Это меня ни капельки не удивляет. Но я искренне поражён, что этот человек стоит сейчас передо мной.
Тарас Овчуков! Мой любимый хулиган из интерната.
Я даже не сразу его узнал. Он похудел и как-то возмужал, что ли. Лицо стало суровее, взгляд твёрже.
Правда, как только Тарас понял, что убить меня не получилось, твёрдый взгляд сразу расплылся, как масло на солнце.
— Ты что, сбежал с каторги? — спрашиваю я. — Нехорошо так делать. Полагаю, надо вернуть тебя обратно. Только перед этим ноги сломать. Опять.
— А-а-а! — дико вопит Тарас, швыряет в меня молоток и убегает.
Молоток тюкает мне прямо в лоб. Я даже не дёргаюсь. Нападение со спины было неожиданным, но теперь-то я готов, на мне полный доспех. Чтобы пробить его молотком, надо месяц фигачить без перерыва.
Поднимаю несостоявшееся орудие убийства. Смеюсь и быстрым шагом иду за Овчуковым.
— Куда же ты, опарыш? Обними старого друга!
Тарас бежит в тамбур, расталкивает стоящих там мужиков и прыгает в другой вагон.
— Сдурел, что ли⁈ — орут ему вслед.
— Сдурел, сдурел, — киваю я. — Беглый каторжник, представляете?
Следую за убегающим засранцем. Не особо тороплюсь, потому что понимаю — бежать ему некуда. Мы в движущемся поезде. Рано или поздно Тарасик окажется в тупике.
Если только не решится спрыгнуть. Но если решится, это уже не мои проблемы.
Овчуков бежит, толкает людей, спотыкается об их чемоданы, по дороге бьёт кому-то в морду. Он просто олицетворение паники. Как жалкий шелудивый пёс, на которого рыкнул могучий лев.
Однако упорства псу не занимать. Он всё бежит и бежит, надеясь куда-нибудь прибежать. Глупец.
Через несколько вагонов плацкарты кончаются, и мы оказываемся в товарном вагоне. Здесь-то до Тараса и доходит, что спрятаться ему негде.
— Ну что, дорогой? — поигрывая молотком, спрашиваю я. — Каяться будешь? Может, если мне понравится, я сломаю тебе только одну ногу.
— Да пошёл ты, Котёнок! — вопит Овчуков. — Сука, всё из-за тебя!
Он пятится в глубину тёмного вагона, спотыкаясь об мешки и врезаясь спиной в ящики. Окон в этом вагоне нет, полосы света проникают только через неплотно прилегающие двери.
— Что из-за меня? — спрашиваю я, медленно наступая.
— Всё!
— Подробно объяснил, — хмыкаю я. — На каторге ты по собственной тупости оказался. То, что я тебя в изгоя превратил — тоже сам виноват. Надо было с первого раза меня послушать и перестать докапываться.
Тарасу больше некуда отступать. Он упирается спиной в стену и затравленно оглядывается по сторонам.
— Оружие ищешь? — усмехаюсь я. — Могу молоток вернуть. Я с тобой и без него справлюсь.
— Пошёл на **й, Котов! Ссыкло поганое!
— Я ссыкло? Это же ты сейчас от меня убегал.
— Да, ты! — вопит Овчуков, сжимая кулаки. — Потому что без магии своей ни хрена не можешь! А давай как раньше, на кулачках? Чо, слабо? Ссышь, да⁈
— Приди в себя, креветка. Я и без магии бил тебе морду. Забыл, что ли?
— Так и знал, что ссышь! Ха-ха-ха! — натужно смеётся Тарасик и встаёт в боксёрскую стойку. — Ну, давай! Попробуй ещё раз морду мне набить!
— Ох, ну ладно. Если ты так хочешь.
Отбрасываю молоток, снимаю духовный доспех и иду вперёд. Разминка не помешает.
Бой не занимает много времени. Тарас молодец, научился парочке подлых приёмов на каторге. Ухитряется нанести мне удар пальцами по глазам, пинает в пах, а потом даже почти успешно проводит подсечку.
Всё это приводит к тому, что я бросаю его через бедро и вбиваю кулаки в рыло до тех, пока опарыш не теряет сознание. Ну а потом взваливаю бесчувственное тело на плечо и несу обратно в пассажирский вагон.
Люди в плацкарте не сказать чтобы удивлены такому нашему появлению. Можно было догадаться, чем всё закончится, когда они наблюдали за погоней.
— Полицию вызовите, — прошу я, скидывая Тараса на пол. Знаю, что в поезде всегда едет пара полицейских.
— Вызвали уже, — бормочет кто-то. — Сейчас придут.
Я сдаю Овчукова стражам закона, не забыв упомянуть, что это беглый каторжник. Который, к тому же, напал на дворянина, то есть на меня.
— Как его накажут? — спрашиваю я.
— За побег с каторги наказание одно, — пожимает плечами полицейский, застёгивая наручники на запястьях Тараса.
— Казнь?
— Она самая. Вместе с тем, что на вас напал, точно не отвертится.
Что ж, печальный конец. Но, как я и сказал, моей вины здесь нет. Тарас получит то, чего добивался.
Дальнейшее путешествие проходит без проблем. Через четверо суток мы подъезжаем к Москве, и я вдруг ловлю себя на том, что очень взволнован.
Дело не только в том, что мне предстоит встреча с императором. Чутьё пищит не умолкая. Опасность будто бы витает в воздухе.
И скоро я в очередной раз убеждаюсь, что чуйка не обманывает.
Выхожу из купе, намереваясь в последний раз посетить здешнюю уборную. Путь мне преграждает мужчина, который всю дорогу ехал в соседнем купе. Крупный дядька в чёрном пальто и с густыми усами.
— Господин Котов, не так ли?
— Да. А вы?
— Моё имя не важно.
Мужчина достаёт из кармана бронзовую бляшку и буквально тычет ею мне в лицо. На бляшке написано «Императорская Служба Безопасности».
— Именем его императорского величества вы арестованы, господин Котов. Прошу не оказывать сопротивления. На перроне нас встретят, и мы поедем на допрос.
— Арестован, значит? — хмыкаю я. — Разве вы имеете право арестовать дворянина?
— По приказу его императорского величества — имеем.
— Что происходит? — в коридор выходит Грозин. У него, кажись, тоже чутьё сработало.
— Ваш господин арестован, — спокойно объясняет агент ИСБ.
— Вы не имеете…
Усатый тяжело вздыхает, достаёт из кармана какую-то бумагу и протягивает Василию.
— Ознакомьтесь. Приказ Петра Алексеевича Кречета, подписанный им лично.
— Подождите, — Грозин не спешит читать документ. — Но его императорское величество и представители Дворянской палаты вызвали моего господина в Москву, чтобы…
— Вас ввели в заблуждение, — говорит агент. — Это была операция ИСБ. Ярослав Котов должен предстать перед верховным дворянским судом. Учитывая его славу, было принято решение не пытаться арестовать подозреваемого на Алтае и заманить в Москву иным способом.
— Говоришь так, будто отчёт пишешь, — хмыкаю я.
— Профессиональная деформация, — пожимает плечами усатый.
Грозин пробегается глазами по бумаге и спрашивает:
— А обвинение? В чём вообще причина ареста?
— Расскажут на допросе.
— Да расслабься, Василий, — машу рукой я. — Ребята старались, заманивали меня в Москву. Надо уважить. Надеюсь, в наручники вы меня не закуёте?
— Никак нет, — отвечает агент. — Вы же всё-таки дворянин. Благодарен за решение сотрудничать.
— Всегда пожалуйста. Ну, пойду схожу в туалет, а потом попрощаюсь с жёнами. Убегать не собираюсь, если что, можете за мной не следить.
Протискиваюсь мимо агента и делаю всё то, что только что озвучил. Мои девчонки, конечно, начинают дико переживать. Света так и вовсе бросается в слёзы. Но я держусь молодцом — улыбаюсь, утешаю, всем видом показывая уверенность в том, что всё будет хорошо.
Хотя на самом деле мне так не кажется. Личный приказ императора меня арестовать, да ещё таким хитрым способом — это не фигня какая-то. Какие бы претензии мне ни предъявят, они наверняка серьёзные.
На перроне, как и обещано, нас ждут другие агенты. Меня усаживают в большой чёрный автомобиль и везут в управление. Грозину позволяют присутствовать на допросе, но подвозить не собираются. Мол, места в машине нет.
Василию приходится взять такси и ехать следом. Девушки и Добрыня отправляются в гостиницу. Хотели тоже поехать с нами, но я запретил. Что толку, если мои красавицы будут топтаться на крыльце управления службы? Внутрь их точно не пустят.
Допрос происходит в маленьком кабинете. Я сижу за столом, напротив меня — следователь, который чем-то напоминает маньяка-садиста. Зализанные назад волосы, бесстрастный взгляд и лицо, лишённое всякой мимики.
— Я прошу озвучить обвинения, которые служба вменяет князю Котову! — требует Василий.
— Князю, говорите, — сухо бормочет следователь, глядя сквозь меня. — У государства возникли сомнения в том, что господин Котов по праву получил титул князя. Собственно, в этом состоит главное обвинение.
— Вы обвиняете его в узурпаторстве? — спрашивает Грозин.
— Да. Мы подозреваем, что он вынудил покойного князя Корсакина назвать его наследником, а потом убил.
Молчу. Во-первых, Василий посоветовал не говорить ничего лишнего. Во-вторых… тьма меня пожри, вообще-то, так всё и было. Почти так. Я не заставлял Корсакина ничего делать, он по сути сам предложил.
Сделка была честной до того момента, как Павел Егорович решил продлить свою угасающую жизнь за счёт моей. Это была самозащита, так что всё вполне законно.
Но это с моей точки зрения, а император и ответственные службы могут считать совсем иначе.
— Кроме того, — продолжает следователь, — у нас есть доказательства, что и титул графа также был получен незаконно.
— Но это было решение суда! — возмущается Грозин. — Судья Соколовский из Дворянской палаты специально прибыл в Новокузнецк для рассмотрения этого дела.
— Думаете, я не знаю? — спокойно интересуется «маньяк». Он по-прежнему смотрит куда-то в пустоту, как будто разговаривает сам с собой. — Однако судья Соколовский был введён в заблуждение. Ему предоставили ложные свидетельства.
— Какие же?
— Подробности сообщить не могу. Это не все обвинения, которые предъявляются господину Котову. Убийство человека по кличке Бердыш, участие в подпольных боях, убийство барона Ротанова и его сына, убийство графа Олега Окунева, нарушение правил дворянской войны и другие, менее значительные преступления. С полным списком вы сможете ознакомиться позднее.
— Часть из этого — ложь и клевета, а часть давно рассмотрена органами власти, и князь признан невиновным! — твёрдо сообщает Василий.