— Думаю, Ее Величеству уже достаточно на сегодня вина. — Услышала она, как сказал ее брат Джейме.
«Нет», — подумала королева. — «Всего вина мира будет недостаточно, чтобы я забыла думать об этой свадьбе». — Она вскочила так быстро, что едва не упала. Джейме подхватил ее под руку, и помог ей выпрямиться. Она вывернулась и хлопнула в ладоши. Музыка стихла, и голоса замолкли.
— Лорды и леди, — громко провозгласила Серсея. — Если вы соблаговолите выйти со мной на воздух, то мы вместе зажжем свечу в честь союза Хайгардена и Бобрового Утеса, и новой эры мира и преумножения для всех Семи Королевств.
Темной и несчастной стояла Башня Десницы, зияя пустыми проемами, где когда-то были окна и двери. Но даже потрепанная она возвышалась над остальными внешними защитными сооружениями. Выйдя из Малого зала, гости прошли под ее тенью. Когда Серсея посмотрела наверх, она увидела зубчатую корону башни, впившуюся в полную луну, и представила, для скольких Десниц скольких королей эта башня послужила домом за последние три столетия.
Она остановилась в сотне ярдов от Башни, чтобы перевести дух и унять головокружение:
— Лорд Каллин! Можете приступать.
Каллин-Пиромант сказал:
— Хм-м-м-м-м. — И сделал знак факелом, который держал в руке. Лучники на стенах натянули луки и отправили дюжины огненных стрел в зияющие оконные проемы.
Башня сказала:
— У-у-у-х-х! За полсекунды ее внутренности осветились внутренним светом — красным, желтым, оранжевым… и зеленым. Это был зловещий темно-зеленый огонь, цвета желчи, нефрита и пиромантовской мочи. Алхимики называли ее «субстанцией», но простой народ звал ее «диким огнем». В Башню Десницы было помещено пятьдесят сосудов, вперемешку с дровами, бочками со смолой и большей частью имущества одного карлика по имени Тирион Ланнистер.
Даже на таком расстоянии королева могла ощущать жар от пламени. Пироманты заявляли, что на свете есть всего три вещи, горевшие жарче их субстанции. Это пламя, выдыхаемое драконом, подземный огонь и летнее солнце. Некоторые дамы ахнули, увидев как первые длинные зеленые языки вспыхнувшего пламени, лизнули внешние стены башни. Остальные засмеялись и стали провозглашать тосты.
«Как оно прекрасно», — думала она. — «Почти как Джоффри, когда я впервые взяла его на руки». — Ни один человек никогда не смог заставить ее почувствовать себя так хорошо, как в тот миг, когда она впервые дала ему грудь, чтобы покормить.
Томмен уставился в огонь широко распахнутыми глазами, в равной степени испуганный и восхищенный, пока Маргери не прошептала что-то ему на ухо, от чего он улыбнулся. Некоторые рыцари стали делать ставки на то, сколько времени простоит башня. Лорд Каллин стоял, хмыкая про себя, и раскачиваясь на каблуках.
Серсея подумала обо всех Королевских Десницах, которых она успела узнать за последние годы: об Оувене Мерривезере, Джоне Коннингтоне, Кварлтоне Челстеде, Джоне Аррене, Эддарде Старке, об ее брате Тирионе. И, наконец, об ее отце — Лорде Тайвине Ланнистере. О нем больше остальных. — «Все они сгорают сейчас», — размышляла она, смакуя свои мысли. — «Они мертвы и сгорают. Каждый из них. Со всеми их заговорами, схемами и предательствами. Сегодня настал мой день. Это мой замок и мое королевство».
Башня Десницы внезапно застонала. Так громко, что все разговоры внезапно прекратились. Камни пошли трещинами и раскололись. Часть короны с зубцами отвалилась и рухнула вниз с такой силой, что холм вздрогнул. Поднялось облако пыли и дыма. Свежий воздух ворвался внутрь сквозь пролом, и пламя взметнулось вверх. Зеленые языки выпрыгнули в небо и закружились один вокруг другого. Томмен отшатнулся, но Маргери взяла его за руки и произнесла:
— Посмотри как танцует пламя. Прямо как мы, любовь моя.
— Правда. — Его голос был полон восхищения. — Матушка, посмотри, оно танцует.
— Я вижу. Лорд Каллин, сколько еще будет гореть огонь?
— Всю ночь, Ваше Величество.
— Симпатичная свеча, уверяю вас. — Заявила леди Оленна Тирелл, навалившись на свою трость, между возвышающимися за ней Левым и Правым. — И думаю, очень яркая, чтобы мы могли спать спокойно. Старые кости стали слабыми, а молодым достаточно на сегодня впечатлений. Время отправить короля с королевой спать.
— Да. — Серсея подозвала Джейме. — Лорд Командующий, не сочтите за труд, проводите Его Величество и его маленькую королеву в спальню.
— Как прикажете. Вас тоже?
— В этом нет необходимости. — Серсея чувствовала себя слишком возбужденной, чтобы спать. Дикий огонь ее очистил. Выжег весь гнев и страх, наполнив ее решимостью. — Пламя так прекрасно. Я хочу еще посмотреть.
Джейме заколебался.
— Вам не следует оставаться одной.
— Я буду не одна. Сир Осмунд может остаться со мной и защитить. Твой брат по клятвам.
— Если так угодно Вашему Величеству. — Ответил Кеттлблэк.
— Угодно. — Серсея взяла его под локоть, и бок о бок они остались смотреть на бушующее пламя.
Запятнанный рыцарь
Ночь была не по сезону удивительно холодной даже для осени. По переулкам, разгоняя дневную пыль, проносились порывы влажного ветра. — «Это северный ветер, наполненный холодом», — сир Арис Окхарт натянул капюшон пониже, чтобы прикрыть лицо. Не будет ничего хорошего, если его узнают. Прошлой ночью в городе теней зарубили торговца, безобидного человека, который приехал в Дорн торговать фруктами, а нашел смерть. Единственным его преступлением было то, что он был из Королевской Гавани.
«Со мной толпе будет не так просто справиться». — Он почти желал, чтобы на него напали. Он мягко повел рукой, легко огладив рукоять меча, скрытого под складками его многослойных льняных одежд. Наружные были украшены бирюзовыми полосами и рядами золотых солнечных дисков, а более легкие нижние — оранжевого цвета. Дорнийская одежда была удобна, но если б его покойный отец увидел сына в подобном одеянии, его бы хватил удар. Он до кончиков ногтей был уроженцем Простора, и дорнийцы были его древними врагами, о чем свидетельствовал каждый гобелен их замка — Старого Дуба. Арису нужно было только прикрыть глаза, чтобы увидеть их воочию. Лорд Эдгерран Щедрый восседающий в лучах славы, попирая сотни отрубленных голов дорнийцев. Три Листа в Принцевом Проходе, пронзенный дорнийским копьем, Алистер трубящий из последних сил в рог. Сир Оливар Зеленый Дуб весь в белом, умирающий рядом с Молодым Драконом. — «Дорн не подходящее место для всех Окхартов».
Даже до гибели принца Оберина, рыцарь через силу покидал пределы Солнечного Копья, чтобы войти в переулки города теней. Куда бы он ни шел, он чувствовал на себе взгляды маленьких черных дорнийских глазок, одаривающих его почти нескрываемой ненавистью. Торговцы каждый раз изо всех сил старались его обсчитать, и порой он размышлял, не плюют ли в тавернах в его выпивку. Однажды стайка беспризорников начала кидать в него камнями, пока он не вытащил меч и не прогнал их прочь. Гибель Красного Змея распалила Дорн еще сильнее, хотя с тех пор, как принц Доран запер Змеек в башне, улицы поутихли. И даже не смотря на это, открыто носить белый плащ в городе теней было бы прямым призывом к нападению. Он привез с собой три: два шерстяных: один легкий, второй теплый; а третий был из прекрасного белого шелка. Без плаща он чувствовал себя едва ли не голым.
«Но уж лучше голым, чем мертвым». — Сказал он себе. — «Даже без плаща, я по-прежнему рыцарь Королевской Гвардии. Я должен заставить ее это понять». — Ему не следовало позволять себя во все это втянуть, но как сказал какой-то менестрель: «любовь из каждого мужчины делает глупца».
Город теней Золотого Копья в полдень часто казался вымершим. В это время на пыльных улицах можно было увидеть разве что жужжащих мух. Но едва настает вечер, на улицах просыпается жизнь. Сир Арис слышал легкую мелодию, раздававшуюся сквозь решетчатые окна, а где-то цимбалы отбивали быстрый ритм танца копья, задавая ночи темп. У пересечения трех переулков под секцией Ветровой Стены, с балкона одного из домов его окликнула продажная девица. Она была одета только в драгоценности и масло. Он взглянул на нее, ссутулился и ускорил шаг, бросившись навстречу ветру. — «Мы — мужчины, так слабы. Наши тела предают даже лучших из нас». — Он подумал о короле Бейлоре Благославенном, который усмирял свою плоть, которая его бесчестила. Не должен ли он поступить так же?
В дверной арке стоял какой-то коротышка и поджаривал на жаровне змею, переворачивая шипящие кусочки деревянными палочками. От резкого запаха соуса из глаз рыцаря потекли слезы. Он слышал, что лучший соус получается, когда вместе с зернами горчицы и драконьим перцем в него добавляешь немного яда той же змеи. Мирцелла очень быстро пристрастилась к дорнийской пище, так же, как быстро она привыкла к своему дорнийскому принцу, и время от времени, чтобы сделать ей приятное, сир Арис пробовал одно из блюд. От такой пищи жгло рот, и тут же хотелось выпить вина, но после этого жечь начинало даже сильнее. Но его маленькой принцессе это нравилось.
Он оставил ее в покоях за игровым столом с принцем Тристаном, где они по очереди передвигали квадратные фишки из нефрита, сердолика и ляпис-лазури. Пухлые губки сосредоточенной на игре Мирцеллы были слегка приоткрыты, а зеленые глаза прищурены. Игра называлась «цивасса». Ее привезли в Деревянный город на торговой галере из Волантиса, а беспризорники разнесли ее вверх и вниз по течению Зеленокровой. От нее сходил с ума весь дорнийский двор.
Сира Ариса она просто бесила. В игре было десяток разных кусочков, у каждого были свои характеристики и возможности, а игровое поле могло меняться от игры к игре, в зависимости от того, как игроки выстроят клетки своего дома. Принц Тристан сразу же понял правила, а Мирцеллу обучили, чтобы она могла с ним играть. Ей было не полных одиннадцать, ее суженному — тринадцать, и все равно с недавних пор она стала выигрывать все чаще. Но похоже, Тристана это мало волновало. Эти два ребенка не могли выглядеть более разными: он с кожей оливкового оттенка и прямыми темными волосами, и она с молочно-белой кожей и копной золотистых кудрей. Свет и тьма, как королева Серсея и король Роберт. Он молился, чтобы Мирцелла нашла со своим дорнийцем больше счастья, чем было у ее матери с лордом Штормового предела.