С утра увидишь: я сижу над книжкою,
Расследую малейшие подробности
Искусства кулинарного. Нисколько я
[с] Не хуже Диодора {118} аспендийского.
{118 ...Не хуже Диодора... — CM.163d-e.}
Коли захочешь, я тебя находками
Попотчую своими. Не всегда для всех
Одни и те же блюда приготовлю я;
Все к жизни едоков они привязаны:
Те - для влюбленных, эти - для философов,
Для сборщиков налогов третьи сделаю.
Мальчишка, скажем, на себя с возлюбленной
Проматывает все добро отцовское:
Кальмаров, каракатиц им я выставлю,
Прибрежных рыб, - что попадется под руку -
В сопровожденье соусов изысканных.
Такой едок о кушаньях не думает,
[d] Все помыслы одной любовью заняты.
Философу свиные ноги выставлю
Иль окорок, - философы прожорливы.
Подам угря, да спара, главка мытарю.
А если кто уже к могиле близится,
Сварю ему похлебку чечевичную,
Из жизни ему проводы прекрасные
Устрою. Есть у вкуса стариковского
Свои отличья, он куда ленивее,
Чем молодой. Поэтому горчицу им
[е] Я выставляю и все соки делаю
Острей, чем в старом теле их течение,
Чтоб воздух возбудить и разогнать его
[По жилам]. Разглядев физиономии,
Я мигом распознаю прихоть каждого,
Чего поесть он ищет.
69. А что говорит, господа пирующие, повар в "Законодателе" Дионисия ? Неплохо будет вспомнить и это [Kock.II.423] !
Клянусь богами, ты помог мне, Симия,
Предупредив, ведь надо ведать повару,
[f] Кому его обед предназначается,
Задолго до его приготовления.
Ведь если повар только лишь заботится,
Чтобы сготовить блюдо должным образом,
А как подать, когда сервировать его,
Об этом и не знает, то не повар он,
А просто кулинар. Большая разница!
В бою не тот стратег, кому достанется
Командовать, но кто не растеряется
(405) И пораженье обернет победою,
Или, что делать, разглядит отчетливо:
Он - полководец, а иной - вожак простой.
Так и у нас: заняться сервировкою,
Нашинковать приправы, приготовить их,
Раздуть огонь могли бы и подручные;
Но повар - выше! Разбираться в местности,
Поре, сезоне, госте и хозяине,
Еще когда, какую рыбу следует
[b] На рынке взять, - вот дело недоступное
Для рядового смертного: потребовать
Всегда ты можешь кушанье любимое,
Но вкус его не тот же, удовольствие
Получишь не всегда ты то же самое.
И Архестрат у некоторых критиков
Считается ученейшим писателем, -
А все же он несведущ и невежествен.
[c] Не все мотай на ус и не всему учись.
О книгах что и говорить поваренных?
Они пустее книги ненаписанной.
Нельзя никак искусство кулинарное
Пересказать, недавно было сказано...
.........
Оно границ не знает, и никто над ним
Не властен. Даже если ты управиться
С ним хорошо научен, но упущена
Изюминка, - пропали все старания. -
Велик ты, человече!
- Ну а этого
[d] Пиров заморских чудо-устроителя,
Который, говоришь ты, к нам пожаловал,
Я, Симия, заставлю позабыть о них,
Одной простой яичницей, да выставив
Обед, пропахший ветерком аттическим.
И, как из трюма грязного поднявшийся,
Стенающий от корма корабельного,
На первую закуску он набросится,
Над нею и заснуть его заставлю я.
70. В ответ на это Эмилиан произнес [Kock.III.312; ср.290b]:
"О ремесле кухарском много многими,
Милейший, сказано, -
говорит в "Братьях" Гегесипп, так что или делом докажи, что можешь [e] показать нам что-то новое, лучше прежнего или не томи меня, а покажи, что принес и что это такое". А тот:
Быть может, презираете вы повара,
Ведь в поварском искусстве столько сделал я, -
как говорит Деметрий в комедии "Ареопагит" [Kock.III.357]:
Как ни один актер нигде вовек веков.
Искусство наше - царь, дымами пышущий:
Я соусы Селевку делал острые,
[f] Я первым Агафоклу дал попробовать
Тиранскую похлебку чечевичную.
И главное: тогда, во время голода,
Когда Лахар {119} друзьям обед устраивал,
{119 Лахар — тиран в Афинах с 300 по 295 г. до н.э. Когда весной 295 г. Деметрий Полиоркет осадил Афины, в городе начался сильный голод. Рассказывают, Эпикур ежедневно отмерял себе и своим близким по фасолинке, горсть каперсов считалась великим благом и между какими-то отцом и сыном дело дошло до драки из-за дохлой мыши. Чтобы уплатить жалованье солдатам, Лахар приказал переплавить в золото вотивные дары из святилищ и лишил статую Афины в Парфеноне ее золотого одеяния, изготовленного для нее Фидием, так что потом поговаривали, что Лахар-де раздел Афину.}
Я накормил их, вынеся лишь каперсы".
- Как обобрал Лахар Афину бедную,
Так оберу тебя за пустословие, -
воскликнул Эмилиан, - если не покажешь, что ты подаешь".
И тот, наконец, ответил: "Я назвал это розовым блюдом. (406) Приготовлено оно так, чтобы ты чувствовал розы не только на голове, но и внутри себя и утопал всем тельцем в пире пиров. Я истолок в ступе самые душистые розы, а добавил к ним вареные мозги, птичьи и свиные, вынув из них жилистые волокна, и подал с яичными желтками, оливковым маслом [b], соусом, перцем и вином". С этими словами он открыл миску, и по пиршественной зале распространился такой божественный аромат, что кто-то из присутствовавших справедливо воскликнул [Ил.ХIV.173]:
Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,
Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Столь велико было благоухание роз.
71. После этого нам вынесли [Kock.III.487] "в горшочках по отдельности зажаренную птицу, чечевичную похлебку и горох", {120} и еще много тому подобной еды, о которой Фений Эресийский пишет в сочинении [c] "О растениях": "Ибо все культурные стручковые растения, выращиваемые из семян, сажают только ради варки. Таковы, например, боб, горох, из которых готовят вареные каши; иные же подобны тертым бобам, как чина; другие - идут на чечевичную похлебку, как вика, чечевица; или же употребляются в корм скоту, как турецкий горох для рабочих волов, вика для овец". О стручковом горохе упоминает Эвполид в "Золотом [d] веке" [Коск.I.339]. Землеописатель же Гелиодор в книге "Об акрополе" пишет [FHG.IV.425]: "Когда научились варить пшеницу, то древние называли это блюдо бобовником (πύανος), а в наше время его называют пшеничником (ο̉λόπυρος)".
{120 ...в горшочках по отдельности... — Фрагмент двух ямбических стихов.}
Среди таких разговоров, слово взял Демокрит: "Уделите, господа, и нам чечевичной похлебки; ее самой или дайте хотя бы горшок из под нее, а не то кому-нибудь из вас не миновать каменования, как фасийцу Гегемону". Ульпиан на это: "Что это за каменование (λιθίνη βαλληντύς)? Я знаю, что у нас Элевсине есть празднество под таким названием (Βαλλητύς), но не стану о нем рассказывать, если мне за это не заплатят!" "Ну уж я-то, - сказал Демокрит, - не стану собирать [е] в час по денежке (λαβάργυρος ω̉ρολογητής) на манер Тимоновского "Продика" [frag. 19 Diels], и расскажу о Гегемоне совершенно бесплатно.
72. Хамелеонт Понтийский пишет в шестой книге "О древней комедии" [frag. 18 Koepke]: "Фасиец Гегемон, первым ставший сочинять пародии, имел прозвище Чечевичник. В одной из пародий он написал [р.44 Brandt; 698с]:
Мне, колебавшемусь в думах, {121} предстала Афина Паллада
{121 ...Мне, колебавшемусь в думах... — Ср. Од.III.222, Ил.ХVI.715, VIII.277, XXII.431,1.92.}
С жезлом в руках золотым, погнала и промолвила слово:
[f] "О Чечевичник поганый, пускайся, мерзавец, в сраженье!"
В сердце тогда я дерзнул.
Вот он-то, когда однажды ставилась его комедия, пришел в театр с каменьями в плаще, швырнул их в орхестру, а когда зрители удивились, то помедлил и продекламировал:
(407) Вот камни вам: бросайте, коль захочется;
Зимой и летом чечевичный суп хорош [р.40 Brandt]. {122}
{122 ...Зимой и летом... — Пословица о чем-либо или ком-либо, постоянно хорошем. Гегемон бросает публике вызов и предсказывает свой успех.}
Славился он главным образом пародиями и был знаменит тем, что издевательски разыгрывал эпические поэмы на сцене. Этим он и прославился среди афинян: своей "Гигантомахией" он так очаровал их, что они хохотали до упада в тот самый день, когда в театре было объявлено о [b] поражении в Сицилии. Никто не ушел, хотя почти у каждого там погиб кто-нибудь из близких: люди горевали про себя, но не расходились, чтобы зрители из других городов не заметили, как они потрясены несчастьем. Сам Гегемон, услышав известие, решил было прекратить зрелище, но народ сидел и слушал. Когда афиняне еще владычествовали на море, они перенесли в Афины суд по делам всех союзных островов; тогда кто-то привел и Гегемона на суд в Афины. Гегемон явился, собрал всех дионисовых актеров и отправился с ними просить заступничества у [с] Алкивиада. Алкивиад сказал "не бойтесь, идите за мной" и во главе толпы пошел в Метроон, {123} где хранились судебные жалобы, и, послюнявив палец, стер обвинение против Гегемона. Секретарь и архонт негодовали, но не осмелились перечить Алкивиаду, а сам жалобщик убежал в испуге". 73. Вот тебе, Ульпиан, наше каменование; а теперь, если хочешь, расскажи про элевсинское".
{123 Метроон — храм Матери богов, ср.214е.}
[d] Но Ульпиан сказал: "Добрый Демокрит, ты сказал про горшок, и я вспомнил, что давно хотел узнать, что такое Телемахов горшок и кто такой этот Телемах". Демокрит ответил: "Комический поэт Тимокл (писавший также и трагедии) говорит в пьесе "Забвение" [Kock.II.461]:
Он по дороге с Телемахом встретился.
И тот, с ним поздоровавшись, сказал ему:
[е] "Дай мне горшки, в которых ты бобы варишь!"
А Телемах Фидиппа Хэрефилова
Заметил, толстяка, присвистнул издали
И говорит: "Ступай ко мне с корзинами!"
Этот Телемах был из Ахарн, как говорит тот же поэт в своем "Дионисе" [Kock.II.454]: