Шелихов старался возбудить у островитян стремление учиться и перенимать культурные привычки. Любопытно замечание английских офицеров: увидев, как туземцы раскланиваются с ними при встрече, снимая шляпы, они были уверены, что этому их научили русские. Да и сам капитан Кук, познакомившись с алеутами на Уналашке, был восхищен их честностью и миролюбием: «Склонен думать, что эти качества отнюдь не природные… обладают они ими благодаря общению с русскими».
Со временем усилия Шелихова начали приносить плоды; туземцы, перенявшие некоторые черты новой жизни, стали с насмешкой относиться к собратьям-невеждам. Пресекая ссоры между своими работниками, Шелихов не упускал случая показать и остальным аборигенам, что любой мир лучше войны: «Защищая же их людьми моими от набегов на них диких из других мест, дал им почувствовать, сколько приятно жить в покое, ибо после сего не отваживались их неприятели делать на них нападения».
До зимы постарались поставить дома и соорудить крепость, на первых порах «плетневую». Но и это далось «с великим трудом» — приходилось часть людей держать часовыми: пока одни строили, другие охраняли. Шелихов распорядился «караулы в гавани и по всем артелям наиосторожнейшия иметь», ружья чистить, а начальникам артелей еженедельно проверять их чистоту и исправность, кто не будет выполнять — штрафовать. Не умеющих стрелять — обучить, «а за непонятность и пренебрежение стыдить с отлучением из артели». Секрет огнестрельного оружия все должны были «накрепко» сохранять от туземцев.
Когда построили крепость, Шелихов завел правило не выходить из нее по одному и без оружия, и все последующие годы в Русской Америке его соблюдали неукоснительно. Тот, кто отступал от него, расплачивался жизнью.
Весной, едва прогрелась земля, начали копать огороды, посадили привезенные с собой семена, вспахали землю и посеяли хлеб. Шелихов отметил: «Есть хорошие и годные к хлебопашеству земли, в чем я и самыми опытами удостоверился, сеяв ячмень, просо, горох, бобы, тыкву, морковь, горчицу, свеклу, картофель, репу и ревень». Из всего перечисленного не уродились лишь просо, горох, бобы и тыква — поздно посадили. Но опыты вскоре пришлось прекратить: случился неожиданный подъем воды, и море затопило грядки. Подобные агрономические опыты проводил и святитель Иннокентий на Уналашке и пришел к неутешительным выводам: в сыром климате при слишком коротком лете успевают вызревать разве что репа, редька, морковь и свекла, а у картофеля клубни мелкие.
Когда по осени собрали урожай, Шелихов велел накормить овощами конягов; по его словам, новая еда им очень понравилась — «крайнюю почувствовали охоту». Но, по многолетним наблюдениям мореплавателей и миссионеров, ни земледелие, ни скотоводство не увлекли местных жителей, а огородничество привилось гораздо южнее, в Калифорнии. Здешние же племена еще долго жили тем, что давали им море, река и лес.
Команда Шелихова так же, как и туземцы, ловила рыбу, била на льду сивучей, моржей, тюленей, запасала жир. Хлеба, конечно, не хватало, но выходили из положения разными способами. Джеймс Кук расхваливал кулинарные способности промысловиков на Уналашке: «Русские обладают искусством из посредственной снеди изготовить вкусные блюда. Мне очень понравилось приготовленное ими китовое мясо; недурной заменой хлеба служит им пудинг или пирог из лососиной икры, тщательно взбитой и обжаренной».
Всю зиму осматривали на байдарах северное и западное побережья острова, земли вдоль Камышатской губы, которую потом назовут заливом Кука; торговали с туземцами. Шелихов отметил, что тамошние жители говорят на ином, чем коняги, наречии. Из Трехсвятительской гавани выезжали на юг и восток, осматривали соседние острова, ходили по Кенайскому заливу и в Чугацкую бухту, чтобы вести торговлю с местными племенами.
Прожив три года в Америке, Шелихов описал, как умел, и свое плавание, и аборигенов, и природу островов — всё сколько-нибудь значительное, что могло пригодиться в дальнейшем. Мореплаватель В. М. Головнин называл Шелихова «безграмотным», считал, что его записки написаны «варварским слогом», где «бестолковщина на каждой странице». Однако Шелихов не считал себя ни ученым, ни исследователем — он был купцом и знал толк в своем деле. И далеко не каждый из посетивших острова и Аляску купцов занимался их описанием — об этом тоже следует помнить.
«Острова, лежащие около американских берегов… более каменистые и преисполненные гор», — писал он. Лесов нашли мало, но они всё же были — ель, береза, рябина, много тальника и ольховника. Климат на острове не отличался от материкового: сырая, дождливая погода начиналась с конца лета и продолжалась иногда до декабря; зима наступала в январе, порой была снежная, с метелями и морозами до минус 20 градусов. Случалось, снег выпадал и весной — в марте и даже в апреле, а в горах лежал всё лето. Интересно наблюдение Головнина: при отплытии с Камчатки в Америку в конце мая на судне повесили говяжью тушу, а спустя месяц у Алеутских островов мясо всё еще оставалось свежим.
На Кадьяке и соседних островах росло много трав, вызревали ягоды: «малина, голубица, черница, морошка, брусника, калина, клюква и княженика»; их заготавливали на зиму, чтобы избежать цинги. Английские мореплаватели, кроме ягод, делали в тех же целях «еловое пиво».
Птицы встречались по большей части знакомые: гуси, утки, вороны, галки, «канарейки черные, называемые напойки», сороки, чайки, цапли, кулики, журавли, гагары. Были и такие, что «очень не худо поют, но весьма тихо и почти так, как снегири».
О размерах Кадьяка сам Шелихов ничего не сообщил, но в описании его путешествия, составленном уже не им и вышедшем в 1793 году, есть примечательная фраза: «Величина сего острова, за опасностью нападения островитян, точно не известна, но полагают в длину 200, а в ширину от 20 до 30 верст».
В декабре 1785 года Шелихов и мореходы «учинили» «Постановление», в котором подвели некоторые итоги своей деятельности. За год они исследовали остров и пролив до полуострова Кенай, «описали, на карту и план положили». Смогли наладить — «с великим трудом по битвам и по претерпению крайних многих нужд и опасностей» — торговлю с немирными конягами. Правда, она пока прибыли не давала, поскольку коняги хотели менять меха лишь на копья и ножи, «коих продавать мы удерживаемся» — по вполне понятным причинам. Обучили русскому языку и грамоте туземных мальчиков, и те стали служить толмачами.
Но за время, прошедшее с начала экспедиции, многие ее участники умерли от цинги, утонули или были убиты туземцами, так что проводить исследование территорий и искать новые земли стало некому. В 1785 году воинственные коняги, узнав, что в лагере Шелихова много ослабевших от цинги, снова попытались напасть, но верные люди предупредили об их планах. К этому времени стала остро ощущаться нехватка самых нужных вещей: «прядвы» для плетения неводов, котлов — привезенные с собой прогорели, потому что «с огня не сходят»: в них дни напролет варили пищу не только себе, но и аманатам и нанятым для хозяйственных работ туземцам. Потому приняли решение отправить в Охотск «Трех святителей» с командой из двенадцати моряков, чтобы компаньоны продали меха, закупили на вырученные деньги всё необходимое, набрали хотя бы человек тридцать и прислали на Кадьяк. Компаньонам также предписывалось приобрести такелаж, 100 лавтаков (шкур морского зверя), большие котлы и медь для их починки, соль, ружейные замки, а для меновой торговли с туземцами — «десять пуд бисеру, сто тысяч голубого цвета корольков, два пуда бисеру белого и красного». Члены экспедиции намеревались прожить на острове три года, после чего ждали смены из Охотска.
Так начинался новый этап истории Америки — русские заводили там оседлость и осваивали этот край, как когда-то Сибирь: рубили избы и бани, копали огороды, сеяли хлеб, строили корабли, начинали торговлю с местными и учили их тому, что умели и знали сами. Шелихов полагал, что общий образ жизни может стать основой спокойного сосуществования с «немирными» прежде соседями.
В январе 1786 года он отправил 11 человек на восток острова, в еловый лес в 160 верстах от гавани. Там они зазимовали и построили несколько шлюпок — так было положено начало Павловской гавани. В том же году посланный Шелиховым отряд построил укрепления на острове Афогнаке и на берегу Кенайской губы. В мае, готовясь к отплытию домой, Шелихов написал наставление енисейскому купцу К. А. Самойлову, которого оставлял вместо себя на хозяйстве. Оно не похоже на обычное распоряжение, которое следовало выполнить в ближайшее время; скорее это была программа на годы — так широко она охватывала едва ли не все стороны жизни русских в Америке.
На судне с Шелиховым уходили 12 человек, а 113 оставались на острове — горстка людей во враждебном окружении. Когда дождались судна из Охотска и пришел затерявшийся галиот «Святой Михаил», их стало 163. Из них составлялись артели, которые отправлялись в бухты и гавани Кадьяка, а также на острова Афогнак и Шуяк и «далее, вдоль берега, по американской матерой земле, в южную сторону, в полдень Калифорнии простирающейся». Шелихов подробно описал ту часть океана, куда непременно нужно отправить экспедиции на поиск еще неоткрытых земель: одно судно — к северу от Лисьих островов, «сколько далеко тамо Северное море позволит»; другое — на юг, до 40 градуса северной широты, и затем к берегам Калифорнии, чтобы «лавировать в треугольнике том… приискивая тех неизвестных островов по два лета». Если ничего не отыщут — что ж, следует радоваться и тому, чтобы приложили усилия на благо Отечества. «А бывает за труды чистосердечные Бог и откроет вам неизвестные острова, чрез что, конечно бы, всех труды вознаградиться могут», — обнадеживал он мореходов. В новых землях промысловики должны были ставить кресты и закапывать в землю таблички, доказывающие первенство России в открытии этих мест. За труды Шелихов обещал награду и от компании, и от себя лично: «если вы в севере найдете острова неизвестные» — тысячу рублей; «надеяться надобно», что и правительство «без уважения не остав