Один за другим голоса стихли, и наконец веки Джона сомкнулись.
Он снова был в лесу и тряс за плечо матушку. На сей раз она проснется. Надо только потрясти подольше, и она встанет со своего спального места у костра. Она пожурит Джона за то, что убежал на всю ночь, а потом ласково обнимет. Но он расталкивал ее, пока в деревне внизу не зазвонил церковный колокол, да так громко, что и мертвые поднялись из могил. А матушка по-прежнему не шевелилась. К нему подошла Пегги Роули, с измазанным кладбищенской грязью бескровным лицом, в руке у нее болталась кукла. За ней следовали сестры Риверетт, землисто-бледные, с синими губами. Потом приблизился мальчик в шляпе с обвислыми полями. Абель снял свой головой убор.
— Все из-за колодца, — сказал мертвый друг. — Когда он разлился во время дождей. Старый колодец отравил нашу Мэри. А заодно и рассудок нашей Кэсси. Но ты ведь знал это, правда, Джон?
— Ты зачем пришел, Эйб? — спросил Джон.
— За своим плащом.
Мертвый мальчик схватил Джона за плечо и потянул. А колокол все звонил и звонил…
Джон, вздрогнув, проснулся. Филип Элстерстрит тряс его за плечо. Звон производила поварешка Сковелла, ударяющая об огромный котел. Джон хотел запахнуть полы голубого плаща, но пальцы ухватились за красную куртку и рубашку.
Повсюду вокруг поварята поднимались со спальных мест на полу, зевая, потягиваясь и протирая глаза. Джон потер лицо ладонями и поморщился, задев шишку на лбу.
У противоположной стены вставал со своего тюфяка Коук, один глаз у него заплыл багровым кровоподтеком. Маленький Финеас с ухмылкой пялился на вредного поваренка. Потом двери распахнулись, и в кухню повалили клерки, раздельщики, увязчики, кондитеры, пекари, кладовщики и носильщики. Повара всех рангов сгрудились вокруг Сковелла, который стоял у очага, колотя половником по медному котлу. Наконец под сводчатым потолком замерло гулкое эхо последнего удара.
— Раздуть огонь!
Крышка в полости очага поднялась, ручные мехи заработали, горячие угли замерцали и разгорелись.
— По местам!
Толпа бросилась врассыпную, красные куртки и белые фартуки так и замелькали перед глазами. Джон, стоявший рядом с Филипом, в легком замешательстве озирался по сторонам, когда вдруг почувствовал крепкий тычок под ребра.
— Вчера ты меня врасплох застал! — прошипел Коук, злобно хмуря расцвеченное синяками лицо. — Но погоди, я еще доберусь до тебя, черномазый. И уж я подойду к делу с умом, не сомневайся.
Филип пожал плечами.
— Не обращай на него внимания, — бросил он, когда Коук торопливо зашагал к аркам.
Повсюду вокруг Джона мужчины и мальчики готовились к трудовому дню.
— А куда мне идти? — растерянно спросил он, оглядывая кипящую суетой кухню.
— Куда велят, — ответил Филип. — Может, в разделочную к Андерли. Это было бы неплохо. Или в погреба к мастеру Пейлвику. Или в пряностную комнату к Роосу. Я лично работаю у мистера Банса…
— Уже нет.
Над мальчиками навис старший судомой мистер Стоун, обернутый ниже пояса длинным кожаным фартуком. Лицо его по выразительности могло соперничать с одной из кухонных колонн.
— Вы оба работаете у меня.
— Но мое место в подсобной, — запротестовал Филип.
Мистер Стоун покачал головой:
— Тебе не следовало приводить сюда своего приятеля. — Верзила указал на прибитый над дверью закопченный щит с вырезанными на нем мелкими темными буквами. — Ты же знаешь правила. А ну-ка.
— «Никто да не поднимет руку на товарища, — неохотно прочитал Филип. — Никто да не произнесет бранного слова. Никто да не принесет навоза на башмаках…»
— Не это.
— «Никакая дичь да не будет доставлена не заключенной в клетку…»
— И не это.
— «Ни один посторонний да не войдет в кухни, иначе как с дозволения кухонного начальства», — наконец прочитал Филип.
— Вот именно. — Мужчина сурово воззрился на Филипа и Джона. — Взять хотя бы подавальщиков Квиллера, что сейчас выстраиваются наверху. Здесь они посторонние. Это не означает, что мы с ними не знакомы. Это означает, что они не кухонные работники. Спустись сюда сам король — он посторонний. Даже сэр Уильям. Если ты не служишь в кухнях, ты не имеешь права здесь находиться. А кухонное начальство означает мастера Сковелла, либо одного из старших поваров, либо полноценного повара. А не поваренка, который еще и года здесь не прослужил. — Старший по судомойне повернулся к Джону. — Или даже дня не проработал. Все понятно? Марш в судомойню.
В судомойне пахло сыростью и пищевыми отходами. Свет проникал через маленькие окошки, расположенные высоко над полом. Вдоль одной стены размещались длинный стол, деревянный ларь и ряд лоханей. В дальнем углу, над древним каменным стоком, из стены торчала капающая свинцовая труба. На веревках с потолка свисал длинный деревянный желоб. Из подсобной кухни доносился стук ножей: мистер Банс и остальные уже принялись за работу.
— Вот ларь с золой, — тусклым голосом заговорил Стоун. — Зола растворяет жир. Стол — для грязной посуды. Лохани — для мытья. Ящик с песком — для чистки. Подвесная водяная труба — для набора воды. — Стоун повернул круглую голову к окошкам, выходившим в сад на уровне земли. — Некоторые думают, что могут брать нашу воду. Один садовник по имени Мотт. — В голосе мистера Стоуна послышалось что-то, отдаленно напоминающее раздражение. — Так вот, он ошибается. — Старший судомой хлопнул ладонью по бортику ближайшей лохани и вручил каждому мальчику по деревянной лопатке. — Скребки, чтоб отскабливать.
— А мы надолго здесь, мистер Стоун? — спросил Филип.
— Это решать мастеру Сковеллу.
Филип и Джон едва доставали до дна глубокой лохани, сколоченной из вязовых досок. Внутренние стенки были сплошь покрыты бугристыми наростами желтого жира и наплывами застывшего сала, на дне пупырчатой массой лежали комья пищи, схваченные желто-бурой коркой.
Мальчики выгребли добрых полведра жира ко времени, когда в помещение гуськом вошли судомои — угрюмые мужчины в заляпанных сальными пятнами куртках, все до одного молчаливые, как мистер Стоун. Из кухни мистера Банса доносились крики, стук ножей, звон котлов и сковород. Работники судомойни опустили один конец подвесного деревянного желоба, и из него хлынула вода. Они наполовину наполнили пустые лохани и бросили в каждую по лопатке золы. Потом застыли на своих местах, словно собираясь с силами. Джон выглянул в подсобную и увидел Альфа, с трудом поднимающего чан с водой. Позади него мистер Банс нарезал кубиками брюкву, нож с бешеной скоростью стучал по разделочной доске. Через арочный проход в кухню вошел слуга с большим деревянным подносом, на котором высились три шаткие башни тускло-серых мисок, и направился к судомойне.
— Ага, началось, — пробормотал у Джона за спиной Филип.
Они взяли свои скребки.
— И пошевеливайтесь! — гаркнул один из судомоев. — Иначе будем запаздывать!
Подавальщики Квиллера входили один за другим — у каждого в руках поднос, на каждом подносе по три высоченных стопки мисок, каждая миска измазана подсохшей овсянкой. Мужчины составляли грязную посуду на длинный стол, где Филип и Джон набрасывались на нее со своими деревянными лопаточками и отскребали, отскабливали клейкие ошметки от оловянных плошек, которые потом толчком переправляли по столу к работникам, стоящим у первой лохани. Альф, кряхтя от натуги, таскал в судомойню чаны с горячей водой, но после первого обмена приветствиями у Филипа и Джона не хватало ни времени, чтобы к нему повернуться, ни дыхания, чтобы произнести хоть одно слово сверх невнятного хмыканья. Судомои опускали руки по локоть в лохани и терли, мыли, полоскали, прерываясь для того лишь, чтобы выкрикнуть: «Слить помои!» — и выдернуть затычки. Тогда мутная вода, загустевшая от жира и золы, потоками разливалась по полу и поднималась мальчикам по щиколотку, прежде чем стекала, закручиваясь воронкой, в сливное отверстие в углу помещения. Потом один конец подвесной деревянной трубы опять опускался, и лохани наполнялись чистой водой. Филип и Джон трясли ногами, стряхивая с башмаков вонючую серую жижу, и вновь набрасывались со своими скребками на стопки грязной посуды, изничтожая одну за другой, проворно пересылая миски к лоханям.
Но чем быстрее мальчики работали, тем быстрее прибывали измазанные скользкой овсянкой плошки. Как ни старались они, как ни пыхтели, как ни потели, гора посуды становилась все выше и выше. Скоро она уже нависала над ними и, невзирая на все их усилия, продолжала неумолимо разрастаться вверх и в стороны. В конце концов на столе осталась лишь узкая полоска свободного места, где мальчики торопливо хватали, скребли и скидывали миски в серую воду, покрытую хлопьями пены. Неустойчивая груда грязной посуды грозила в любой момент обрушиться на них. Если трудиться не покладая рук, повторял себе Джон, мы одолеем это дело… Но вскоре в судомойню притащили первые котлы.
Они сдались, впоследствии признал Джон. Они с Филипом продолжали скрести и скоблить, но битва была проиграна: котлы их доконали. Затем в сражение вступил мистер Стоун.
— Не поспеваете, — неодобрительно буркнул он, забирая у Джона скребок. — А ну поправь вон ту стопку, иначе рухнет сейчас.
Старший судомой взялся за работу. Его крупное, неестественно прямое тело ритмично поворачивалось от стола к лоханям и обратно. Он очищал и отталкивал в сторону миски мерными, выверенными движениями. Мужчина словно и не торопился вовсе, однако гора грязной посуды уменьшалась на глазах. Наконец, когда на столе осталась лишь символическая стопка тарелок да десятигалонный соусный котел с бледным ободком жира на стенках, мистер Стоун отступил назад. Филип с Джоном завершили работу и, шатаясь от усталости, вышли в подсобную кухню, чтобы съесть свой завтрак.
— Нужно выбираться из судомойни, — промычал Филип, запихивая в рот ложку холодной овсянки.
— Дальше будет лучше, — сказал Джон.
Но дальше стало хуже.
Ужин обернулся хаотическим кошмаром, в котором плавали клубы душного пара и горы блюд, тарелок, плошек на столе громоздились еще выше. На сей раз мистер Стоун в дело не вмешался. Остальные судомои работали в мрачном молчании, не говоря мальчикам ни слова.