1
Цандер сидел за высоким бюро из вощеного дуба и сосредоточенно считал на логарифмической линейке.
Дверь открылась бесшумно – вошел главный инженер, Крамешко. Цандер, не услышав, продолжал считать.
Крамешко кашлянул в кулак:
– Извините, Фридрих Артурович, кажется, помешал?
– Пожалуйста, Павел Николаевич, я к вашим услугам, – Цандер встал и пододвинул стул.
Крамешко устало опустился на стул, слегка прикрыв ладонью глаза от яркого солнца.
Его бледное худое лицо было выбрито до синевы, и на щеках отчетливо виднелись тонкие, глубоко врезавшиеся морщинки. Серые глаза смотрели из-под темных бровей озабоченно и утомленно. Несмотря на молодые годы, Крамешко выглядел изрядно измученным, много повидавшим человеком.
– Вы хотите знать, Павел Николаич, как идет работа по проектированию нового мотора?
– Нет, нет, я зашел просто так, без всякого дела… Вчера, из-за заседания в тресте, я опоздал на вашу лекцию о Кибальчиче. Но все же послушал…
– Вот как? Я не знал…
– Да, послушал. Вы говорили очень проникновенно и впечатляюще. Верите ли, я до трех часов не мог уснуть. Все думал об этих несчастных и в то же время великих людях: Желябове, Перовской, Кибальчиче.
– Я очень сожалею, что лишил вас сна, Павел Николаич, – с полуулыбкой и как бы извиняясь, сказал Цандер.
– Нет, нет, что вы, Фридрих Артурович. Я благодарен вам. И все, кто слушал, – все были потрясены. Я сидел в последнем ряду, вместе с рабочими, и видел, как они слушали! Вы так вдохновенно, с такой любовью и силой рассказали о Кибальчиче, что я и многие полюбили его всем сердцем. Женщины даже плакали… Это действительно был необыкновенный человек, если за несколько дней до казни говорил с адвокатом о своем изобретении, а не о своей защите.
– Да, так и было…
– А каково изобретение! Почти сорок лет назад составить проект реактивного снаряда… Поразительно! Сверхгениально! Такому человеку надо памятник ставить!
В глазах Цандера вспыхнул огонек.
– Я рад, что Великая революция «освободила» проект Кибальчича.
– Да! Да! Но какая ужасная судьба! – продолжал Крамешко. – Ведь ученые, к которым обращался Кибальчич, так и не узнали о его проекте?
– Нет, не узнали… Печально… И позорно для России.
– Печально! Печально. Но теперь считаете ли вы возможным осуществить проект Кибальчича?
– Безусловно! Идею ракеты развил и теоретически обосновал Циолковский. Теперь дело за практическим воплощением. За нами!
– Я слышал, что вы работаете в этом направлении?
– Да, урывками…
– Мне говорил Стрешнев, что у вас почти готов проект двигателя для межпланетного корабля, который можно применить на самолетах?
– Я разрабатываю нефтяной двигатель высокого давления с применением жидкого кислорода. Возможно, его удастся применить и для межпланетного корабля, в начальный период полета, чтобы пройти плотные слои атмосферы.
– А дальше? Как же корабль полетит в безвоздушном пространстве?
– Там будет включен реактивный двигатель ракеты, которая и вырвет корабль из земного тяготения.
– Понимаю… А реактивный двигатель вы еще не разрабатывали?
– Часть теоретических расчетов сделана, но еще предстоит огромная работа.
– А сам корабль? Или хотя бы макет?.. Может, завод смог бы вам оказать некоторую помощь?
– Что вы, Павел Николаич, разве это возможно? Идут ожесточенные бои с поляками, разве до меня заводу?
– А если в вашем лице мы имеем дело с новым Кибальчичем?
– Ну, что вы… – зарделся Цандер, – я один из многих, кто занимается вопросами межпланетных перелетов…
– Знаю. Кое-что читал. Но это больше мечтатели. А вы – человек дела! Я верю в вас, Фридрих Артурович, и искренне хочу помочь.
– Спасибо, Павел Николаич. Я очень тронут и обрадован… Но как? Ведь все рабочие заняты с утра до ночи?
– Ночью же они свободны!
– Ночью?
– Да! Мы все, и я первый – будем помогать вам во внеурочное время… Как вы смотрите?
– Не знаю… Так неожиданны ваши слова…
– А я верю! Если вы о своем межпланетном корабле расскажете так же страстно и горячо, как о Кибальчиче, у вас будут сотни помощников! Да – сотни! А мы, администраторы, изыщем материалы и станки – работайте на здоровье!
– Я в Тушине выступал перед рабочими и солдатами, – говорил о полете на Марс.
– Ну и как?
– Кричали, хлопали, благодарили…
– Вот видите!.. Когда сможете подготовиться?
– Я хоть завтра готов, да не сохранился макет межпланетного корабля… Нечего демонстрировать… Правда, он был из картона и дранок… Я сам склеивал…
– Мы сделаем вам настоящий макет, только дайте чертежи. Я знаю замечательного модельщика, в инструментальном… Да что толковать – пойдемте прямо в цех и там обо всем договоримся…
2
Искусным модельщиком оказался белобрысый, широколицый парень, слегка хромавший на левую ногу, – Степан Дубосеков.
Цандер, полагавший, что он встретит старого опытного мастера, разочарованно пожал жесткую широкую ладонь Степана и неохотно подал ему листок бумаги, где был схематичный чертеж межпланетного корабля.
Тот, прищуря бойкие, голубоватые глазки, посмотрел внимательно.
– Что-то я этакого самолета никогда не видел.
– Это чертеж межпланетного корабля для полета с Земли на Луну и другие планеты.
– На Луну? Во-на! То-то, я гляжу, не похож на наши аэропланы… А что, взаправду на Луну собираются лететь?
– Взаправду! – усмехнулся Крамешко. – Вот инженер Фридрих Артурович Цандер, будет строить такой корабль.
Степан опять, уже более пристально, посмотрел на чертеж.
– Вроде тут как бы два самолета… один словно бы врезался в хвост другому.
– Да, такая конструкция… Сможете сделать точную модель?
– Отчего не сделать… Крылья, видать, будут заоваленные?
– Да, с краев слегка закругленные.
– Внутри пустотелый?
– Да, желательно было бы по чертежу.
– А какого размера модель?
– В пределах одного метра, – пояснил Цандер.
Дубосеков задумался, что-то прикидывая:
– Что ж, сделать можно… Только вопрос – когда?
– Работать придется по вечерам, – сказал Крамешко, – полет на Луну – дело не предусмотренное планами.
– Это я понимаю, товарищ главный, так ведь небось надо побыстрей?
– В том-то и дело. Фридрих Артурович будет читать лекцию о полете на Луну и другие планеты. Вот ему и хотелось бы продемонстрировать модель.
– А вы бы к художнику толкнулись. Он вам для лекции-то этот корабль в любом виде изобразит… Еще нагляднее будет. А меня бы не торопили. Тут ведь не топором тесать…
Крамешко и Цандер переглянулись и оценили совет модельщика.
– Хорошо, Степан, делай модель не спеша. Со всеми вопросами обращайся к товарищу Цандеру, но до поры – помалкивай. Понял?
– Как не понять. Шуточное ли дело – лететь на Луну… А лекция-то когда будет?
– Об этом тебя известим – получишь особое приглашение.
– Правда? Вот спасибо! Я большой любитель до всего нового. А о модельке не беспокойтесь – сделаю так, что комар носа не подточит…
3
Летом двадцатого года, переброшенная с Северного Кавказа на Западный фронт, Первая Конная армия Буденного с ходу вступила в бой. Мощным броском прорвав фронт, буденновцы освободили Житомир и пошли по тылам 3-й польской армии. Обескураженные поляки начали поспешное отступление. 12 июня Советские войска освободили Киев.
Крамешко решил, что наступил подходящий момент для доклада Цандера – рабочие были в приподнятом настроении. Настроение было приподнятым еще и потому, что из освобожденных губерний в столицу прибыло несколько эшелонов с хлебом, салом, скотом – всем работающим увеличили паек…
У афиш, извещавших, что в субботу состоится лекция инженера Цандера о полете на Луну и другие планеты, собирались группами, обсуждали, горячо спорили.
Заводской клуб еще за час до начала был набит битком, и на улице толпились желающие послушать.
Цандер, Стрешнев и Крамешко, пришедшие точно к шести, еле пробились на сцену через черный ход.
– Вот дела-то какие, Павел Николаевич, – гулко отдуваясь, улыбнулся Стрешнев, – если бы не мои крепкие плечи – никакой бы лекции не состоялось.
– Это хорошо! Значит, народ интересуется.
– А мне страшновато, – признался Цандер, – вдруг – не понравится?..
– Главное, не смущайтесь, Фридрих Артурович, – подбодрил Крамешко, – начинайте прямо с Кибальчича… Увидите, как будут слушать…
На другой день в проходной, в столовой, в цехах наперебой спорили о полете на Луну… Слухи о лекции просочились в газеты и имя Цандера – изобретателя межпланетного корабля-аэроплана – сделалось известным. Из других клубов, воинских частей, студенческих общежитий стали звонить, присылать письма с просьбами повторить лекцию у них.
Тихий, скромный, застенчивый Цандер не знал, как себя вести, как отбиваться от бесчисленных приглашений.
– Мне совершенно некогда, – говорил он в завкоме, – я ведь помимо работы в бюро занят проектом межпланетного корабля. Мне приходится делать множество расчетов.
– Хоть одну-две лекции для своей рабочей братвы, – басил председатель завкома Горемба, выпячивая широкую грудь в полосатой тельняшке. – Как бывший красный моряк, даю слово – больше беспокоить не будем.
– Но письма? Десятки писем приходят.
– Выступите у нас, и – амба! – на все письма поставим крест. Даю слово красного балтийского моряка.
Цандер соглашался, выступал, а потом все начиналось сначала…
4
В конце двадцатого года был подписан договор о перемирии с Польшей. Красные войска разгромили под Перекопом и бросили в море остатки войск барона Врангеля. Победа, однако, не была полной. Пожар гражданской войны продолжал полыхать на огромном пространстве Сибири, вплоть до Тихого океана.
В то время как в России горели сотни городов и сел и гибли в жесточайших сражениях тысячи людей, в Западной Европе, как писали газеты, «Установились мир и благоденствие».
Летом 1921 года в экспрессе «Бухарест – Берлин» ехал молодой профессор с хорошенькой блондинкой.
Соседи по купе мало обращали внимания на голенастую фигуру профессора, но мило улыбались его очаровательной спутнице.
Толстенький, щеголеватый господин с сигарой, стоя у окна в коридоре, подмигнул соседу в очках, вышедшему покурить:
– Смотрите, коллега, этот румын какую красотку подцепил. Интересно, говорит ли она по-немецки?
– Не хуже, чем вы, – усмехнулся господин в очках, – оба они чистокровные немцы.
– Да? А проводник сказал, что он румынский профессор.
– Он читает курс в Бухарестском университете на немецком языке. Его фамилия Оберт. Герман Оберт! Он уроженец Австрии.
– Нет, не слышал…
– Скоро услышите. Он собирается издать книгу о межпланетных полетах.
– Я не читаю фантастики.
– Это не фантастика, а научные расчеты. Болтают, что в книге будет описан проект межпланетной ракеты, способной долететь до Луны.
– Я бы в столь сомнительное предприятие не вложил ни одной марки.
– Напрасно… Говорят, дело весьма перспективное… Однако, кажется, Вена?
Поезд остановился. Голенастый профессор вышел из купе, не закрыв двери. Человек в очках извинился и пошел вслед за ним, на платформу. А толстяк стал прогуливаться у раздвинутой двери, стараясь завести знакомство с хорошенькой фрау… Заметив, что женщина не может поставить на полку чемоданчик, он бросился на помощь… Они вместе вышли в коридор, разговорились.
Прозвучал звонок.
Профессор вернулся с газетами и, видя, что жена разговаривает с соседом, вошел в купе и закрыл дверь. Присев на диван, он достал папиросы, но вдруг, что-то вспомнив, стал рыться в портфеле. «А, вот она брошюра! А я уж испугался: думал, забыл ее в Бухаресте. Посмотрим».
«Черт возьми, я не ожидал такого сюрприза! – воскликнул он, рассматривая брошюру, изданную в Америке. – «Метод достижения крайних высот»! Каково! Роберт Годдард… Первый раз слышу это имя…» Он взглянул на титульный лист: «А, профессор физики университета имени Кларка… Любопытно… – Оберт перевернул страницу. – Удивительно, что этот Годдард поднимает мою проблему. Однако он идет не от раздумий, а от практических опытов с пороховыми ракетами…»
Фрау Оберт, почувствовав, что ее разговор с незнакомым мужчиной затянулся, заглянула в дверь.
– Милый, ты не хочешь полюбоваться чудесными видами?
– Спасибо, я занят… – Оберт продолжал читать, подчеркивая отдельные строчки.
Лишь когда кондуктор пригласил к обеду, Оберт бросил брошюру на стол.
– Что с тобой, Герман? – удивленно спросила жена.
– Я, кажется, слишком долго возился со своей книгой. Американский физик Годдард уже выпустил аналогичную работу.
– Да? Это может тебе повредить?
– Не знаю… Прямых совпадений пока не вижу, но возможно, что они и будут… Я еще не дочитал.
– Что же ты собираешься предпринять?
– Пока хорошо пообедать, а потом будет видно…
Ночью, когда уже все спали, брошюра Годдарда была дочитана. Оберт вышел в коридор и долго шагал из конца в конец по красному ковру.
«Конечно, назначение работы Годдарда весьма ограниченное. Он работает для метеорологических исследований. Но опыты его крайне интересны и оригинальны. Если с пороховыми ракетами он добился столь высоких скоростей истечения газов, так что же будет, если он начнет экспериментировать с жидким топливом?.. А что он такие опыты произведет – сомневаться не приходится. Залогом эта брошюра…»
Упоминание о возможности посылки ракеты на Луну тоже не случайно. Годдард безусловно думает об этом. Безусловно!
Чтоб не остаться в дураках, я должен форсировать события. Ведь книга давно готова. Я же раньше Годдарда начал свои изыскания – еще в девятьсот седьмом, а первенство, пожалуй, припишут ему… Пока он не взялся за космические исследования, мне надо торопиться. Надо ехать с рукописью в Мюнхен, к Ольденбургу. Только он может издать быстро…»
В Берлине, у родителей, Оберт еще раз перечитал свою рукопись, внес кое-какие исправления и написал предисловие, которое, по его мнению, должно было привлечь к книге внимание ученого мира.
Предисловие начиналось так:
«Современное состояние науки и технических знаний позволяет строить аппараты, которые могут подниматься за пределы земной атмосферы.
Дальнейшее усовершенствование этих аппаратов приведет к тому, что они будут развивать такие скорости, которые позволят им не падать обратно на Землю и даже преодолеть силу земного притяжения.
Эти аппараты можно будет строить таким образом, что они смогут нести людей.
В определенных условиях изготовление таких аппаратов может быть прибыльным долом. В своей книге я хочу доказать эти четыре положения…»
Затем Оберт посмотрел на название: «Ракеты летят к планетам» и решительно зачеркнул его. «Они пока еще не летят… Надо скромнее…» Он подумал и печатными буквами написал: «Ракета и межпланетное пространство».
Уложив рукопись в желто-коричневый портфель, он запер его и, спрятав, пошел к жене.
Фрау Эрна, в легком нарядном платье, стояла у зеркала, примеряя жемчужное ожерелье.
– Герман, посмотри, что подарила мне мама! Я буду в Каннах блистать…
– Прекрасно! Поздравляю, Эрна! Но поездка в Италию не состоится.
– Как! Почему?
– Я же говорил тебе в поезде.
– Ах, какая-то брошюра… Разве это так важно?
– Да! Очень! Я уезжаю в Мюнхен к издателю.
– Когда?
– Сегодня, сейчас… Уже вызвал такси…
5
Цандер не любил ходить к начальству и всячески избегал его. Но на этот раз было невозможно обойтись без главного инженера. Узнав у секретаря, что Крамешко один, Цандер слегка приоткрыл дверь, заглянул.
– А, Фридрих Артурович, заходите!
– Спасибо. Прошу извинить, Павел Николаич, но дело совершенно неотложное.
– Присаживайтесь. Я слушаю вас.
– Даже не знаю, как и начать… Стало неловко, даже стыдно появляться на заводе.
– Как? Почему это?
– Теперь все знают меня, как изобретателя межпланетного корабля, и многие спрашивают: когда полетим на Марс?
– Это закономерно. Так и должно быть!
– Но позвольте, Павел Николаевич, ведь проект корабля еще не закончен. Предстоит огромная работа по расчету двигателей, сопла, внутренних механизмов, наконец, поиски горючего.
– Да, все это требует времени, – вздохнул Крамешко, – а что, Фридрих Артурович, если вам предоставить отпуск?
– Я об этом и пришел просить… вот заявление.
– На месяц? – взглянул Крамешко. – Это вам мало поможет. Поскольку дела в техническом бюро идут хорошо – я предоставлю вам два месяца: за прошлый и за этот год. – он написал резолюцию и протянул бумажку Цандеру. – Желаю успехов, Фридрих Артурович. Изредка заглядывайте: может, будет готова модель, да и я хочу знать, как у вас дойдут дела…
– Большое спасибо, Павел Николаич. Непременно, непременно…
Крамешко протянул руку:
– Прощайте! Если в чем будет нужна помощь – не стесняйтесь. Вы делаете дело всенародной важности…
Стрешнев в конце августа вернулся из Калуги, где проводил свой отпуск и, не застав на заводе Цандера, забеспокоился. Два месяца, предоставленные ему Крамешко, уже истекли, а от Цандера не было никаких вестей.
Вечером, со свертком, где лежало несколько кусков сала, две бутылки топленого масла и банка меду, Стрешнев заявился к нему на квартиру.
На стук в дверь Цандер поднялся из-за стола и тихо сказал.
– Войдите!
Стрешнев, без бороды и усов, румяный, загорелый, улыбающийся, возник из темноты.
Положив сверток у двери, он бросился к другу, обнял, поцеловал в заросшее густой щетиной лицо.
– Фридрих, тебя узнать нельзя. Уж не заболел ли?
– Нет, все хорошо. Работаю…
– А на заводе беспокоятся, что не даешь о себе знать.
– Я же послал Крамешко письмо, с просьбой предоставить мне трехмесячный отпуск за свой счет или совсем уволить с завода.
– Почему? Разве так плохо дело с проектом?
– Не плохо, но подвигается крайне медленно…
Стрешнев осмотрел пустую холостяцкую комнату.
Стол и диван были завалены чертежами, схемами, диаграммами. Мелко исписанные листы бумаги лежали даже на полу.
– Вижу, работаешь ты как зверь, а чем питаешься?
– Так, чем придется…
– Чаем угостишь?
– Пожалуйста… Только, если можно, Андрей, сам разожги примус. Он на кухне, на столике, который в простенке, – мне надо закончить расчет.
На кухне пыхтело несколько примусов: готовили обед и стирали три женщины.
Стрешнев поздоровался, подошел к столику в простенке, разжег примус.
– А вы товарищ Цандера? – спросила молодая чернявая в пестрой косынке.
– Да, товарищ.
– А мы думали, что ваш друг уже умер от голода, – совсем не появляется на кухне.
– Неужели из вас никто не догадался его проведать?
– Пробовали, – усмехнулась чернявая, – близко не подпускает… Говорит через цепочку… утонул в своих бумагах… Вот вы – сразу видно – мужчина!
– Да уж я бы с вами через цепочку разговаривать не стал, – улыбнулся Стрешнев и взял вскипевший чайник. – Все же прошу вас, присматривайте за моим другом, он человек славный…
К чаю, как и предполагал Стрешнев, у Цандера ничего не оказалось, кроме черствого хлеба.
Стрешнев развернул принесенные им сокровища.
Цандер удивленно причмокнул губами.
– Божественно, Андрюша! Но зачем мне? Ведь у тебя же сынишка.
– Хватит на всех. Мы с отцом ездили в богатое село и там наменяли на разные вещи… Тебе, мой друг, надо подкрепиться, а то ноги протянешь…
Попив чаю и плотно закусив, оба пришли в хорошее настроение. Стрешнев, усадив друга на диван, присел рядом.
– Ну, расскажи, Фридрих, что за расчеты ты делаешь? Может быть, не все они нужны?
– Андрей, ну как можешь ты задавать такие вопросы? – с обидой сказал Цандер.
– Ну, ну, не сердись, Фридрих. Просто мне жаль тебя… Боюсь, как бы ты не переутомился…
Цандер смягчился.
– Ну хорошо, не сержусь… Однако, что говорить… Ты, как никто, знаешь мой проект. Все дело за расчетами, уточнениями, проверкой первых прикидок. Это требует огромных усилий… Ты скажи, видел ли Циолковского? Как он живет?
– Ничего. Теперь лучше… Был со мной на рыбалке. Сами варили уху…
– Это все хорошо, а как же с его ракетой? Думает он о ее постройке?
– Он сейчас хлопочет об издании своих трудов. Вроде бы обещали, но пока в Калуге совсем нет бумаги…
– Да, трудно приходится нашему брату, – вздохнул Цандер, – а ведь Кибальчичу было еще трудней! Ты знаешь, Андрюша, когда мне особенно тяжко, я вспоминаю Кибальчича. И это придает мне сил. Садись, пожалуйста, к столу, я познакомлю тебя с некоторыми расчетами…
6
Человек с широким плоским ящиком еле протиснулся в двери и, вытирая о рваный половичок ботинки в обмотках, спросил глухо:
– Тут, что ли?
Пришедшая с ним молодая чернявая женщина указала на дверь.
– Здесь, но уж третий день не выходит…
Человек снял фуражку, поплевав на руку, пригладил белесые ершистые волосы и, сунув фуражку в карма» выгоревшего бушлата, локтем толкнул дверь и волоком втащил ящик в комнату.
С дивана приподнялся, заросший русой бородой, худой, изможденный человек, в котором трудно было узнать Цандера.
– Кажется, Степан Иванович Дубосеков?
– Я, товарищ Цандер. Я самый, вот, получайте гостинец.
– Неужели модель межпланетного корабля?
– Она! – Дубосеков развязал веревки, отодрал крышку, прихваченную тонкими гвоздиками, и поднял на руках белую, отливающую серебром модель корабля-аэроплана.
– Вот, полюбуйтесь… Я говорил, что комар носу не подточит.
Цандер, шатаясь, поднялся, подошел, стал любовно гладить отшлифованные крылья, фюзеляж, сопло ракеты.
– Отлично! Великолепно! Никогда бы не подумал, что вы такой кудесник, Степан Иванович.
– У нас в семье первейшие мастера: и братья, и отец, и дед…
– Спасибо! Отличная модель. Как же я рассчитываться буду?
– Рассчитываться? Нет, уж это вы оставьте, товарищ Цандер. Я не для заработка – я вашу лекцию слушал… Вот полетите на Луну – возьмете меня с собой. Я ведь на разные дела мастак – и на Луне пригожусь.
Цандер ласково улыбнулся:
– Поставьте, Степан Иванович, модель вон на этот комод, а меня извините… я прилягу.
Он, нетвердо ступая, подошел к дивану, лег. На лице выступил мелкий холодный пот. Глаза глядели тускло.
– Вы, видать, заболели, товарищ Цандер?
– Нет, ничего… просто недоедаю и много работаю.
– А деньги-то есть у вас?
– Были, но недавно кончились… хотел занять у Стрешнева, а он не приходит эти дни…
– Вот тебе и раз… Этак ведь и умереть недолго, товарищ Цандер. А нам на Луну лететь…
Дубосеков хитровато подмигнул и, запустив руку в просторный карман бушлата, вытащил что-то завернутое в газету:
– Вот, держите, товарищ голодающий, – тут краюха хлеба и кусок свинины – баба из деревни привезла. Ешьте на здоровье.
– Да ведь это же ваш завтрак, Степан Иванович?
– Я не умру… Мне уже скоро домой…
Цандер нарезал сала и хлеба, стал жадно жевать.
– Вот и хорошо. Закусывайте, товарищ Цандер, а я тут в одно место слетаю. Я сейчас, быстро обернусь.
Дубосеков попятился к двери и неслышно вышел.
На заводе, в сборочном цехе, был общезаводской митинг по поводу предстоящего воскресника.
Дубосеков пробрался к красному столу президиума и что-то зашептал в ухо председателю завкома Гарембе.
Тот, выслушав, покраснел и, прервав оратора, увесистым кулачищем хватил по столу.
– Слушайте, братишки!
Все замерли.
Гаремба, распахнув бушлат, поднялся:
– Мы тут митингуем, а наш дорогой изобретатель, товарищ Цандер, создающий корабль для полета на Марс, сейчас умирает с голоду. Он третий месяц работает дома и не получает зарплаты. Это позор, позор, товарищи! Неужели мы бросим в беде своею дорогого инженера? А?
– По-мо-жем! – загудело под высокими сводами.
– Я предлагаю отчислить однодневный заработок с каждого рабочего в помощь изобретателю Цандеру.
– Правильно!
– Отчислить!
Гаремба поднял руку:
– Пусть дирекция, в счет наших отчислений, завтра же выдаст пособие товарищу Цандеру и поможет продуктами… Кто за это предложение?
Поднялся лес рук.
– Спасибо, братва! – крикнул Гаремба. – А теперь продолжаем обсуждение текущего вопроса. Давай, товарищ Петухов…
«Вот это да!» – подумал Дубосеков и почувствовал, что кто-то потянул его за рукав. Он обернулся и увидел главного инженера:
– Вот, возьми записку, Степан, и беги в бухгалтерию. Там еще не ушли. Получишь деньги – купи, что сможешь, и на извозчике гони к Цандеру.
– Понял! – Дубосеков, зажав записку в кулак, стал пробираться к выходу,
7
Осенью у Стрешнева вся семья переболела возвратным тифом. Сам Андрей Сергеевич явился на завод наголо остриженный, исхудавший и еле держался на ногах. Но, узнав о бедственном положении Цандера, он после работы нанял извозчика и поехал навестить старого друга. Цандер, услышав три звонка, сам открыл входную дверь и встретил Стрешнева радостным возгласом:
– Наконец-то медведь вылез из своей берлоги. Здравствуй, здравствуй, рад тебя видеть!
Стрешнев пожал протянутую руку, разделся в передней и, вслед за хозяином, вошел в комнату.
Только тут Цандер взглянул на него внимательно:
– Андрюша, что это с тобой, ты словно из больницы?
– Чуть на кладбище не угодил… все наши переболели возвратным… А ты, я слышал, тоже едва ноги не протянул?
– Пустое…
– Говорят, голодал?
– Нет, слухи… все хорошо. Очень помогли мне рабочие.
– Знаю, – Стрешнев придирчиво осмотрел скромное убранство комнаты, широкий диван, письменный стол, комод и громоздкий шкаф, занимавший половину стены.
– А где астрономическая труба?
– Ну вот, сразу же допрос?
– Единственная вещь у тебя была, и ту снес на толкучку?
– Пришлось… Правда, у меня ее купили не спекулянты, а красные курсанты ВЦИКа, что в Кремле… для своего клуба.
– Ты им лекции читал?
– Да, читал… а они меня подкармливали…
Стрешнев махнул рукой.
– Ладно, что теперь толковать… Как же с проектом?
– В главном – заканчиваю. Еще недели две, и будет готово описание. – Цандер распахнул обе дверцы шкафа и вынул модель корабля-аэроплана, поставил на стол.
– Вот, взгляни, Андрей.
Стрешнев отошел подальше:
– Да, впечатляющая штука, Фридрих. Вот бы построить такой корабль! Право! Ведь нигде в Европе ничего подобного пока еще не создано… Ради такой цели стоило голодать!
8
В середине зимы, в трескучие морозы, когда Цандер начал работать на заводе, ему принесли приглашение на 1-ю Московскую губернскую конференцию изобретателей. По совету Крамешко он съездил в Московский Совет, где должна была состояться конференция, и вернулся радостный, возбужденный.
– Павел Николаич, конференция будет носить деловой характер. Перед ней ставится серьезная задача – выявление и внедрение в промышленность и сельское хозяйство новейших изобретений и открытий. Приглашено много инженеров, ученых.
– А как будет построена работа?
– Решено образовать из участников семь секций: физическую, химическую, машиностроительную, транспортную, сельскохозяйственную, топливную и, кажется, смешанную.
– Это должно быть интересно.
– Да, я очень доволен. Мне предложили работать с одной из секций и охотно согласились включить в программу мои доклады о межпланетном корабле и двигателе высокого давления.
– Поздравляю, Фридрих Артурович. Это важно!
– Но, говорят, конференция продлится целую неделю… Как же быть… ведь я на службе?
– Для такого дела я вас отпускаю с радостью – идите и ни о чем не беспокойтесь…
В начале нового года по Москве были расклеены афиши:
«АНОНС!
В ближайшие дни в одном из лекционных залов МГУ состоится необычная лекция:
«ЗАВОЕВАНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ МИРОВОГО ПРОСТРАНСТВА»,
Лекцию прочтет член Ассоциации изобретателей, инженер Ф. А. Цандер.
Им же будет демонстрироваться модель межпланетного корабля-аэроплана.
О дне и часе начала лекции будет объявлено особо.
Билеты продаются».
Устроители лекции опасались, что придет мало народу и они «прогорят». Поэтому объявили анонс. Но билеты были буквально расхватаны в течение нескольких часов, и лекцию назначили на ближайшую субботу.
Было решено, что вступительное слово скажет член Ассоциации, профессор Ремиз, человек внушительной внешности, обладавший зычным голосом.
Цандер приехал вместе со Стрешневым, чтоб было не так страшно.
На сцене его встретил Ремиз, высокий, бородатый, тучный, и добродушие похлопал по плечу.
– Не волнуйтесь, коллега, все пройдет на славу.
Стрешнев извлек из ящика модель и помог рабочим укрепить ее на тросах, на черном фоне сукна.
Кто-то принес длинную указку, графин с водой, и круглый столик, накрытый зеленой скатертью.
– Ну-с, можно начинать, – сказал председатель, – зал гудит, да и время.
– Я готов! – пробасил Ремиз.
– Я тоже, – с волнением в голосе отозвался Цандер.
– Занавес! – крикнул председатель.
Цандер увидел огромный, гудящий, забитый до отказа зал; массивные, запотевшие от дыхания сотен людей, мерцающие золотом люстры, – и оробел. Сердце запрыгало, на лбу выступил пот. Но раскатистый, степенный бас профессора Ремиза прокатился громом, и сразу стало тихо.
Цандер поднялся над зеленым столиком, а Ремиз, распушив бороду, сел рядом.
Присутствие этого большого, уверенного в себе человека сразу ободрило Цандера; он заговорил легко и свободно.
– Товарищи! Еще сорок лет назад бесстрашный революционер и ученый Николай Кибальчич, негласный участник казни Александра Второго – совершил невиданный подвиг!
В глухом каземате перед лицом смерти он создал проект первого в мире реактивного летательного аппарата – ракеты и тем указал человечеству путь в неоглядные миры Вселенной.
Цандер на секунду замер. В зале была тишина. Он понял, что аудитория захвачена. Рассказав о Циолковской и его ракете, он заговорил о своем межпланетном корабле, легко орудуя указкой:
– Мой межпланетный корабль тоже будет представлять из себя ракету, но ракету крылатую, как бы составленную из двух самолетов. Большой, складывающийся самолет, снабженный широкими крыльями, мощным мотором высокого давления и несколькими винтами, работая на бензине и жидком кислороде, проведет корабль сквозь плотные слои атмосферы и поднимет его на высоту двадцать пять – тридцать километров. Тогда будет включен реактивный двигатель ракеты, который разовьет скорость в одиннадцать тысяч метров в секунду, и корабль вырвется из пут земного тяготения… В дальнейшем полете специальные механизмы будут втягивать в плавильный котел ненужные теперь крылья большого самолета, пустые баки из-под бензина и, расплавляя, превращать их в дополнительное горючее. Маленькие же крылья потребуются ракете при приземлении, чтобы осуществить планирующий спуск.
Цандер на мгновенье остановился, развернул схему межпланетных траекторий и закончил совершенно неожиданно:
– Вы спросите: возможно ли в наше время построить межпланетный корабль? Я отвечу совершенно твердо: да, возможно! Дело лишь за созданием мощного реактивного двигателя, теоретическая основа которого мною уже разработана.
Но позвольте и мне в заключение лекции задать вопрос аудитории: найдутся ли среди вас смельчаки, которые решатся полететь на Марс?
– Найдутся! Найдутся! – закричали в зале, и этот крик слился с громом аплодисментов.
– Товарищи! – выждав тишину, забасил Ремиз. – Прошу вопросы лектору задавать письменно. А сейчас объявляю десятиминутный перерыв…
Когда Цандер ответил на последние вопросы и его от громыхающего зала отделил тяжелый занавес, подбежал взволнованный Стрешнев и стал трясти его руку;
– Фридрих, дружище, замечательно!..
Рабочие сняли макет межпланетного корабля и упаковали в ящик. Стрешнев, взяв ящик, пошел в комнату при сцене, где они раздевались. Там Ремиз и другие ученые из Ассоциации пили чай.
– А где же Цандер?
– Его только сейчас увезли на извозчике домой.