Пионеры Вселенной — страница 36 из 42

1

В воскресенье., когда семья Стрешнева сидела за чаем, заявился Цандер. Он был приглашен к столу и, потирая замерзшие руки, сел поближе к самовару. Стрешнев еще не успел рассказать о вчерашних событиях, так как вернулся поздно, когда уже все спали.

– Так вот, господа, а… бишь, товарищи, – продолжал прерванный разговор Федор Семенович, – я был весьма поражен этим предложением и воспринял его как шутку. Но часов в двенадцать меня зовут, говорят, пришел автомобиль. Одеваюсь, выхожу – да! Стоит автомобиль, и меня ждут какие-то два товарища, весьма интеллигентного вида. Один тоже в пенсне. Рекомендуются работниками Совнаркома… Ну-с, и везут меня, натурально, в Кремль. Вот, думаю, чудеса!.. Мне интересно, что будет дальше.

– Ну, и что же, папа? – спросила Юлия Федоровна, отодвинув от Славика чашку.

– Ведут меня по Кремлю, показывают, где какие повреждения… потом во дворец,

– И что же, Феденька, ты видел самых главных большевиков? – спросила, кутаясь в меховую ротонду, жена.

– Да-с, видел. Разговаривал… и даже получил предложение: с завтрашнего дня возглавить работы по ремонту и восстановлению исторических памятников Кремля… Что-что, а этого я никак не ожидал… Говорят, большевики – варвары, и вдруг… Вот какие дела… Обещали повышение жалованья и «ученый» паек.

– Неужели ты отказался, Федя? – с испугом спросила Софья Кондратьевна.

– Обещал завтра дать окончательный ответ.

– Слава богу! – облегченно вздохнула хозяйка.

2

Шел двадцать третий год. Давно умолкли последние залпы гражданской войны. У всех на устах было непонятное слово «нэп». Москва ожила, зашумела, принарядилась. Во множестве открылись лавки, магазины, трактиры, рестораны. Дома в центре штукатурились, окрашивались, приобретали «довоенный» вид. На улицах опять замелькали лихачи. У театров и концертных залов толпилась нарядная публика. На базарах лотки ломились от всякой снеди. Откуда что взялось – никто не знал…

Люди повеселели. Цандер, помимо работы на заводе, читал лекции от Общества изобретателей и Общества изучения межпланетных сообщений. Выезжал с докладами в Ленинград, Нижний, Самару, Ростов, Воронеж.

Рассказывая о проекте своего межпланетного корабля-аэроплаиа, он всюду среди слушателей встречал горячее сочувствие и моральную поддержку…

Однажды, вернувшись из поездки, Цандер зашел в Общество и на лестнице столкнулся с грузной фигурой профессора Ремиза.

– А, Фридрих Артурович, душевно рад! Придется мне вернуться, так как подготовил для вас сюрприз.

– Что такое?

– Сейчас увидите, сейчас…

Он, не снимая шубы, вошел в правление и достал из своего стола невзрачную книжку без переплета, с готическими буквами на обложке.

– Вот, пожалуйста, храню для вас. Поговорим, как прочтете, очень тороплюсь…

Цандер, поблагодарив, проводил профессора на лестницу и там, подойдя к окну, взглянул на книжку:

«Профессор Герман Оберт «Ракета и межпланетное пространство».

«Это действительно сюрприз!» – прошептал Цандер и, не заходя в правление, поехал домой…


Прочитав предисловие, Цандер взглянул на чертежи ракет и, проверив несколько формул, которыми был испещрен текст, откинулся на спинку деревянного кресла:

«Серьезное исследование. Придется читать книгу с карандашом и логарифмической линейкой».

Цандер внимательно посмотрел на самый первый чертеж.

«Любопытно! Внешне его ракета не похожа ни на ракету Циолковского, ни тем более на мою. Это длинный цилиндр с заостренным носом и коротким широким соплом. Но вот что любопытно: в верхней части этой ракеты помещена такой же конфигурации, совсем маленькая. Ракета – внутри ракеты!..

Да, весьма любопытно! Я предлагаю для прохождения плотных слоев атмосферы крылья и поршневой двигатель высокого давления, Оберт – первую ступень ракеты. Я предлагаю жидкое горючее – бензин, а он – спирт…

Но как же он решает проблему мощной межпланетной ракеты? – Цандер быстро пробежал несколько страниц. – Принцип тот же. Спиртовая ракета несет водородную, а в ту вмонтирована алюминиевая камера для двух астронавтов, которая может автоматически выбрасываться и приземляться на парашюте. Весь агрегат весит около четырехсот тонн; и в целях безопасности должен взлететь с воды. Четыреста тонн – это вес железнодорожного состава. Значит, ракета может быть обеспечена горючим для дальнего полета. А как же с приземлением? Выброситься на парашюте и сгореть от трения в атмосфере? Тут что-то не то… Впрочем, он ограничивает задачи этой ракеты. Вот: «Изучение земной поверхности с большой высоты, исследование крайних высот, сигнализация на Землю…» – Но вот дальше: «Достижение иных планет».

Цандер поднялся, прошелся по комнате.

«Нет, так нельзя. Это же серьезный труд. Я должен побороть любопытство и изучить его досконально…»

3

Частые отъезды с лекциями заставили Цандера просить увольнения со службы. Но Крамешко не захотел совсем отпустить такого специалиста и, по согласованию с трестом, учредил для него должность консультанта. Заведующим техническим бюро назначили Стрешнева. Теперь друзья работали в контакте и виделись почти ежедневно…

Когда смягчились морозы, Цандер на неделю уехал в Харьков, оставив Стрешневу книжку Оберта. Но прошло девять дней, а Цандера не было. «Наверное, решил с дороги отдохнуть, а может, и простудился, – подумал Стрешнев. – Надо его проведать».

Вечером Стрешнев поднялся по знакомой лестнице и трижды нажал кнопку звонка. Ему открыл куда-то спешивший сосед. Стрешнев разделся, постучал в дверь. Дверь была закрыта не плотно, однако никто не ответил.

«Наверное, на кухне», – подумал Стрешнев и, войдя, попятился: на диване спала какая-то женщина.

«Вот так сюрприз», – подумал Стрешнев и на цыпочках посеменил к двери, косясь на незнакомку. Пытаясь открыть дверь на ощупь, он больно стукнул косточками пальцев о медную ручку и выронил книгу.

– Кто там? – вскрикнула незнакомка и приподнялась, взглянула на Стрешнева с испугом:

– Я к Фридриху Артуровичу…

– Его нет дома, – подбирая каштановые волосы, сказала незнакомка, удивленно рассматривая Стрешнева.

– Извините… я его товарищ… хотел оставить ему книгу…

– Пожалуйста, положите на стол, я передам. Фридрих еще не приехал…

Стрешнев прошел к столу, на котором был порядок, да и комната блистала чистотой. «Черт возьми, уж не женился ли Фридрих? – подумал Стрешнев. – Да и пора… Марта, наверное, уже давно вышла замуж… Однако как же мне не сказал…»

Стрешнев присел, написал записку по-немецки, вложил ее в книгу и поднялся, чтобы идти. В это время дверь распахнулась.

– А, Фридрих! – воскликнула незнакомка и бросилась к нему, обняла, поцеловала. – Ты так долго… Я волновалась…

– Все хорошо, Шура. Видишь, я жив, здоров. – Цандер, увидев Стрешнева, бросил па стул портфель и покупки, шагнул к нему, поздоровался очень смущенно: – Здравствуй, Андрей, вот уж не думал, что ты у нас… Очень рад… Познакомься – это Шура – моя жена… Мы недавно зарегистрировались…

– Ах, вы Андрей Сергеич! Очень приятно, – сказала Шура, подавая руку. – Извините, я вас на минутку оставлю… – и вышла из комнаты…

– Поздравляю, Фридрих! Однако очень сожалею, что ты не предупредил… Надо бы отметить.

– Так как-то получилось… Не успел…

Стрешнев посмотрел на друга более внимательно. Тог был в новом костюме, белоснежной рубашке.

– Я беспокоился, что ты задерживаешься. Боялся – не заболел ли. А ты отлично выглядишь. Даже помолодел. Вижу, женитьба пошла тебе на пользу. Очень рад. Вот, принес книгу.

– Спасибо! Ну, как тебе Оберт?

– Ничего, обстоятельные расчеты. Однако он повторяет Циолковского и тебя… Правда, есть и оригинальные соображения… Но я бы по его расчетам не стал строить ракету.

– Почему?

– Предпочел бы твой корабль-аэроплан. Надежней и дешевле. И поверь, это я тебе говорю не из дружеских чувств, а потому, что твой проект во всех отношениях лучше. Меня только огорчает, что ты до сих пор не опубликовал своих исследований. Это большое упущение. Надо печатать статьи, писать книгу. Книга поможет тебе добиться ассигнований на экспериментальные работы. Бери пример с Оберта. Ведь ты раньше его начал свои исследования, а у него уже книга! Его знает теперь весь мир! Циолковский тоже готовит книгу: хочет переиздать свои труды по ракете.

– Да, ты прав, Андрей. Это важно. Я подумаю…

– Ну, прощай, Фридрих! Я невпопад… и очень неловко чувствую себя. Вижу – вас стеснил своим присутствием. Извини. Завтра поговорим подробней…

Цандер вышел со Стрешневым в коридор. У самой двери, пожимая руку Стрешневу, опросил:

– Мне неловко, Андрюша, я много езжу…

– Отпуск для книги? – прервал Стрешнев.

– Хотя бы для статьи… недели на две, за мой счет…

– Дам без всяких разговоров. Приходи, завтра же оформим.

4

Январь 1924 года был лютым. Мороз так запушил стекла окон, что еле проникал дневной свет. Цандеру пришлось подвинуть стол к самому окну.

С утра он обувался в валенки, облачался в полушубок, надевал шапку и только тогда садился за стол. Но, просидев часа два, вскакивал – коченели руки, спина. Надевал овчинные рукавицы и начинал бегать по комнате, чтоб согреться.

Жена, приходя с работы, хлопотала на кухне – там было и теплей и веселей.

Цандер был доволен, что ему не мешали работать; и, несмотря на холод, упорно писал статью под названием «Перелеты на другие планеты».

В этой статье весьма сжато он старался изложить главные результаты своих исследований и расчетов, проводившихся на протяжении семнадцати лет; высказать мысли о создании межпланетного корабля оригинальной конструкции.

Цандер работал отрешенно, ни на минуту не выходя из дому. Жена вначале протестовала, а потом смирилась, сказала соседям, что он заболел.

Цандер в эти дни никого не принимал, не читал газет и даже избегал разговоров с женой…

Благодаря полному уединению, он 17 января закончил статью в стенограмме, а 19-го она была расшифрована и переписана начисто.

Удалось сэкономить целых четыре дня!

Очень довольный Фридрих ходил по комнате и похлопывал овчинными рукавицами. Он как бы аплодировал себе за то, что быстро и хорошо написал статью. Потом присел и задумался.

«Оберт едва ли сидит сложа руки. Наверное, он уже бросил чтение лекций в Бухаресте и перебрался в Берлин. Может быть, уже приступил к практическим опытам по созданию малой ракеты. Немцы более предприимчивый народ – им не нужно так много времени на «раскачку»… Книга Оберта, безусловно, наделала много шуму; и, очевидно, у него нашлись богатые покровители и меценаты… Если немцы для постройки цеппелинов собрали миллион марок, то для межпланетной ракеты они соберут вдвое больше. Оберту не придется просить денег у правительства…

А мне? Что делать мне в моей милой, дорогой нищей России?..»

Цандер пересел на диван.

«Надо писать Ленину. Может, сохранилось мое старое письмо? Нет, сейчас надо писать иначе».

Цандер сел к столу и начал писать:

«Дорогой Владимир Ильич!

Теперь, когда в основном создан проект межпланетного корабля-аэроплана, проект двигателя высокого давления, главные расчеты по реактивному двигателю ракеты, я чувствую себя готовым приступить к практической работе.

Я не сомневаюсь, что такие работы уже начаты в Германии и, возможно, во Франции. Есть основания думать, что они также ведутся в Америке. Наша революционная страна не должна отставать, а, напротив, мне думается, должна идти впереди в деле изучения и освоения мирового пространства. Поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой оказать содействие и поддержку энтузиастам и пионерам звездоплаванья».

Цандер положил ручку и, потирая озябшие руки, заходил по комнате.

«По-моему, начало хорошее. Вот только достаточно ли мотивирована просьба? Может быть, послать ему, как приложение, копию статьи и копию проекта межпланетного корабля? Об этом надо подумать… Но в чем же смысл просьбы? Что я должен просить: мастерскую? лабораторию? материалы? Положим, так… А где люди, которые будут работать вместе со мной? Кого я могу указать, кроме Стрешнева?..

Может быть, рано писать такое письмо?»

Цандер прилег на диван, зажмурился. Ему вспомнились многочисленные лекции. Молодые люди: инженеры, техники, рабочие, которые его осаждали в каждом городе.

«Люди найдутся! Стоит только кликнуть – их будут тысячи!»

Цандер встал и опять стал ходить, обдумывая, что нужно для начала практических работ по созданию основы основ – реактивного двигателя и малой, опытной ракеты. Время от времени он подходил к столу и стенографически записывал мысли…

Жена зашла на минутку, ласково взъерошила волосы:

– Думаешь все, Фридрих?

– Да, хочу писать Ленину.

– Желаю успеха! – Она поцеловала его и ушла на кухню.

Цандер ходил и думал, прикидывал, писал.

Когда жена принесла ужин, письмо уже было составлено.

Цандер был доволен.

– Шура, ты умница! Я ужасно голоден. Спасибо! Право, мне звездный корабль без тебя не построить, а должны начать скоро.

– Почему ты думаешь, что скоро? – спросила Шура.

– Написал письмо Ленину. Осталось лишь переписать. Завтра отправлю.

– Да ведь Ленин болеет. У нас на заводе вывешивают бюллетень.

– Что ты говоришь? Я не знал…

– Да, болеет… Правда, сегодня ему стало лучше.

– Значит, поправится. Да и как же иначе?.. Я буду переписывать письмо.

– Хорошо, переписывай, а я пойду в баню, не стану тебе мешать.

– Наверное, мороз тридцать градусов?

– Ничего, я укутаюсь…

Ужин был убран. Жена ушла.

Цандер, согревшись горячим чаем, сел переписывать письмо.

Часов в десять письмо было готово. Он перелистал страницы и, бережно положив их на стол, пошел греться в кухню. Там вполголоса разговаривали сосед в потрепанном мундире почтового ведомства и две женщины с заплаканными глазами.

Цандер поздоровался и, подойдя к своему столику, зажег примус.

– А где он сейчас-то? – спросила пожилая.

– Да, говорят, за городом. Завтра привезут в Москву.

Цандера словно тряхнуло электрическим током.

– О ком вы? Что случилось? – с тревогой спросил он.

– Разве вы не знаете? Ленин умер!

– Что? Ленин? Не может быть…

– Вон, Яков Васильевич говорит, он сейчас с дежурства, по телеграфу передали.

Цандер качнулся и, забыв о примусе, вытянув руки вперед, ощупью побрел к себе в комнату…

5

Смерть Ленина оглушила Цандера. Ему казалось, что он потерял очень близкого человека, от которого во многом зависели его дела и устремления, его собственная жизнь.

Чувство пустоты и одиночества опять стало ходить за ним по пятам…

Лишь весной, побывав в доме отдыха, Цандер обрел душевный покой, и опять его потянуло к творчеству.

«Теперь, когда нет Ленина, боюсь и надеяться, что поддержат мои «фантастические» идеи о полете на Марс, Надо пока не поднимать вопроса о постройке межпланетного корабля, а сосредоточить все силы на завершении проекта реактивного двигателя».

И статьи! Обязательно надо публиковать статьи! Циолковский, Годдард, Оберт уже заявили о себе, а я выступаю лишь с публичными лекциями. У меня же написана статья «Перелеты на другие планеты». Попробую-ка ее послать в журнал «Техника и жизнь». Да нет, посылать нельзя, еще потеряется… Надо поехать самому…»

Цандер нашел в бумагах статью, еще раз просмотрел ее, сделал кое-где поправки и положил на видном месте на столе.

На другой день после работы он заехал в журнал и вручил статью лично редактору…

Прошло около четырех месяцев.

Цандер, увлеченный работой над проектом двигателя, уже забыл про свою статью, и вдруг однажды ему позвонили из редакции:

– Товарищ Цандер? Вышел июльский номер журнала «Техника и жизнь», где опубликована ваша статья «Перелеты на другие планеты».

– Опубликована? – обрадованно спросил Цандер.

– Да. Вы можете приехать за журналом? Или вам послать?

– Нет, нет, спасибо! Я сам. Я сейчас же выезжаю…

Купив два десятка журналов, Цандер вернулся на завод радостный. Подарил Стрешневу, Крамешко, друзьям по бюро.

Вечером, обойдя ближние газетные киоски, он скупил все журналы. Хотел подарить статью членам Общества по изучению межпланетных сообщений и Ассоциации изобретателей.

Но дома чувство радости в нем постепенно поблекло. «Дарить свою первую печатную работу в тридцать пять лет довольно стыдно. Тем более что она содержит ничтожную долю моих исследований». Подумав, он послал журнал лишь одному Циолковскому, которого считал своим учителем.

В середине июля, когда Цандер сидел над расчетами сопла и температурного режима камеры сгорания, газеты перепечатали сенсационное сообщение из Америки о предстоящем запуске профессором Годдардом реактивного снаряда на Луну.

Цандера срочно вызвали в Общество по изучению межпланетных сообщений и попросили прокомментировать в газетах известие из Америки.

За столом сидело десятка два ученых.

– Позвольте, – поднялся Цандер, – но как же я могу… Газеты ссылаются на книгу Годдарда, а мы не имеем о ней никакого представления.

– В Обществе получено немецкое издание, – ответил Ремиз, роясь в массивном портфеле. – Вот извольте, Фридрих Артурович.

Цандер взглянул на книжку.

– «Метод достижения крайних высот». Так, интересно… Но ведь это же перепечатка работы, изданной в девятнадцатом году?

– Да… Больше мы ничем не располагаем… Именно в этой книге даны обоснования посылки ракеты на Луну, – пояснил Ремиз.

– А может быть, за эти пять лет американцы построили новую ракету, которую собираются послать на Луну? – послышался чей-то голос из глубины комнаты.

– Вероятнее всего! – поддержал Ремиз.

Цандер полистал книгу…

– А что, если нам устроить диспут: «Возможен ли полет на Луну?»

– Вот именно! Привлечь изобретателей, ученых, поспорить…

– Отличнейшая мысль, товарищи, – поднялся Ремиз. – Такой диспут будет своеобразным ответом Годдарду. Давайте на этом и порешим. Согласны?


В конце сентября Стрешнев вернулся из отпуска, который, как всегда, проводил у стариков в Калуге. В понедельник утром, собираясь на работу, он вышел пораньше, чтобы купить свежие газеты.

На углу рыжеусый верзила наклеивал на щит свежие афиши.

«Полет на другие миры» – увидел Стрешнев большие красные буквы и подошел к расклейщику.

– Приятель, не подаришь ли одну афишу?

– Неужто собрался лететь?

– Друг выступает с лекцией… ему отнесу.

– Ладно, бери… чего он, спятил, что ли?

– Нормальный! – усмехнулся Стрешнев и, сложив афишу, спрятал ее в портфель.

Придя в бюро, Стрешнев весело поздоровался со всеми сослуживцами и, отыскав кнопки, приколол афишу на стене.

– Прошу внимания, товарищи! Фридрих Артурович, пожалуйста поближе. Слушайте все:

«Большая аудитория физического института Первого университета. Суббота 27 сентября. Диспут: «Полет на другие миры».

Все встали со своих мест.

– «Правда о посылке снаряда профессора Годдарда на Луну, 4 августа 1924 г. в Америке. Споры на Западе в связи с отправлением снаряда. Выступит прибывший из Ленинграда, член Совета Общества мироведенья Шаронов!

Величайшая загадка Вселенной!

Самая мощная машина в мире!

Замечательные пушки сверхдальней стрельбы.

Реальные возможности полета человека в ядре этой пушки.

Картины жизни на небесном корабле!

Сказочная действительность!

Невиданные небесные панорамы!

Путь к разрешению тайн мироздания!..»

– Каково, товарищи, а? Что скажешь ты, Фридрих Артурович?

– Я к этому не причастен, – смущенно отозвался Цандер.

– Как не причастен? А это что?

«Сообщение Члена Президиума Московского Общества Межпланетных Сообщений инженера Цандера об изобретенном им новом корабле, разрешающем проблему полета в мировое пространство.

Каким образом устраняется главное и единственное препятствие к немедленному осуществлению полета на другие планеты?

Преимущество небесного дирижабля Цандера над снарядами Оберта в Германии и Годдарда в Америке».

– Это все профессор Ремиз, – глухо заговорил Цандер, – это его сочинение!

– Но ведь красиво сочинил! И, в основном, верно!

– Да! Лихо!

– Друзья, я предлагаю пойти на диспут всем бюро, – всем! – заключил Стрешнев.

– Правильно!

– Правильно! – раздались голоса.

– Я надеюсь, Фридрих Артурович, что ты дашь достойный ответ на эту необузданную сенсацию американцев?

– Постараюсь… А что говорит Циолковский?

– Он уже выступил в калужской газете. Считает затею Годдарда авантюрной. Ракета Годдарда, по его мнению, не поднимется и на пятьсот верст…

– Я согласен… Наши коллеги в Америке зашли слишком далеко…

– Знакомый прием, – улыбнулся Стрешнев. – Очевидно, изобретателю нужны деньги.


В пятницу 9 февраля Стрешнев вернулся домой поздно – было партийное собрание…

Жена, открыв ему дверь, шепотом сказала:

– Я звонила, но не могла тебя найти: приехал Сергей Андреич… Сейчас спит в кабинете у папы.

– Что случилось, Юленька, почему он так неожиданно?

– Приехал на какой-то процесс… Завтра узнаешь..» Иди ужинать в кухню…

Утром за завтраком. Стрешнев-старший, все еще бодрый прямой старик, достал из кармана помятую газету.

– Как же, Андрей, ты пропустил сообщение о предстоящем процессе? Ведь, смотри, тут же прямо написано: «Суд над предателем Окладским».

– Мало ли у нас предателей… за всеми ведь не уследишь…

– Этот – негодяй из негодяев! Он предал почти всех членов Исполнительного Комитета «Народной воли»; выдал две конспиративные квартиры и погубил моего лучшего друга.

– Кибальчича? – привстал Андрей,

– Да, это установлено…

– Как же поймали мерзавца?

– Говорят, он до самого Октября служил в охранке и получал жалованье – сто пятьдесят рублей золотом в месяц.

– За предательство – сто пятьдесят, а учитель Циолковский жил в Боровске на тридцать шесть рублей.

– И мы с тобой, Андрюша, жили на эти же нищенские деньги, – горько вздохнул Сергей Андреич.

– Да, папа, прости… я забыл…

– Ничего удивительного, – назидательно поднял палец Федор Семенович, – шпионам при всех режимах платили больше, чем профессорам!

Андрей взглянул на часы.

– Однако… Прошу меня извинить, – опаздываю… Может, я загляну в Колонный зал – буду сегодня в тресте… А если нет – увидимся вечером…


Заседание Верховного суда открылось в десять утра, и, после положенных формальностей, началось чтение обвинительного заключения, продолжавшееся более трех часов. Потом объявили перерыв на обед и после – опять заседание, до ночи.

Так было и на другой день, и в понедельник, и во вторник… Только в сроду, в двенадцать ночи, суд удалился на совещание… К чтению приговора приступили лишь 15 февраля в 6 часов утра… Стрешнев-отец дослушал приговор и поехал домой на извозчике, чтоб застать сына и Федора Семеновича, которые с нетерпением ждали решения суда.


Цандер в то утро, приехав на работу, сразу же стал просматривать утренние газеты. Он давно следил за процессом и сейчас, как и многие, хотел знать решение суда. Но в газетах приговора не было…

Цандер подошел к Стрешневу, положил ему руку на плечо:

– Андрей, ты не знаешь, еще не вынесли приговор?

– Как же, у меня отец все дни сидел на процессе, а сегодня даже ночевал там…

– И что же?

– Я вчера пытался попасть в Колонный зал, – где там – лестницы были забиты… Хотя страшная драма разыгралась почти сорок пять лет назад, она захватывает и сейчас… Я видел, как некоторых родственников казненных народовольцев выводили из зала под руки… Они не могли слушать…

– А правда ли, что свидетелями выступали уцелевшие народовольцы?

– Да, свидетельницей была подруга по партии Софьи Перовской – Анна Якимова. А в ложах, говорят, сидели Вера Фигнер и Николай Морозов – бывшие узники Шлиссельбурга, имена которых открыл охранке Окладский.

– Я видел в газете снимок. Хотя Окладский уже старик и зарос седой бородой – у него лицо убийцы.

– Профессия, Фридрих, накладывает печать. Этот негодяй выдал больше шестидесяти человек и погубил Николая Кибальчича.

– И Кибальчича он? Ужасно… Что же решил суд?

– К расстрелу… Но ввиду давности преступления и возраста предателя, заменили десятью годами… Все удивлены! Если б дали народу – его разорвали бы на месте.

Лицо Цандера стало совсем бледным. Веки слегка дрожали.

– Ты знаешь, Андрей, – заговорил он приглушенно и нервно, – я крысы убить не могу… Я люблю все живое… Я очень люблю людей и готов ради них умереть… Но этого изверга, который погубил Кибальчича и его благороднейших друзей, я бы приказал – повесить! Повесить в назидание другим…

6

Прошло полтора года.

Все это время Роберт Годдард напряженно работал в университетской лаборатории в Вустере, закрытой для всех, кроме его ассистента – доктора Перси Руппа, механика Закса и еще нескольких помощников.

Какие исследования и опыты производились в лаборатории, знали лишь немногие: особо важные чиновники министерства морского флота Америки.

«Лунная» шумиха помогла Годдарду получить еще пятнадцать тысяч долларов от Смитсоновского института и дотацию от министерства морского флота США. И теперь он честно отрабатывал эти деньги…

Двадцать шестой год в штате Массачусетс начался изрядными морозами, и даже в марте лежал глубокий снег.

Шестнадцатого числа, в полдень, у коттеджа Годдарда остановилась большая легковая машина.

Шофер посигналил, и тотчас из дома вышла стройная моложавая дама в меховой шубке, с киноаппаратом и ридикюлем.

Шофер усадил даму рядом с собой и поехал в Университетский городок. Машина остановилась у лаборатории Годдарда. Дама прошла на второй этаж, а шофер въехал в железные ворота, которые тут же были закрыты… Минут через сорок машина вышла из ворот лаборатории.

Скоро со второго этажа спустилась дама в меховой шубке в сопровождении высокого худого мужчины в вязаной шерстяной кепке, в длинном пальто и в высоких на толстой подошве зашнурованных ботинках.

В мужчине легко было узнать профессора Роберта Годдарда. Дама была его женой. Оба подошли к машине. Годдард, открыв дверцу и увидев двоих пассажиров, воскликнул:

– Вы уже оба здесь? Отлично! Эстер, усаживайся с моими помощниками – Генри и Перси, а я сяду впереди…

Машина выехала за город и по хорошо расчищенному шоссе помчалась в сторону Оберна, где на пологом склоне Покачоагского холма приютилась ферма дальней родственницы Годдарда.

Было время обеда, когда машина остановилась на краю неглубокого оврага, и четверо мужчин принялись перетаскивать тяжелые ящики на площадку к оврагу, где была небольшая вышка из железных прутьев. Из ящиков извлекли стальные цилиндры и свинтили из них трехметровую трубу с закругленной головкой. Это была новая ракета Роберта Годдарда, начиненная не порохом, а оснащенная баками с бензином и жидким кислородом. Реактивный двигатель, очевидно, для того, чтоб придать ракете большую устойчивость в полете, был смонтирован не внизу, а в верхней части трубы.

Ракету установили на металлические перекладины вышки, как бы подвесив ее в воздухе.

Перси Рупп отошел с теодолитом на почтительное расстояние и достал секундомер. Эстер Годдард, выйдя из машины, вооружилась киноаппаратом и присоединилась к Перси.

– Все ли готово? – строго спросил Годдард.

– Все готово, профессор! – бодро ответил механик Закс.

– Приготовьтесь зажечь горелку.

– Есть! – Закс зажег фитиль на длинной палке. Годдард отпустил стропы и отбежал к краю обрыва, припал к земле.

– Как зажжете горелку – мигом сюда: ракета может взорваться.

– Слушаюсь, профессор!

– Зажигайте!

Вакс зажег горелку и кубарем скатился с обрыва, вслед за Годдардом.

Послышалось шипенье, ревущий звук двигателя, и ракета пошла вверх, вначале медленно, потом все быстрей.

– Смотрите, пошла! – закричал Перси.

В этот миг ракета накренилась набок и полетела в сторону.

– Проклятье! – выругался Годдард. – Проклятье!.. Но все-таки она взлетела, черт возьми!..

Вечером, вернувшись домой, Годдард сразу прошел в свой просторный кабинет, заставленный книгами. Погрел руки у жарко горящего камина и, сев к столу, раскрыл дневник.

«16 марта 1926 года.

Это было похоже на чудо, когда она поднялась без сколько-нибудь значительного усиления шума или увеличения пламени, как бы говоря: «Я пробыла тут достаточно долго и готова отправиться еще куда-нибудь…»

А пробыла она в воздухе всего две с половиной секунды, поднявшись на 12 метров и пролетев в длину 58 метров.

Это не много, но пусть кто-нибудь попробует достигнуть большего…»

7

В то время, когда профессор Годдард тайно работал над новой жидкостной ракетой, Фридрих Цандер вел теоретическую разработку реактивного двигателя на жидком горючем. Познакомив Стрешнева со своим замыслом, он просил его выхлопотать у начальства разрешение вести экспериментальные работы на заводе.

Стрешнев, придя к главному инженеру, разложил схемы и чертежи отдельных узлов реактивного двигателя на большом столе.

– Вот смотрите, Павел Николаич, это же не фантазия, а реальные расчеты. Мы первые в мире можем создать реактивный двигатель.

Крамешко склонился над столом и долго рассматривал схемы отдельных узлов, мысленно сопоставлял возможные мощности реактивного двигателя с существующими поршневыми, думал.

– Да, что и говорить, Андрей Сергеич, успех этого дела может совершить переворот в моторостроении и авиации.

– Браво! – радостно воскликнул Стрешнев. – Я чувствовал, что вы будете на нашей стороне! Значит, дело только за директором?

– К сожалению, нет, – вздохнул Крамешко. – Директор бы поддержал, но у нас ассигнования только на разработку поршневых бензиновых моторов, и никакого резерва. Мы не можем израсходовать на другое – ни одной копейки!..

– А трест? Может быть, разрешит трест?

– Вы знаете, какая экономия проводится во всем. Страна восстанавливает заводы, транспорт, строит жилье… Я уже дважды был в тресте – знал, что вы придете…

– Ну и как же?

– Пока ничего не обещают…

Стрешнев вернулся от главного хмурый и, бросив скатанные в трубки чертежи на стол, подошел к окну, обнял томительно ждавшего ответа Цандера.

– Крамешко за нас! Оказывается, он дважды был в тресте, добивался дополнительных ассигнований, но пока безрезультатно…

– Я так и знал, – горько вздохнул Цандер… – А скажи, Андрей, куда еще можно обратиться, написать? Ты теперь в партии, ты должен все знать.

– В партии идет жестокая борьба с Троцким и его сторонниками, за ленинскую линию, за ленинизм.

– Троцкого же сняли с поста председателя Реввоенсовета?

– Да, но борьба еще не кончилась…

– Ты хочешь сказать, что сейчас не до реактивных двигателей?

– Да, Фридрих, к сожалению, сейчас неподходящее время для подобных просьб…

– Как мне не повезло… О, если бы был жив Ленин!.. Все было бы иначе. Он-то умел проникать мыслью в грядущее.


Прошло еще два года упорных исканий. Было сделано множество разнообразных расчетов и исследований. Написаны, главным образом стенографически, десятки статей. И все это после работы на заводе, в вечерние и ночные часы…

Как-то, вернувшись домой, Цандер увидел у себя на столе неразрезанный пакет.

«А, из Калуги! Очевидно, от Циолковского». Достал небольшую книжку «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Калуга, 1926 г.».

Его внимание сосредоточилось на пояснении, набранном жирным шрифтом: «Переиздание работ 1903 и 1911 годов, с некоторыми изменениями и дополнениями».

«Интересно, сколько сейчас Циолковскому? Наверное, около семидесяти? – Цандер заглянул в потрепанный блокнот. – Да, в сентябре будет семьдесят. Надо поздравить… Семьдесят лет! Каково? А он все еще работает, мыслит, с железной настойчивостью добивается осуществления своих идей. Наверное, за скромной оговоркой о «некоторых изменениях и дополнениях» скрыты новые, свежие мысли. Ведь его работа 1911 года «Исследование мировых пространств реактивными приборами» углубляла и расширяла первую статью, опубликованную в девятьсот третьем году под тем же названием. Работа одиннадцатого года заключает в себе вторую часть первой статьи, которая не была из-за закрытия журнала опубликована в 1903 году. Мысль о применении для реактивных двигателей атомной энергии как раз и была высказана в этой, второй части его исследования. Помнится, его натолкнуло на это явление распада радия. Мне тогда еще врезались в память его слова: «Может быть, с помощью электричества можно будет со временем придавать громадную скорость выбрасываемым из реактивного прибора частицам». Это смело! Это, может быть, даже гениально! Кто знает, что будет через двадцать – сорок лет?! Очень возможно, что именно атомные двигатели и обеспечат полет космических ракет к далеким планетам. Старик мудр! Посмотрим-ка, что он за «дополнения» внес в свои исследования». Цандер уселся поудобней и стал просматривать книжку. Ранние работы Циолковского о ракете Цандер знал почти наизусть и поэтому начал читать бегло. Однако, пробежав несколько страниц, он вернулся к началу и стал читать все подряд – книжка была написана почти заново.

Лишь поздно вечером, уже при электрическом свете, Цандер перелистал последние страницы и поднялся, чтоб размять затекшие ноги.

– Молодец старик! Молодец! Он высказал весьма интересные мысли о полете ракеты. Он считает возможным использовать для движения ракеты «внешнюю» энергию, передаваемую с Земли. Правда, Циолковский не указывает, каким образом эта энергия будет передаваться с Земли, но мысль – любопытна! Она заставит многих задуматься. Возможно, некоторые ученые отнесут его раздумья о «внешней» энергии к сфере фантастики, – это не беда. Без фантазии немыслимы открытия! А вот соображения об использовании энергии Солнца не для управления, а для движения ракеты – смелы, интересны и, по-моему, весьма перспективны.

Цандер прошелся по комнате, сделал несколько вольных размашистых движении и снова сел к столу.

– Да, Циолковский, несмотря на преклонный возраст, работает с упоением и страстью. Это пример для нас! Надо сейчас же ему написать.

Цандер взял ручку, задумался. Никак не приходила первая фраза. Посидев минуты две, Цандер вдруг встал из-за стола и нервно заходил по комнате. «А что же я напишу о себе? О каких успехах могу рассказать? Он старик, живет в глуши и то добился издания своих трудов. А я молодой, в столице, а до сих пор опубликовал лишь несколько статей…»

Цандер отложил письмо и тут же решительно и твердо начал на новом листе:

«В Главнауку Народного Комиссариата просвещения РСФСР.

Убедительно прошу Вас издать книгу моих оригинальных трудов по исследованию и освоению космического пространства «Перелеты на другие планеты».

У меня написано больше тысячи страниц стенографического текста научно-технических расчетов по межпланетной ракете и реактивным двигателям. Имеется тридцать семь чертежей, на которых вычерчены конструкции межпланетного корабля-аэроплана, ракет и частей двигателей, необходимые для опытных работ. Подробный план книги прилагается…»

Цандер поднялся, вытер выступивший на лбу пот, причесался и стал ходить по комнате.

«Наконец я, кажется, собрался поступить решительно… Напишу подробный план книги и отправлю. Говорят: «Под лежачий камень и вода не течет…» А тут какой-нибудь ответ обязательно будет…»

Через два дня письмо с приложением плана книги, а также часть расшифрованных работ о межпланетном корабле и двигателях, снабженных чертежами, Цандер сам отвез в «Главнауку» и сдал под расписку секретарю.


Месяца через полтора Цандер получил письмо из научного отдела «Главнауки» и радостный прибежал к Стрешневу.

– Андрей, голубчик, вот посмотри, прислали заключение профессора Ветчинкина на мои труды, посланные для опубликации.

Стрешнев тряхнул отросшей шевелюрой, взял рецензию и стал читать вслух:

«Труды Цандера по расчету межпланетных путешествий и проекту межпланетного корабля, несомненно, стоят на одном из первых мест в мировой литературе по этому вопросу». Ого! Здорово. Так… Ну дальше о Циолковском… А вот: «Иностранные ученые Эсно Пельтри, Годдард, Оберт, собственно, повторили работы Циолковского и несколько продвинули их вперед… Существенно новое внес в этот трудный вопрос инженер Цандер…» Так… Дальше идут примеры, которые нам известны… Каков же вывод?

А вот:

«Я полагаю совершенно необходимым дать возможность инженеру Цандеру, в кратчайший срок, подготовить к печати свои работы, представленные в отдельных главах. Издание его книги – дело чести».

Стрешнев протянул Цандеру отзыв.

– На, спрячь, Фридрих, это, брат, документ, который войдет в историю! Ну, что можно сказать?.. Надо ехать тебе в эту самую «Главнауку» заключать договор и садиться за составление книги…


Случилось так, что Цандер немного приболел. Потом его загрузили срочными расчетами по новому авиационному двигателю, и он попал в «Главнауку» только через месяц.

Показав секретарю научного отдела письмо с отзывом профессора Ветчинкина, он попросил доложить о себе.

– Видите ли, товарищ Цандер, – с некоторой неловкостью заговорила секретарь, – Иван Иванович, что написал вам письмо, больше у нас не работает… Вам придется пройти с письмом Ветчинкина к новому начальнику – Петру Семеновичу. Я сейчас доложу.

Цандер вошел в большой, хорошо обставленный кабинет, где за зеленым столом, загроможденным папками, бумагами, книгами, сидел тучный человек, подстриженный «бобриком». Его круглое, еще молодое лицо казалось сердитым, маленькие глазки глядели настороженно.

Цандер назвал себя, протянул письмо «Главнауки» и отзыв Ветчинкина.

– Садитесь. Знаю, – хмуро сказал Петр Семенович. – Мнение Ветчинкина положительное, но оно не разделяется нами…

Он порылся в бумагах и достал другое заключение, перепечатанное на машинке.

– Вот, почитайте, что пишет наш штатный консультант товарищ Моисеев.

Цандер прочитал коротенькое заключение, и его лицо покрылось испариной.

– Вы извините меня, но судя по этому письму, ваш консультант не является специалистом в области техники.

– Это проверенный товарищ. Мы доверяем ему.

– Но ведь его предложение нелепо. Вместо издания научных трудов он предлагает написать популярную брошюру.

– Да, точно. Иногда брошюра бывает важнее книги. Даже товарищ Ленин не чурался брошюр. И писал их… придавая им большое значение.

– Товарищ Ленин как раз одобрительно относился к моей работе и даже обещал поддержку.

Большая голова Петра Семеновича ощетинилась еще больше:

– Вы, гражданин Цандер, не козыряйте здесь именем вождя. Я не позволю, да… Теперь много находится таких, которые говорили с товарищем Лениным и которым он якобы обещал поддержку… Если хотите – пишите брошюру, мы постараемся издать…

Цандер взял со стола отзыв Ветчинкина и положил его в карман.

– Где мои труды?

– Вот большая папка… разве не узнаете?

Цандер взял папку и вышел…

Глава десятая