— Куда ты, Рихард?
— Это большевик! Я узнал его, он сидел за рулем. Пригляделся…
Он поворачивается и, нахлобучив шляпу на глаза, решительно ныряет в туман.
— А гусь? — всплескивает руками жена.
— Германия важнее гуся! — слышится из мокрой сырой завесы.
— Гайль Гитлер! — восторженно кричит вслед отцу мальчик.
Мать расстроена.
— Заткнись, идиот! Ужин испорчен… Я уж знаю: теперь твой отец вернется к утру!
— Мама, но Германия важнее…
— Заткнись. Что общего у гуся с Германией, дурень?
Они уходят. Начинает падать мелкий снежок.
Сделав десяток шагов, Сергей как бы случайно скользит, оборачивается и замечает идущую за ним широкоплечую фигуру в дождевике и низко надвинутой на лоб шляпе. Сергей закуривает и смотрит на часы.
«Сейчас дома переоденусь в дорожный костюм. Куплю билет, скорый в 21:50. Поужинаю на вокзале. Утром в Париже».
Он не спеша идет дальше.
«В десять расставим по местам Ганса, Апьдону и Курта, в двенадцать состоится знакомство с Роем».
Сергей на ходу поднимает воротник пальто, небрежно и щегольски повязывает кашне. Оборачивается: в тумане за спиной маячит та же широкоплечая фигура в низко надвинутой шляпе.
Лицо Сергея: самоуверенность сменяется недоумением и тревогой.
«Что это? Неужели шпик?!»
Сергей прибавляет шаг, прикрываясь попутно идущими людьми, виляет по широкому тротуару. Темнеет. Зажигаются огни реклам. Подойдя к витрине магазина, Сергей останавливается, якобы заинтересовавшись пестрым товаром, и искоса смотрит назад.
Позади в тумане резко останавливаются уже двое — прежний, широкоплечий в шляпе, и новый — долговязый в котелке.
Мокрое, взволнованное и несколько растерянное лицо Сергея.
«Пойман… Если остановлю такси, они потребуют паспорт… Заберут… Надо стряхнуть слежку…»
Сергей прибавляет шаг. Почти бежит. Сворачивает. Снова угол. Еще один. Переходит улицу. Мокрое лицо Сергея: на нем проблеск надежды, затаенная радость в еще несмелой улыбке.
«Все будет хорошо! Ну…»
Он роняет платок и наклоняется. Двое в тумане круто тормозят шаг.
«Надежды нет. Провалился…»
Мокрое лицо Сергея, он с тоской смотрит вокруг.
«Все это останется… Москва… Товарищи… А я погиб, уже вычеркнут из жизни…»
Сергей вытирает лицо. Мгновение стоит вытянувшись перед витриной, внутренне собираясь с силами. Подбородок выставлен вперед, кулаки сжаты.
«Нет, это еще не смерть! Это борьба за жизнь! Еще посмотрим, чья возьмет! Дойти до большого универмага, побегать по этажам, раз десять поднимусь и спущусь на лифте, затем на улицу и в такси! Раза два-три сменю машину и домой!»
Твердыми и быстрыми шагами Сергей идет вперед, решительно выставив вперед грудь и подбородок, насвистывая модную мелодию.
Впереди сквозь дождь и снег все ярче и ярче выплывает надпись «Femina».
«Это лучший в Берлине ночной кабак, подземный многоэтажный дансинг… Масса мужчин в темных костюмах… Один похож на другого…»
И, позабыв умный план, Сергей неожиданно для себя самого с лихорадочной поспешностью вильнул в сторону и проскользнул в освещенную дверь.
Шикарный вестибюль. Яркий свет. Статуи. Цветы. Мимо спешат мужчины в темных костюмах и дамы в вечерних платьях. Прислуга в золоченых ливреях. Сергей торопливо покупает входной билет и быстро спускается вниз по широкой мраморной лестнице. С каждым шагом вниз нарастает встречный гул толпы, все яснее и яснее звучат танцевальная музыка и ровный гул шарканья тысячи ног.
Первая площадка. Направо и налево коридоры и двери в ложи. Нарядные парочки отдыхают после танцев. Курят.
Вторая площадка. То же.
Дно золоченого подвала, третья площадка. Большой буфет и бар. Сергей облегченно вздыхает. Из-за колонны долго наблюдает за лестницей. Шпиков нет. Он радостно улыбается. У зеркала смахивает капли воды с волос, поправляет прическу и галстук.
«Как удачно, что я в смокинге. Хотел подождать время отъезда в ресторане, так и получилось! Таких, как я, здесь
сотни — я как ворон в вороньей стае: пойди отличи меня от других. Да, удачно, очень ловко получилось!»
Сергей возбужденно потирает руки и расправляет плечи как атлет перед выходом на состязание.
«А как вдруг захотелось есть! Вот и посижу в буфете часок».
Он садится за столик.
Молодая женщина, сидевшая за другим столом, подсаживается к Сергею.
— Не скучно одному?
Она вынимает сигарету, Сергей щелкает зажигалкой. Официант подает ужин на две персоны. Сергей улыбается и болтает с незнакомкой, но, покрывая немецкую болтовню, громко и укоризненно звучит по-русски внутренний голос, строгий голос разведчика, укоризненный голос долга:
«Эх, зачем сел… Сам навязал себе улику и свидетеля… По акценту запомнит… И зачем не сдержал себя, не дошел до универмага, а вбежал сюда — этот подземный дансинг может оказаться золоченой мышеловкой… Поддался нетерпению… Эх…»
Они что-то говорят, улыбаясь друг другу, а внутренний голос оправдывается:
«Да что я — заяц, что ли? Наблюдение удачно стряхнул, сейчас поболтаю для видимости, где-нибудь в пустой ложе подремлю до девяти и домой… Вокзал — рядом, чемодан запакован. Время есть. Все в порядке!»
— Что ж, пойдем танцевать, бэби?
Свет в зале гаснет, зажигается бегающий голубой и розовый свет внутри стеклянных колонн. Аргентинский оркестр играет танго. Сергей и женщина входят в струю танцующих.
Тот же столик в ресторане. Сергей незаметно кладет деньги в ладонь женщины.
— Ну вот и все. Мне пора. Я не один. Завтра зайду, мы потанцуем больше. Гутен абенд, майне даме!
Женщина явно разочарована. Она насмешливо щурит подведенные серые глаза вслед уходящему Сергею.
Сергей идет по коридору и приоткрывает двери в ложи. Одну, третью, пятую. Вот пустая ложа. Темно. Сергей тихо входит и садится в углу дивана.
«Надо отдохнуть. Шпики сейчас сидят над кружками пива в дешевенькой пивной и теряются в догадках, куда я исчез. Пусть… Вздремну — время есть. Завтра трудный день».
Сергей устраивается поудобнее и хочет закрыть глаза, свет в зале вдруг вспыхивает ярче и сквозь щель задернутых занавесок протекает в ложу. Сергей видит столик, сервированный на две персоны, холодный ужин с вином и на этом фоне острый профиль женщины, внимательно наблюдающей за танцами.
«Что делать? Уйти незаметно? Она может испугаться и поднять крик… А если явится ее кавалер. Тогда будет еще хуже. Уходить надо поскорее…»
Сергей встает и негромко говорит:
— Уважаемая дама, в темноте я не заметил вас и вошел в ложу без разрешения. Простите.
Незнакомка мгновенно задернула занавеску. В темноте звучит ее испуганный голос:
— Кто вы? Не открывайте двери в коридор!
— Я — случайный посетитель. Вы слышите по акценту — я иностранец. Но скажите, как можно уйти, не открыв дверь в коридор?
Голос из темноты:
— Там очень светло?
— Да.
Пауза.
— Сядьте. Посидите минутку. Потом я отвернусь, и вы выйдете.
— Но ваш спутник…
Горький смех.
— Ах, мой спутник… Его нет. Я пришла одна. Ужин на двоих заказан для прикрытия, чтобы прислуга не хихикала за моей спиной. Пусть думают, что я занята…
Сергей от нетерпения закуривает: «Надо уходить!»
— Но почему, мадам?
Пауза.
— В детстве я попала в автомобильную катастрофу и получила тяжелый ожог правой половины лица и правой руки. Я — пугало.
— Мадам, не всем дано счастье быть красивыми и не следует делать из этого драмы. У вас есть главное — жизнь и человеческая личность. Прощайте. Желаю вам душевного спокойствия.
Движение в темноте. Звук, как будто незнакомка в отчаянии ломает руки.
— Ах, задержитесь еще! Сядьте же! Нет, нет, вы не поняли меня, незнакомец: я не просто не красива, я отталкивающее пугало! Слышите — чудовище! Молодые мужчины говорят со мной лишь только по службе, по обязанности!
— По обязанности?
— Да. Я их ненавижу. Но в моей обгорелой руке есть власть, и я, как могу, пригибаю их к земле, чтобы вырвать у красивого молодого человека фальшивую улыбку привета, любезности, интереса к себе и даже любви. Я говорю с вами так, как никогда и ни с кем еще не говорила. И только потому, что мы не видим друг друга, вы не знаете меня и вскоре уйдете. А со мной останется только радость живого и честного разговора с молодым мужчиной без страдания и стыда за себя. Я несчастна и делаю несчастными кого могу. Сознание, что все улыбаются за моей спиной, приводит меня в ярость.
Пауза.
Снова дрожащий голос из темноты.
— Вы презираете меня?
Спокойное и мягкое:
— Нет.
— Жалеете?
— Да нет же! Вас не за что жалеть или презирать. Мне хочется вас понять, думаю, что всему виной ваше одиночество.
— Чему виной?
— Этому странному разговору в темной ложе ночного кабака, вашему отчаянию и неожиданной откровенности. Вы не такая, какой хотите себя мне представить, и вы преувеличиваете свое безобразие, как и внутренние страдания. Дайте руку. Чувствую, вы — неплохой человек! Прощайте!
Пауза.
— А если нет?
— Тогда всему виной еще ваше безделье и внутренняя пустота. Миллионы обездоленных находят выход в искусстве, науке, любви к ближним и, главное, в труде. Уважаемая незнакомка, мне пора уходить, но вам я советую остаться здесь наедине с собой и подумать — не допускаете ли вы ошибки, считая свое положение безвыходным? Помните: выход — в людях, в общении с ними. Прощайте. Дайте же мне руку!
Сергей поцеловал ее руку, чуть приоткрыв дверь, вышел.
Поправляя перед зеркалом прическу и костюм, Сергей смотрит на часы. «Восемь часов, еще рано, но лучше поскорей отсюда выйти. Дома спокойно переоденусь и на вокзал. Посижу на полутемном перроне».
Он прикуривает сигарету и замирает: вверху, на лестничной площадке, стоят, широко расставив ноги, два шпика — широкоплечий в плаще и шляпе и долговязый в котелке.
«Я пойман!»
Шпики быстро поднимаются вверх, к выходу, они его не заметили.