своя доля в будущем мире – праздничная трапеза, приготовленная на основании того, что человек обрел в этом мире[74].
Мидраши таннаев, также имеющие палестинское происхождение и представляющие собой комментарии на Священное Писание, датируются концом IV – началом V вв. Большая часть агадических[75] мидрашей была создана в Палестине и отредактирована, в основном, в V–VII вв.[76]. Ваикра Рабба (толкование на книгу Левит) также является древним палестинским сборником мидрашей, датируемым 400–500 гг.[77]. Согласно этому мидрашу:
…в будущем будут отменены все жертвоприношения, но жертва благодарения останется в силе, будут отменены все молитвы кроме молитвы благодарения (Иер 33:11): «Будет слышен голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты, голос говорящих: славьте Господа Саваофа, ибо благ Господь, ибо вовек милость Его» – речь идет о благодарственной молитве; «и голос приносящих жертву благодарения в доме Господнем» – это жертва благодарения. И Давид тоже говорит: «…На мне Боже обеты Твои: Тебе воздам хвалы» (Пс 55:13) – не «хвалу», а «хвалы», то есть благодарственную молитву и жертву благодарения (Ваикра Раба 9.6).
Далее говорится, что заповеди даны израильскому народу лишь для того, чтобы через их исполнение люди очищались. Они – за щита для тех, кто пребывает под их сенью (Ваикра Раба 13.3). Однако это оказывается верным лишь для этого мира, в будущем мире праведникам будет разрешено то, что запрещается в этом мире и приводятся примеры таких наиболее распространенных предписаний как запрет на участие в цирковых представлениях и предписания о кошерном забое скота. Рабби Йудан, сын рабби Шимона уточняет, что чести смотреть на сражение Бегемота и Левиафана удостоятся те, кто не смотрел на битву зверей в этом мире, причем подчеркивается, что это занятие язычников в этом мире. Более того, рабби Берахья от имени рабби Ицхака добавляет, что Сам Всевышний устроит грандиозный пир рабам своим праведникам… (там же). Все эти изменения рабби Абба бар Кохана объясняет обновлением Закона, которое произойдет в мире грядущем по воле Всевышнего[78].
Более поздний мидраш Тхилим (толкование на книгу Псалмов)[79] повторяет утверждения Ваикра Рабба 9.6 с небольшими изменениями:
…Сказал р. Пинхас от имени р. Леви и р. Иоханан от имени р. Менахема… В будущем все молитвы будут отменены, но молитва благодарения не будет отменена никогда. В будущем прекратятся все жертвоприношения, но благодарственная жертва не будет отменена никогда… (Тхилим 56.4)[80]
Помимо этого высказывания, тот же комментарий подхватывает и развивает тему праздничной трапезы, приготовленной в мире грядущем:
…некоторые говорят, что каждое животное, мясо которого было запрещено есть в этом мире, Пресвятой, да будет Он благословен, в мире грядущем объявит разрешенным (Тхилим 146:4).
В этом мидраше вновь повторяется вопрос, волновавший еще автора послания (псевдо-) Аристея – «почему Бог объявил мясо некоторых животных запретным?» И дается ответ, сходный с прагматическим аргументом еврейской эллинистической мысли: «чтобы увидеть, кто примет Его заповеди и кто не примет их» (Послание Аристея 142)[81]. Очевидно, что те, кто примет на себя бремя заповедей, отделяются от тех, кто этого не делает, ради достижения благочестия (см. Послание Аристея) и праведности, которая получает воздаяние в мире грядущем. Каким образом это произойдет, объясняется двояко – «Бог снова разрешит все, что Он когда-то запретил, что повторяет идею, выраженную в Ваикра Раба 13,3» (созвучную эллинистической еврейской мысли, см. Послание Аристея), объясняемую обновлением Закона. С другой стороны, в дискуссии приводится другое мнение (другие же говорят), …и в буду щем Бог не позволит этого, но там не будет нечистых животных. Ведь, если будущий мир лишь для праведников, и Бог уничтожит поедающих запрещенное мясо, конечно Он сделает то же с самими нечистыми животными (Тхилим, там же).
Подробное обсуждение дискуссий мудрецов эпохи Мишны и Талмуда по поводу того, что будет предложено праведникам на приготовленном им в грядущем мире пиршестве, требует отдельного исследования. Для нас же важно отметить, что тема трапезы с участием Всевышнего, которой уделяется столько внимания в корпусе Торы, не заканчивается с разрушением Храма и с возможностью приносить жертвоприношения. Напротив, она получает дальнейшее развитие в последующей иудейской традиции и тесно связана с темой изменения Торы и исполнения заповедей в мире грядущем.
В ранней христианской традиции утверждение образа Иисуса как Новой Торы – совершенного Богооткровения, известный факт[82]. Произведения общины Мертвого моря/Кумрана, евангельские тексты и творения Иосифа Флавия свидетельствуют о появлении новых направлений или движений внутри уже устоявшейся религиозной традиции еще в конце эпохи Второго Храма. Переосмысление библейских понятий, касающихся представлений о Торе/Законе/Мудрости, как христианской, так и раввинистической мыслью поздней античности, было показано нами ранее[83].
Библейские представления о необходимости жертвоприношений, предписанных Торой, получили новое прочтение в развитии учения о Христе как Жертве совершенной (Евр 9:26), закланной ради искупления грешников (1 Кор 5:7; Отк 5:6, 9, 12 и др.). Эту истину, посредством которой стало возможным установление новых взаимоотношений между Всевышним и человеком, Иисус предвозвестил ученикам на Тайной Вечере, разделив с ними трапезу. О необходимости не только помнить эту трапезу, но и «творить» ее в воспоминание о Господе писал апостол Павел в своем послании христианам Коринфа (1 Кор 11:23–25), подчеркивая, что это повеление он принял непосредственно от Спасителя. Именно эта трапеза, символизирующая акт добровольной жертвы Христа, легла в основу служения Евхаристии[84].
Символика благодарственной закланной жертвы (зевах шламим) ясно прослеживается в этом таинстве (1 Кор 11:24), основе и центре всей христианской жизни, за которым закрепились и другие названия – Причастие или Трапеза Господня. Согласно ранней традиции толкования отцами церкви молитвы Господней, выражение «насущный хлеб» указывает, что это моление означает не просто просьбу о пище для поддержания физической жизни. Речь идет о Слове, о Христе, о таинствах, необходимых христианам для поддержания Царства Божьего, которое уже в них как залог жизни вечной[85]. Таким образом, Сам Господь наставлял Своих учеников просить не только о материальном хлебе, поддерживающем наши физические силы, но и о хлебе духовном, подаваемом в Евхаристии. Именно в Причастии мы наиболее глубоко переживаем, что значит быть общиной верных / церковью[86].
Святость Бога освящает участников Трапезы Господней, делает нас святыми через милость, даруемую в новой заповеди – таинстве Евхаристии, как в Ветхом Завете в отношении избранного народа посредством исполнения заповедей Торы. Последние состояли из законов и предписаний, направленных на восстановление нарушенных грехом взаимоотношений между Богом и человеком. Благодарственная жертва, включавшая совместную трапезу, была одним из установленных этими предписаниями обрядов жертвоприношений. Участвуя в Трапезе Господней, мы следуем Его заповеди совершать это регулярно, в вере, до возвращения Господа, храня таинство веры (1 Тим 3:9). Развивая эту мысль апостола Павла, Ориген[87] выстроил богословскую концепцию христианской тайны, которая заключается во Христе, явленном в Писании, в Церкви и в таинствах. Ведь в самой вере непостижимым образом заключено общение человека с Богом и желание все большей глубины этого общения. По выражению Шмемана, вера есть «воплощение и жажда воплощения, явления, присутствия и действия одной реальности в другой»[88]. Согласно этой концепции евхаристическая трапеза становится символом союза души человека с божественным Словом, предвосхищая совершеннейший союз, который совершится в эсхатологической перспективе в конце времен. Речь идет о браке Агнца – Отк 19:9, неотъемлемой частью которого является праздничная трапеза – см. Мф 26:29, Лк 22:30 и др.
Жертва Христа, согласно Григорию Богослову, есть свидетельство любви к нам Бога Отца, отдавшего Сына Своего ради нашего спасения (Ин 3:16), ведь чтобы нам обрести жизнь вечную, «необходим был Бог воплотившийся и умерший»[89].
Он был Жертва, но и Архиерей; Жрец, но и Бог.
Кровь принес Он Богу, но очистил весь мир.
Вознесен на крест, но ко кресту пригвоздил грех…[90]
Так Григорий Богослов говорил о Христе, приносящем самого себя в жертву Богу[91]. В дальнейшем идея богообщения, присутствия Бога в совместной трапезе как неотъемлемой части ритуала благодарственной жертвы получает новое прочтение в учении Григория Богослова об обожении