При мысли о горькой участи дельфинов Тане становится не по себе. Ладошка жалости сжимает сердце. Она тихонько встает и подходит к окну. Окно огромное, во всю стену, и там, за окном, кромешная мгла. Ни зги не видно. Только ухо ловит отчаянные всплески волн.
Таня возвращается и с думой о дельфинах ложится в постель. Лежит не смыкая глаз.
Вдруг гул за стенами спальни неожиданно стихает. Как будто кто-то взял и заткнул горлышко буре. Белый как молоко сочится в окно рассвет. Но вот он начинает розоветь, и уже не молоко льется в окно, а малиновый сироп. Значит, на гребень Медведь-горы взлетел Красный Петух — солнце.
Таня тихонько встает, наскоро одевается и крадется к выходу, боясь разбудить спящих. Распахивает дверь, и — ах! — как вкусно пахнет после бури воздух! Но Тане некогда им лакомиться. Она спешит на берег моря. Вот и золотая пляжная коса, выступающая из-под белой гривы прибоя — в серебре ракушек, в камешках-горошинах.
Прибрежная полоса, извиваясь как змея, тянется далеко-далеко, и Таня с сожалением смотрит на свои коротышки-ножки. Разве на таких далеко убежишь? Вот были бы они у нее голенастыми, как у цапли…
Таня мчится вдоль берега и — спасибо глазам, хоть они у нее острые, как у цапли, — замечает серую беспомощную тушку дельфина. Величиной с Танин локоток, он лежит на прибрежной гальке и не подает признаков жизни.
Таня наклоняется, берет дельфина в руки и — о счастье! — чувствует, как он трепещет у нее в руках. Скорей в море! Таня входит в воду и выпускает дельфина. «Поплыл, поплыл, поплыл!» — ликует сердце.
Той же дорогой Таня возвращается обратно и, никого не разбудив, ложится в постель. Сон тут же наваливается на нее, и Таня, счастливая, засыпает.
Шумно и весело мчатся артековские дни. Наконец приходит последний. Таня долго бродит по берегу, прощаясь с морем и со спасенным ею дельфином. Прощается заочно, потому что спасенного нигде не видно. Вдруг слышит:
— Дельфин!.. Дельфин!.. Дельфин!..
Это кричат ребята. Таня шарит глазами по воде и наконец находит то, что ищет: в море, на потеху ребятам, кувыркается дельфин.
«Мой, мой, мой… — стучит Танино сердце. — Приплыл проститься. Спасибо, спасибо, спасибо…» И Таня изо всех сил бьет в ладоши. Вместе с Таней аплодируют другие.
Вечером Таня уезжает и увозит с собой тайну о спасенном дельфине. А через несколько дней в город, где она живет, приходит письмо. Таня открывает конверт и достает рисунок. На рисунке море, дельфин в море и она на дельфине, веселая и счастливая. А под рисунком подпись: «Рисунок художника Дельфина». И еще два слова: «Спасительнице от спасенного». Значит, был в Артеке некто, кто видел, как она спасала дельфина.
УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ
Из Артека никто не уезжает с пустыми руками. Всякий что-нибудь увозит на память.
Гриша Протопопов, собираясь в дорогу, вспомнил школьный наказ:
— Привези нам из Крыма какое-нибудь учебное пособие, — сказали ему ребята, когда он уезжал в Артек.
И вот Гриша Протопопов ходит по лагерю и соображает, какое учебное пособие он может привезти в школу. Ему вспоминается один случай на уроке. Учительница рассказывала о том, как добывают соль из морской воды. Но самой соли в школе не было, и учительница не могла показать ее ученикам.
«Эх, жаль, море далеко, — подумал тогда Гриша, — а то пошел бы и добыл соли для урока».
— Морская соль похожа на пепел, — сказала учительница и показала ребятам коробочку с пеплом от сожженной бумаги.
Гриша остановился на берегу и окинул взглядом синюю морскую даль. Весело и ярко светило солнце. На цыпочках, как балерины, взбегали на берег волны. Но тут же теряли равновесие, падали и скатывались обратно в море.
«Учебное пособие!.. Вот оно, учебное пособие, у моих ног!» — обрадовался Гриша и побежал вдоль берега искать местечко для добычи соли. Замысел его был прост. Вырыть в песке побольше лунок-ямочек, напустить туда морской воды, а все остальное поручить солнцу. Солнце выпарит воду и оставит на донышках лунок соль.
Гриша так и сделал. Выкопал одну лунку, выкопал другую, напустил туда воды и оглянуться не успел, как вода исчезла. Ее вместе с солью проглотил морской песок.
Но Гриша не отчаялся. Он пошел в столовую и выпросил таз. Вернулся на море, набрал в таз немного воды и оставил на солнце. Вскоре солнце выпило воду, и на донышке осталась тонкая и серая, как тень, пленка соли. Гриша еще добавил воды и еще раз заставил солнце поработать. Так он делал много раз, пока не наскреб целую щепотку соли. Завернул ее в бумажку, как порошок, отнес таз на кухню, а сам пошел в отряд к ребятам. Показал свою добычу и сказал:
— Угадайте, что это?
— Пепел, — сказал один, — бумажный…
— Серозем, — сказал другой, — земля такая…
— А вот и нет, — сказал Гриша, — ни то, ни другое.
— А что это?
— Это такое… такое… — Гриша загадочно улыбнулся. — В общем, это очень вкусное…
— Вкусное? — насторожился Гоша Ладонщиков. — Дай попробовать!
— Пожалуйста, — сказал Гриша и протянул пакетик Гоше.
Гоша попробовал и поморщился:
— Соленое! — недовольно сказал он.
— Угадал, — сказал Гриша.
— А ты сказал, вкусное! — пробурчал Гоша.
— Правильно сказал, — заметил Гриша. — Без соли ничто невкусно. Но дело не в этом, а в том, где и для чего я эту соль добыл…
— Добыл? — глаза у ребят загорелись. — Где добыл?.. Для чего?..
— На море, — ответил Гриша, — для пособия по химии. Привезу соль в школу, а на пакетике напишу: «Морская соль, добытая Гришей Протопоповым в пионерском лагере «Артек».
Надо ли говорить, что примеру Гриши захотели последовать и другие ребята! Уехало из Артека много-много учебных пособий, подаренных ребятам Черным морем.
СВОБОДНАЯ СТИХИЯ
Сколько конкурсов проводится в Артеке? Не счесть… Например, есть конкурс юных поэтов, юных художников. Поэты читают стихи собственного сочинения о мире, родном крае, об Артеке, о друзьях и товарищах… Художники то же самое выражают карандашами и кистью.
Но самый интересный конкурс живых театрализованных газет. На сценической площадке вырастают четыре палатки. «Те самые, первые», — догадываются зрители, видевшие их на снимках пятидесятилетней давности. Первые палатки первых артековцев. А вот и они сами: в картузах, холщовых штанах, сатиновых рубашках, в лаптях даже!.. Ну как есть из давнего прошлого… Одно выдает — те, на фотографиях, были худые, тощие, а эти вон какие упитанные, так и пышут здоровьем! Впрочем, последнее обстоятельство не принимается в расчет, картина сыграна верно, и участники живой газеты награждаются дружными аплодисментами. А когда артисты запевают песню первых пионеров Артека, ее подхватывает вся дружина.
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка-тошка,
Пионеров идеал-ал-ал!..
В третьем отряде готовились к прощальному конкурсу чтецов-декламаторов. Накануне конкурса вожатая поинтересовалась, что будут декламировать ее пионеры?
— «Прощай, свободная стихия!..» — ответил Витя из Москвы. — Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «К морю».
«Ну что ж, похвально, — подумала вожатая, — Пушкин — великий гость здешних мест. Конкурс будет проходить на площадке его имени. Так что репертуар, можно сказать, вполне подходящий».
Спросила у девочки, что та будет читать?
— «Прощай, свободная стихия!..» — ответила Гия из Тбилиси.
Вожатая насторожилась.
— А ты? — спросила она у Витаса из Литвы.
— «Прощай, свободная стихия!..» — ответил Витас.
Вожатая ужаснулась: все трое — Пушкина! Может быть, француженка Софи выбрала другое?
— «Прощай, свободная стихия!..» — ответила Софи.
«Все, — поникла вожатая, — теперь уже ничего другого им наизусть не заучить, не успеют. Будь что будет!»
Конкурс начался, когда солнце ушло за море и Артек утонул в синем вечере. На пушкинскую площадку один за другим выходили декламаторы и, пожав аплодисменты, растворялись в сумерках, со всех сторон обступивших озаренную электричеством эстраду.
Объявили выход третьего отряда. Первым должен был выступать Витя из Москвы.
— «Прощай, свободная стихия!..» — начал он, обращаясь к морю и, прочитав стихотворение, ушел под аплодисменты.
Вышла Гия. Вожатая Зоя сидела ни жива ни мертва.
— «К морю». Александр Сергеевич Пушкин, — объявила Гия. Стихотворение она прочитала по-грузински. А потом стихи звучали по-литовски, по-французски… Вожатая была довольна.
КАК СЛОЖИЛИ ПЕСНЮ
В этот день все в Артеке казалось грустным. И солнце, и море, и Медведь-гора. Солнце туманилось, что с ним бывало очень редко. Море сердито морщилось, что тоже случалось нечасто. А Медведь-гора — та, казалось, с головой ушла в воду, чтобы не слышать грустных слов, которыми обменивались между собой артековцы. Артек прощался с очередной сменой. Вот-вот с гор должны были спуститься огромные, похожие на слонов, автобусы и забрать ребят.
Звено Вити Мусатова, мальчика с пшеничными волосами, сидело в беседке и молчало. Тем, кто расстается навсегда, почему-то трудно найти тему для разговора.
— Споем, что ли? — грустно сказала мечтательная Зоя Тимофеева.
— О чем? — нахмурился сердитый Руслан Бобков. — И так все пето-перепето…
— Ну, тогда сами сочиним, — предложила Зоя.
— Ха-ха-ха, — рассмеялся Руслан, — сочинительница нашлась!
Но его никто не поддержал, и Руслан смущенно умолк.
Снова надолго воцарилась тишина. И вдруг в этой тишине кто-то тоненько протянул:
— Эту песенку сложили мы о том, мы о том…
Пела маленькая Лена Загоруйко. Все насторожились. А пшеничный Витя Мусатов спросил:
— О чем песенка?
— Еще не знаю, — сказала Лена.
— А я знаю, — воскликнул вдруг Петя Горбачев и нараспев протянул: — Как в Артеке дружно жили всем звеном, всем звеном…
— А что? Точно, — сказал Витя Мусатов и пропел: — Эту песенку сложили мы о том, мы о том, как в Артеке дружно жили всем звеном, всем звеном!