфортом сибиряков. В Сибири зима суровая, но воздух сух, в году много солнечных дней, бодрое сияние небесного светила примиряет и с поздней весной, которая будто примеривается: поторопиться к сибирякам или еще испытать их на прочность; коротким и нежарким летом и продолжительной сухой осенью. Иная погода на островах.
Начать с того, что привычных времен года здесь нет. «Можно сказать решительно, что здесь нет обыкновенных времен года, но вместо всех их здесь царствует вечная осень», — писал Вениаминов, определяя единственный сезон острова как нечто среднее между августом и ноябрем. Только по растительности и можно было догадаться — зима или лето, и по календарю, конечно. Хотя острова лежат на несколько градусов южнее, чем расположенная рядом Ситха, средняя температура на Уналашке вдвое ниже, чем на Аляске, и составляет плюс 3,5 градуса C.