Поблагодарив настоятеля за его доброту, Синдзабуро воротился домой, передал все Хакуодо Юсаю, и они вместе принялись обклеивать стены дома ярлыками с заклинаниями. Затем Синдзабуро заперся в своих покоях, опустил полог от комаров и взялся за сутры. Но как он ни старался читать, ничего у него не получалось. «Нобобагябатэйбадзарадара, сагяраниригусяя, татагятая, таниятаонсоропэй, бандарабати, богярэасярэйасяхарэй…» Ничего не понять, словно бред иноземца. А тем временем – бо-он… – ударил четвертую стражу[26] колокол в Уэно, эхом откликнулся пруд у холма Синобугаока, плеснула вода в источнике Мукогаока, и огромный темный мир погрузился в тишину, нарушаемую лишь шумом осеннего ветра среди холмов. Но вот, как всегда, со стороны Нэдзу послышался стук гэта. «Идут!» – подумал Синдзабуро. По лицу его струился обильный пот; сжавшись в комок, он истово, изо всех сил громко читал сутры «Убодарани».
У живой изгороди стук гэта внезапно прекратился. Синдзабуро, бормоча молитвы, выполз из-под полога и заглянул в дверную щель. Видит – впереди, как обычно, стоит О-Ёнэ с пионовым фонарем, а за ее спиной несказанно прекрасная О-Цую в своей высокой прическе симада, в кимоно цвета осенней травы, под которым, словно пламя, переливается алый шелк. Ее красота ужаснула Синдзабуро. «Неужели это привидение?» Он мучился, как грешник в геенне огненной. Между тем, поскольку дом был обклеен ярлыками-заклятиями, привидения попятились.
– Нам не войти, барышня! – сказала О-Ёнэ. – Сердце господина Хагивары вам изменило! Он нарушил слово, которое дал вчера ночью, и закрыл перед вами двери. Войти невозможно, надобно смириться. Изменник ни за что не впустит вас к себе. Смиритесь, забудьте мужчину с прогнившим сердцем!
– Какие обеты он давал! – печально сказала О-Цую. – А сегодня ночью двери его закрыты… Сердце мужчины что небо осеннее! И в сердце господина Хагивары нет больше любви ко мне… Слушай, Ёнэ, я должна поговорить с ним! Пока я не увижу его, я не вернусь!
С этими словами она закрыла лицо рукавом и горько заплакала. Она была и прекрасна и ужасна в своей красоте. Синдзабуро молча трясся у себя за дверью, повторяя про себя только: «Наму амида Буцу, наму амида Буцу…»[27]
– Как вы преданы ему, барышня, – сказала О-Ёнэ. – Достоин ли господин Хагивара такой любви?.. Ну что ж, пойдемте, попробуем войти к нему через черный ход.
Она взяла О-Цую за руку и повела вокруг дома. Но и с черного хода войти им не удалось.
Глава IX
Наложница О-Куни, эта гнусная гадина, спала и видела, как бы выгнать из дома Коскэ или поймать его на каком-нибудь проступке. Когда на следующий день господин Иидзима удалился на службу, пришел Гэндзиро. О-Куни встретила его, как будто отношения у нее с ним самые невинные.
– Добро пожаловать! – жеманно произнесла она в ответ на его приветствие. – Ужасная жара стоит эти дни, не правда ли? Надеюсь, у вас все здоровы? Прошу вас, садитесь сюда, здесь ветерок…
Гэндзиро вполголоса спросил:
– Коскэ не проболтался?
– Нет, – так же тихо ответила О-Куни. – Я страшно боялась, что он донесет, но он смолчал. Сказал господину, что лоб ему поранило упавшей черепицей. Я сама не своя была, вот, думаю, сейчас он скажет про обломок лука, как его били. Нет, не сказал. И о том деле ничего не сказал. Что-то это подозрительно, как ты думаешь?.. Прямо не знаю, куда деваться от этой жары! – сказала она громко и продолжала шепотом: – И вот еще что. В нашего Коскэ влюбилась О-Току, дочка господина Аикавы Сингобэя, знаешь, что живет на Суйдобата… Заболела от любви, есть же дуры на свете, ну что ты скажешь! Так старик Аикава притащился к нам весь в поту просить господина, чтобы Коскэ отдали к нему в наследники. И господин дал согласие, потому что благоволит к Коскэ. С тем Аикава ушел, а сегодня у них устраивается обмен подарками по случаю помолвки…
– Вот и хорошо, – обрадовался Гэндзиро. – Коскэ уйдет из дому, и конец волнениям…
– Так, да не так, – возразила О-Куни. – Правда, он идет наследником в дом Аикавы, но ведь господин будет при этом его посаженым отцом! А уж тогда этот парень будет держаться совсем как родня господина. Он и в слугах-то нахален не по чину, а тогда и подавно рассчитается с тобой за побои… И наш разговор тогдашний он вдобавок подслушал! Нет, как ты там хочешь, а Коскэ ты должен убить.
– Он умеет владеть мечом, как же я его убью? – уныло проговорил Гэндзиро.
– Хотелось бы все же знать, почему ты не владеешь мечом?
– Придумал! – сказал Гэндзиро. – У нас есть слуга, этакий молодой дурак Айскэ. Он влюблен в барышню Аикава, и его надо натравить на Коскэ. Когда они подерутся, мы выгоним Айскэ за драку из дома. Но наказание участникам драки полагается одинаковое, и дядюшке из вежливости перед соседями тоже придется прогнать Коскэ… Вот плохо только, что завтра от Аикавы дядюшка и Коскэ будут возвращаться вместе. Нельзя ли устроить так, чтобы Коскэ пошел домой раньше и один?
– Ничего нет легче, – сказала О-Куни. – Я скажу господину, что Коскэ мне будет нужен, и попрошу отослать его домой пораньше. Не сомневаюсь, что господин так и сделает. Пусть этого наглеца встретят за поворотом дороги и как следует изобьют… – Она заговорила в полный голос: – Право, вам не следовало бы уходить так скоро. До свидания.
Вернувшись домой, Гэндзиро поспешил в людскую и застал придурковатого Айскэ, когда тот выводил, гундося, незамысловатую песенку «дэрорэн».
– Молодец, Айскэ! – сказал Гэндзиро. – У тебя хорошо выходит!
Айскэ вскочил.
– Никак молодой господин? – растерянно сказал он. – Жарко больно нынче, что ни день, то жарища…
– Да, жарко… Кстати, старший брат тоже ставит тебя высоко и всегда хвалит. Айскэ, говорит, у нас лучший слуга – и с хозяйскими делами успевает, и со своими управляется. А поскольку у тебя, кажется, нет никого из родных, он намерен отдать тебя в хороший дом наследником к какому-нибудь самураю. Хочет быть твоим посаженым отцом.
– Покорнейше благодарим, – радостно осклабился Айскэ. – Очень даже благодарим за такую милость. И господина благодарим, и вас, молодой господин, что вы обо мне, недотепе, так полагаете… И сказать толком не могу, как вам благодарен… Только вот трудно мне будет стать самураем, я же неграмотный совсем…
– Говоря по правде, – продолжал Гэндзиро, – старший брат заметил однажды, будто собирается предложить тебя в наследники к Аикаве, да знаешь ты, который живет на Суйдобата. В мужья дочери его О-Току, ей нынче восемнадцать лет.
– Вот это да! – вскричал Айскэ. – Неужто правда? Это здорово! Это барышня приятная, таких, поди, больше на свете и нет… Щечки такие кругленькие, задок пухлый… Красивая барышня, очень красивая!
– Рисовый паек у них невелик, – продолжал Гэндзиро, – так что им все равно, кого в дом брать, лишь бы был человек серьезный. И совсем было уже договорились, что ты подойдешь, но вмешался этот дзоритори соседский, Коскэ, и все пошло насмарку. Коскэ заявился в людскую у Аикавы и наговорил там, что Айскэ, мол, негодяй, пьяница, в пьяном виде ничего не разбирает, всех лупит, даже хозяев, путается с девками, играет на деньги, да еще и вороват вдобавок. Узнав об этом, Аикава, конечно, от тебя отказался, и переговоры наши кончились. А теперь в наследники туда идет сам Коскэ, сегодня, говорят, уже устраивают обмен подарками в честь помолвки! Видишь, даже на дзоритори согласились. А ты ведь как-никак два меча носишь, хоть и деревянных. Представляешь, как бы тебе были рады? Нет, этот Коскэ скотина все-таки!
– Что-о? – взревел Айскэ. – В наследники Коскэ идет? Ах он мерзавец! Мешать моей любви?.. И я же еще вороват!.. И вдобавок хозяев луплю!.. Нет, вы мне скажите, когда это я хозяев своих лупил?
– Какой толк мне это говорить? – сказал Гэндзиро.
– Так обидно же, молодой господин! Ну и подлец же он! Ну, я этого так не оставлю!
– А ты задай ему хорошенько, – посоветовал Гэндзиро.
– Задай… Драться мне с ним нельзя, он меня одолеет. Он же фехтование знает, мне с ним не справиться.
– А ты вот что сделай. Ты знаешь слугу господина Танаки? Его еще зовут Забияка Камэдзо, он весь в шрамах с головы до ног. Вот ты его и подговори, да еще Токидзо, слугу господина Фудзиты. Втроем нападите на Коскэ за поворотом дороги, когда он будет возвращаться от Аикавы, избейте до полусмерти, даже убейте, и бросьте в реку.
– Убивать не стоило бы, а излупить надо. А что мне будет, если про драку узнают?
– Если про драку станет известно, я доложу старшему брату, он прикажет немедленно уволить тебя, и тебя прогонят.
– Нет, тогда я драться не буду, – решительно сказал Айскэ.
– Погоди, послушай. Как только мы тебя уволим, сосед из вежливости тоже, конечно, уволит Коскэ. А раз его уволят, Аикава не сможет взять его в наследники, потому что у него не будет посаженого отца. Мы же немного погодя снова возьмем тебя и отдадим Аикаве в наследники. Понял?
– Все понял, молодой господин, – сказал Айскэ. – Сердечно благодарим за вашу доброту…
Гэндзиро достал из-за пазухи несколько монет.
– Возьми, – сказал он. – Выпей и угости Камэдзо и Токидзо.
– Ко всему еще и деньги! – обрадовался Айскэ. – Покорнейше благодарим, молодой господин…
Айскэ побежал разыскивать Камэдзо и Токидзо, рассказал им, в чем дело, те из озорства согласились и тут же сговорились обо всем. Между тем Иидзима Хэйдзаэмон, ни о чем не подозревая, в сопровождении Коскэ вернулся со службы домой.
– Господин, – обратилась к нему О-Куни. – Я слышала, что вы сейчас уходите к Аикаве для обмена подарками. Так я хотела попросить вас отпустить Коскэ домой пораньше, у меня есть для него одно поручение. Как только управится, я пошлю его встретить вас.
– Хорошо, – сказал Иидзима, и они вместе с Коскэ отправились к Аикаве.
Аикава жил в маленьком домике на Суйдобата.
– Прошу прощения! – крикнул Коскэ у дверей. – Разрешите войти?