«Нет слов, — вспоминал Загоскин, — для выражения тех чувств, которыми были преисполнены туземные жители при встрече своего владыки». Восемь лет назад они прощались с ним навсегда, и вдруг он здесь, да еще первым епископом Русской Америки! «Не было слушателя, который бы не прослезился от умиления и радости при кратком приветственном слове святителя». Так Иннокентий вновь вернулся туда, где начинал свой миссионерский подвиг.
Все годы его руководства епархией прошли в неустанных трудах и дальних поездках. Он стал деятельным помощником генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского в его реформах. В 1852 году кафедра епископа была перенесена в Якутск, и преосвященный Иннокентий переехал туда. Не желая оставлять жителей Русской Америки без пастырского попечения, он в 1858 году добился создания там отдельной епархии. Тогда же он принял участие в переговорах генерал-губернатора с китайскими послами в Айгуни, результатом которых стало присоединение к России Амурского края. В том же году он перенес епископскую кафедру в станицу Усть-Зейскую, на месте которой позже возник город Благовещенск. Но там святителю довелось прожить недолго — в 1867 году он был вызван в столицу и в январе следующего года назначен преемником почившего митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова).
В последний день января 1879 года высокопреосвященнейший Иннокентий (Вениаминов) окончил земные дни и был погребен в приделе праведного Филарета Духовского храма Свято-Троицкой Сергиевой лавры рядом со своим предшественником. Спустя почти 100 лет, 6 октября 1977-го, Иннокентий, митрополит Московский, был прославлен в лике святителей Русской православной церковью и Православной церковью в Америке.
Лаврентий ЗагоскинПервопроходец «земель незнаемых»
В декабре 1838 года Лаврентий Загоскин поступил на службу в Российско-американскую компанию. Сказать, чтобы он с детства мечтал служить в торговой компании, никак нельзя — он собирался стать военным моряком. И стал им — командовал кораблем в составе Каспийской флотилии, участвовал в войне с Персией. Но прославился он на иной стезе. Как начертано на памятной доске возле села Семирублевое (Бахтемир) в Икрянском районе Астраханской области, там «произошло событие, в результате которого Российский военно-морской флот потерял успешного военачальника, а мировая наука обрела известного путешественника, исследователя Русской Америки — Аляски, Алеутских островов, Северной Калифорнии». Случившееся на Каспии несчастье перечеркнуло, как думал Загоскин, его едва начавшуюся службу и поставило крест на дальнейшей карьере, но оно же подвигло его отправиться на край света, в «незнаемые земли», чтобы сделать их «знаемыми» и рассказать миру о самой отдаленной точке на карте России.
Первое, что вспоминаешь, услышав фамилию Загоскина, — это сцену из «Ревизора» Гоголя.
«Анна Андреевна. Так, верно и „Юрий Милославский“ ваше сочинение?
Хлестаков. Да, это мое сочинение.
Анна Андреевна. Я сейчас догадалась.
Марья Антоновна. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение».
В 30-е годы XIX века М. Н. Загоскин был, пожалуй, самым популярным писателем и драматургом, его роман «Юрий Милославский» перевели на шесть языков и переиздали семь раз, и не было такой гостиной во всей России, где бы его не читали. Автор знаменитого романа доводился родней семье Загоскина. В Пензенском уезде Пензенской губернии, там, где находилось имение отца Лаврентия, Загоскиных было много, как сказал Салтыков-Щедрин, «куда, бывало, не повернись — на каждой версте по Загоскину», и все они состояли между собой в дальнем или близком родстве.
Родился Лаврентий Загоскин 19 мая (по другим сведениям — 21-го) 1808 года в семье отставного секунд-майора и мелкопоместного дворянина Алексея Николаевича Загоскина. Назвали мальчика в честь прадеда, героя Нарвской баталии времен Северной войны. Всего Фекла Петровна родила пятерых — у Лаврентия было три сестры и младший брат.
Самым счастливым периодом в жизни Лаврентия было детство, проведенное в отцовском имении под Пензой. Его первые воспоминания связаны с приходом весны, переездом из города в имение, ожиданием Пасхи: «…со страхом и радостью готовились мы, дети, к заутрене светлого Воскресения. Помню старичка малограмотного священника, обходящего с крестом и свечою, с приветствием „Христос Воскресе“ и всегда, особо батюшке… кланявшегося. Помню, что и мне батюшка позволял обходить с иконами кругом церкви. Помню разлив окружавших Краснополье обеих речек Вязовки и Каменки и речи, что переезду нету, что там-то искупали, там-то едва не потонул».
Матушку он почти не помнил — она умерла, когда ему исполнилось пять лет. Но рядом с любящим и заботливым отцом, братом и сестрами, особенно старшей, Варварой, с которой дружил всю жизнь, он поначалу не почувствовал горечь утраты. Острое ощущение сиротства он испытал позже, в 1820 году, когда оказался в Петербурге, в приготовительном пансионе Морского корпуса. В самый радостный день — Светлое Пасхальное воскресенье, который так любил праздновать в имении, он был печален, в тот день его окружали чужие лица, потому что ко всем мальчикам приехали родные, а к нему — никто.
Почему отец отдал его в Морской корпус? Доходы от небольших имений не могли прокормить мелкопоместных дворян, и потому все дворянские сыновья шли служить — кто по военной, кто по гражданской стезе. Без должного образования на службу не брали, и приходилось родителям выбирать учебное заведение по карману: Первый и Второй шляхетские корпуса требовали больших трат, пребывание же сыновей в Морском корпусе было вполне по карману и небогатым людям. Вот так мальчики из степных и лесных губерний России, порой не видевшие до поступления в корпус не только океанов и морей, но и полноводных рек, становились моряками.
В 1822 году Загоскин поступил в Морской кадетский корпус, через год был зачислен в гардемарины. Располагался корпус, из стен которого вышли все прославленные флотоводцы России, в Петербурге, на Васильевском острове. Инспекторами классов Загоскина были известные мореплаватели В. М. Головнин и И. Ф. Крузенштерн, командирами роты — П. М. Новосильский и С. А. Ширинский-Шихматов, физике, математике, астрономии и механике его учили М. Ф. Горковенко и Д. И. Завалишин. Загоскин и его друг по корпусу А. И. Зеленой опубликовали воспоминания о своем обучении, в которых нашлось место и шуткам, и анекдотам, и словам благодарности наставникам и учителям.
Особенно запомнилось им посещение корпуса Николаем I и его братом Михаилом. Лаврентий в тот день был дежурным и запомнил, как открылись двери, вошли двое молодых, незнакомых ему генералов, и один из них спросил: «Где батальонный командир?» Гардемарин побежал показывать квартиру командира, и вскоре князь Шихматов, хорошо знавший императора в лицо, уже представлял ему офицеров.
Император и великий князь пошли по корпусным коридорам, заходили в классы, а шедший впереди них офицер распахивал двери и называл преподаваемый там предмет. За недостатком помещений в одном из классов в разные дни проходили занятия танцами, фехтованием и уроки Закона Божия.
— Танцевальный класс, — громко произнес офицер, открывая двери. И вошедший вслед за ним император увидел священника, беседовавшего с кадетами.
— Это и по учителю заметно, — пошутил император.
Осмотрев классы, лазарет, который почти всегда пустовал, император обратился к директору корпуса, герою Сенявинской кампании П. М. Рожнову:
— А где у вас дортуары?
Слово «дортуар», обозначавшее спальню в учебных заведениях, употребляли редко, и то ли убеленный сединами директор не знал его, то ли не расслышал, но ответил невпопад:
— Вокруг всего корпуса, ваше величество.
Его ответ еще долго гулял среди кадетов и был предметом их нескончаемых шуток. Несмотря на случившиеся во время его посещения казусы, император остался доволен и директором, и учителями, и условиями жизни в корпусе. А вот внешним видом будущих морских офицеров — нет. И на следующий день перед строем гардемаринов и кадетов зачитали приказ по корпусу, который потом пересказывало не одно поколение: «кадетов выбрить, выстричь, дать им бодрую осанку и молодецкий взгляд».
Шутки шутками, но моряки, сравнивая отношение к флоту двух императоров — Александра I и Николая I, — неизменно отдавали должное младшему из братьев. Как написал Загоскин, «молодой государь постиг значение флота для своего государства». Николая I можно было бы упрекнуть в политических просчетах, но выделение им немалых средств на постройку новых кораблей, появление мощного Черноморского флота с его базой в Севастополе, который так раздражал Францию и Великобританию, русские моряки оценили должным образом. «Воля императора возродила флот, влила дух», — говорил Загоскин.
Обучение в корпусе Лаврентий окончил в 1826 году шестым по успеваемости — среди восьмидесяти — и, получив звание мичмана, отправился служить в Астрахань, в Каспийскую флотилию.
Начало своей службы Загоскин описал в рассказе «Воспоминания о Каспии», напечатанном в 1836 году в журнале «Сын отечества». Рассказ автобиографичен, но написан от лица вымышленного героя Зорского. Такой прием позволил Загоскину «олитературить» свои воспоминания, придать реальным событиям большей художественности, яркости и занимательности. Правда, исследователям его биографии приходится просеивать сквозь сито подлинности описанные в рассказе события, но зато «Воспоминания…» много говорят о литературных способностях автора, отражают его чувства и впечатления.
Итак, после окончания корпуса герой рассказа сначала едет домой, в отпуск. Отвыкнув за годы учебы в корпусе от женского общества, он почти месяц привыкал к сестрам, а «прочих женщин бегал, как огня». Отдохнув, отправляется к месту службы, в Астрахань. Вместе с ним едет его дядька Сергей — этот Савельич Загоскиных был «золотой человек». «Помню, бывало, как он в деревне стриг меня с братом, потом овец, потом шил платье сестрам, потом учил грамоте комнатных мальчиков». Не мудрено, что такого на все руки мастера отправили с молодым человеком, уезжавшим служить на границу.