ес ей ослепительную кольчугу для войны. Она приняла ее с благодарностью. Она была сделана превосходно, к тому же полированная медь должна красиво блестеть на солнце, хотя в настоящем бою она бы предпочла обычную сталь. Это знают даже молоденькие девушки, мало понимающие в войнах.
К этому времени туфли, присланные Королем-Мясником, стали совсем невозможны. Она скинула их, и села, подогнув одну ногу под себя, и раскачивая второй. Это поза была не совсем пристойной величественной королевской особе, но она устала быть величественной. От короны болела голова, а ягодицы занемели.
— Сир Барристан, — позвала она, — Я поняла, какое качество больше всего необходимо королю.
— Смелость, Ваше Величество?
— Нет, — улыбнулась она, — Ягодицы из железа. Я все время вынуждена сидеть.
— Ваше Величество слишком много делают сами. Вы должны позволить своим советникам принимать на себя часть ваших забот.
— У меня слишком много советников. А мне нужны подушки. — Она повернулась к Резнаку. — Сколько осталось просителей?
— Трое и двадцать, если угодно Вашему Великолепию, и столько же жалоб, — сенешаль просмотрел бумаги. — Один теленок и три козы. Остальные, без сомнения, окажутся овцы или ягнята.
— Три и двадцать, — Вздохнула Дени. — Аппетиты моих драконов, с тех пор как мы стали выплачивать компенсацию пастухам, все увеличиваются. Их требования доказуемы?
— Некоторые приносят обгоревшие кости.
— Все умеют разводить костер. Люди тоже жарят ягнятину. Обгоревшие кости ничего не доказывают. К тому же, Бурый Бен Пламм утверждает, что в холмах загородом водятся красные волки, шакалы и дикие собаки. Должны ли мы выплачивать компенсацию за каждую задранную ими овцу от Юнкая до Скахазадхана?
— Нет, Великолепная, — Резнак поклонился. — Отправить обманщиков прочь или прикажете их высечь?
Дейнерис поерзала. Скамья из черного дерева стала еще тверже.
— Никто не должен бояться приходить ко мне. Заплатите им. — Она не сомневалась, какие-то из жалоб были выдуманные, но она не сомневалась, что по большей части они были истинными. Ее драконы уже выросли, чтобы гоняться за крысами, собаками и кошками, как раньше. — «Чем больше они едят, тем больше становятся», — предупредил ее сир Барристан, — «А чем больше становятся, тем больше едят». — Дрогон улетал особенно далеко и мог легко проглатывать по овце в день.
— Выплатите им стоимость их скота, — приказала она Резнаку. — Но в следующий раз заставьте каждого жалобщика сперва явиться в Храм Милости и поклясться священной клятвой богам Гхиза.
— Будет исполнено, — Резнак повернулся к просителям. — Ее Величество Королева приказала возместить вам ущерб за утраченный скот. — Объявил он им на гхизарском наречье. — Явитесь завтра к моим помощникам, и вам заплатят монетой или товаром, по вашему выбору.
Люди молча выслушали. — «Они могли бы выглядеть и повеселее», — раздраженно подумала Дени. — «Они получили то, ради чего пришли. Как еще угодить этим людям?»
Когда все направились к выходу, один из просителей остался — приземистый мужчина с обветренным лицом в бедной одежде. На голове у него была копна красно-черных волос, остриженная на уровне ушей. В руке он держал темный холщовый мешок. Он стоял повесив голову, уставившись в мраморный пол, словно не имел представления, куда ему идти. — «А этому что от меня надо?» — Удивилась Дени, нахмурившись.
— Все на колени перед Дейенерис Бурерожденной, Неопалимой, Королевой Миэрина, Королевой Андалов, Ройнаров и Первых людей, Кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, — выкрикнула Миссандея высоким приятным голосом.
Когда Дени поднялась, ее токар начал сползать. Она подхватила его, и подтянула на место.
— Эй, ты, с мешком, — позвала она. — Ты хочешь говорить с нами? Можешь приблизиться.
Когда он поднял к ней свое лицо, его глаза были красны словно свежие раны. Дени заметила, что сир Барристан белой тенью скользнул ближе к ней. Человек приблизился неуверенной походкой, шаг за шагом, сжимая в руках мешок. — «Пьян или болен», — решила Дени. Под его сломанными ногтями была земля.
— Что это? — спросила она. — У тебя какая-то жалоба или просьба к нам? Чего ты хочешь от нас?
Он нервно облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы:
— Я… я принес…
— Кости? — нетерпеливо продолжила она. — Обгорелые кости?
Он поднял мешок и высыпал его содержимое на мрамор.
Это и в самом деле были кости — сломанные и почерневшие. Длинные из них были расколоты, с выеденным мозгом.
— Это сделал черный… — произнес человек, на грубом гхизарском. — Он спустился с неба крылатой тенью и… и… и…
«Нет», — подумала она, — «Нет, нет, о, нет!»
— Ты что оглох, дурак? — Резнак мо Резнак заорал на него. — Ты что не слышал моего объявления? Приходи завтра к моим помощникам, и тебе заплатят за твою овцу.
— Резнак, — тихо сказал сир Барристан. — Придержи язык и открой глаза. Это не овечьи кости.
«Нет», — подумала Дени. — «Это кости ребенка».
Тирион
Он пил всю дорогу через Узкое море.
Корабль был маленьким, его каюта совсем крохотной, а капитан не позволял ему появляться на палубе. Из-за вздымающейся под ногами палубы постоянно крутило желудок, а поганая пища, которой его потчевали, на вкус была хуже рвоты. К тому же, зачем есть солонину, высохший сыр и хлеб с червями, если есть вино? Оно было красным, сухим и очень крепким. Вином тоже порой тошнило, но его оставалось много.
— Мир до краев наполнен вином, — говорил он в темноту своей каюты. Отец всегда не любил пьяных, так что с того? Отец мертв. Ему следует выяснить, что он действительно его прикончил. — «Ваша стрела в живот, милорд! Только для вас. Если б я только получше управлялся с арбалетом, то сумел бы прибить к нему член, которым ты меня зачал, проклятый ублюдок».
В трюме было неясно — день или ночь снаружи. Тирион отмечал дни по появлению в каюте мальчишки, приносившего пищу, к которой он не притрагивался. С собой мальчик приносил ведро со щеткой, чтобы за ним прибрать.
— Это дорнийское? — как-то спросил его Тирион, вынимая пробку из меха. — Оно напоминает мне об одной змее, которую я знавал когда-то. Забавный был парень, пока его не придавило горой.
Мальчик не отвечал. Он был довольно уродливым, хотя и куда привлекательнее, чем известный вам карлик с обрубком носа и шрамом от глаза до уха.
— Я тебя чем-то обидел? — Вновь обратился Тирион к угрюмому молчуну, пока тот скреб палубу. — Или тебе приказали со мной не разговаривать? Или какой-нибудь карлик отпялил твою маму?
Это тоже осталось без ответа. — «Все бессмысленно», — он это знал, но ему нужен был собеседник, иначе бы он сошел с ума, поэтому он упрямо продолжил попытки: — Что проплываем? Ответь. — Джейме как-то упоминал о Вольных городах, но он никогда не мог отличить один от другого. — Браавос? Тирош? Мир? — Тирион скорее отправился бы в Дорн. — «Мирцелла постарше Томмена, и по дорниским законам Железный Трон должен принадлежать ей. Я помогу ей поддержать ее права, как и предлагал принц Оберин».
Но Оберин был мертв, его голову размозжил на куски железный кулак сира Грегора Клигана. А станет ли Доран Мартелл даже думать о подобной авантюре без Красного Змея за спиной? — «Вместо этого он может заковать меня в железо и отправить обратно ненаглядной сестренке». — На Стене было бы безопаснее. Старый Медведь Мормонт говорил, что Ночному Дозору нужны люди вроде Тириона. — «Может Мормонт и умер, но Слинт мог стать следующим Лордом Командующим». — Однако, сын мясника не забыл, кто отправил его на Стену. — «Неужели я хочу всю оставшуюся жизнь есть солонину с овсянкой рядом с ворами и убийцами?» — Нет, потому что остаток жизни не будет слишком длинным. Янос Слинт об этом позаботится.
Мальчик сунул щетку в воду и мужественно продолжил скрести.
— Ты был когда-нибудь в борделях Лисса? — Продолжил свою игру карлик. — Или где-нибудь, куда ходят шлюхи? — Тирион едва ли мог припомнить это слово на валирийском, да и все равно было поздно об этом думать. Мальчик бросил щетку в ведро и отправился прочь.
«Мой мозг одурманен вином», — он учился читать на высоком валирийском, еще сидя на колене своего мейстера, хотя то, на чем общаются в девяти вольных городах… что ж, девять диалектов не слишком много, чтобы разделить один язык на девять разных языков. Тирион знал несколько слов на браавосском и немного болтал на мирийском. На тирошском, благодаря одному наемнику, которого знал еще на Утесе, он легко мог материться, обозвать любого мошенником, и заказать кружку эля. — «В Дорне хотя бы болтают на общем языке». — Как и вся дорнийская пища и дорнийские обычаи, дорнийское наречие было изрядно приправлено ройниским перцем, но с этим можно справиться. — «Да, Дорн — по мне». — Он добрался до койки, вцепившись эту мысль, словно ребенок в куклу.
Сон никогда не давался Тириону Ланнистеру легко. А на борту этого треклятого корабля и подавно, хотя время от времени он ухитрялся напиваться до такого состояния, что ему удавалось немного вздремнуть. Во всяком случае, без сновидений. На его короткий их было предостаточно. — «И тому подобных глупостей тоже: любви, правосудия, дружбы и славы. Как и мечты стать высоким». — Все это было ему недоступно, теперь Тирион это понял. Одного он только не понял, куда деваются шлюхи?
— Куда отправляются шлюхи. — Такими были последние слова отца. — «Его последние слова, и какие слова». — Арбалет тренькнул, лорд Тайвин осел назад, и Тирион Ланнистер оказался в темноте, ковыляющим бок о бок с Варисом. Должно быть, он каким-то чудом сумел спуститься по шахте на двести тридцать ступенек туда, где сияли оранжевые угли в глотке железного дракона. Но он не помнил, как там очутился. Только звук арбалета, и вонь отцовского кишечника. — «Даже умирая, он ухитрился меня обгадить».
Варис проводил его сквозь туннели, но они не обмолвились ни словом, пока не добрались до Черноводной, на которой Тирион одержал великую победу и оставил половину носа. Здесь карлик повернулся к евнуху и тоном, которым человек обычно сообщает о том, что он уколол палец, сказал: