Спешил там каждый: знал, что за одним столом
С голодным беотийцем угощается.
А тот уж упразднил и воду "на руку",
Сказав, что к ней вернется после трапезы.
Грубое льняное полотенце (ω̉μολίνος) упоминает Кратин в "Архилохах" [Коск.I.14]: "голова густо обмотана полотенцами (ω̉μολίνος), полными бесчестья". Также Сапфо, когда говорит в пятой книге "Песен", [e] обращаясь к Афродите [PLG4.frag.44, Diehl frag.99]:
Пурпурные полотенца (χειρόμακτρα),
Мнасис прислал фокеянин
Щекам твоим в украшение,
называет словом χειρόμακτρα - головной убор. Это подтверждает и Гекатей или [истинный] автор землеописания Азии [FHG.I.25]: "Женщины носят на головах платки (χειρόμακτρα)". И Геродот говорит во второй книге "Истории" [122]: "После этого, как рассказывали жрецы, царь этот живым сошел в тот мир, который у эллинов называется Аидом. Там [f] он будто бы играл в кости с Деметрой, то выигрывал, то проигрывал, а затем вернулся на землю с подарком от богини - золотым полотенцем".
80. Гелланик пишет в "Истории" [FHG.I.45], что Гераклу подавал воду "на руку" и обрызгивал его из кувшина раб по имени Архий; Геракл убил его кулаком и за это должен был покинуть Калидон. Впрочем, во второй книге "Форониды" [Ibid.] тот же Гелланик называет его Херием, а Геродор в семнадцатой книге "О Геракле" [FHG.II.36] [называет его] Эвномом. (411) Так же неумышленно Геракл убил Киафа, сына Пилета и брата Антимаха, когда тот прислуживал ему виночерпием; об этом пишет Никандр во второй книге "Об Эте" [frag. 17 Schneider]. Ему, - пишет Никандр, - Геракл посвятил священный участок в Просхии, который и поныне называется участком Виночерпия.
На этом мы закончим сегодняшнюю речь, а следующую начнем с гераклова обжорства.
Конец Книги девятой
Книга десятая
[Обжорство]
Но, как на великом пиру щедрые хозяева,
Должен предоставить поэт угощенье зрителям;
Чтобы каждый брал, ел и пил, то, что пожелается,
Не должно на пире у Муз быть однообразия.
1. Так, мой милый Тимократ, говорит в сатировской драме "Геракл" трагик Астидамант [TGF.2 779, Kock.III.631]. {1} Поэтому продолжим наше рассуждение о том, что Геракл был также и прожорлив. Это показывают почти все поэты и историки. Например, Эпихарм в "Бусириде", когда говорит [Kaibel 94]:
{1 Цитата написана так называемым эвполидовым размером, более свойственным комическим поэтам.}
[b] Во-первых, увидав его за трапезой,
Ты б умер - в глотке громы громогласные,
Скрежещет челюсть, зуб скрипит, клыки стучат,
Свистит в ноздрях, проворно уши движутся.
А Ион, расписав в "Омфале" его обжорство, добавляет [TGF.2 737]:
От жадности дрова сглотнул и уголья.
[с] Это он позаимствовал у Пиндара, который сказал [frag. 168]:
Двух быков
Еще теплые туши взвалили они на уголья,
Жаря их на огне;
...тяжкое хрустенье костей, -
Было у меня время
Все увидеть и все понять...
Представляя его таким прожорливым, они и в спутники ему дают чайку-ненасытницу.
(412) 2. Изображают его также в соревновании с Лепреем, когда Лепрей вызвал его на обжорство и был побежден. Зенодот пишет во второй книге "Эпитомы", что этот Лепрей был сыном Кавкона, сына Посейдона, и Астидамии, дочери Форбанта, и что это он дал Авгию совет связать Геракла, когда тот потребовал платы за свои труды. {2} За это Геракл после своих подвигов пошел против Кавконова народа, но Астидамия умолила его примириться с Лепреем. Тут-то Лепрей и соперничал с Гераклом в метании диска, вычерпывании воды и поедании быка, и каждый раз оказывался побежденным. Тогда, надев доспехи, он вызвал Геракла на бой и был убит им. Матрид добавляет в "Похвале Гераклу", что Лепрей вызывал Геракла еще и на выпивку, но и здесь был побежден. То же самое пишет в своей "Похвале Гераклу" и хиосский ритор Кавкал, брат историка Феопомпа.
{2 Ср. Элиан. «Пестрые рассказы». 1.24; Пиндар. «Олимпийские оды» Х.28 слл.}
3. Гомер же представляет обжорой и чревоугодником своего Одиссея, когда говорит [Од.VII.215]:
[c] Но несказанным, хотя и прискорбен, я голодом мучусь;
Нет ничего нестерпимей грызущего голода: нами
Властвуя, он о себе вспоминать ежечасно неволит
Нас, и печальных и преданных скорби душою.
В этих стихах его чревоугодие выглядит даже чрезмерным, не говоря уже о том, что все эти рассуждения о голоде здесь совершенно не к месту. Даже голодному надо было крепиться до конца или хотя бы сдерживаться. [d] Он же в дальнейших строках доходит в своей ненасытной жадности до предела [Од.VII.219]:
Скорби душою я предан, но тощий желудок мой жадно
Требует пищи себе и меня забывать принуждает
Все, претерпенное мной, о себе лишь упорно заботясь.
Такого не решался сказать даже пресловутый Сарданапалл, {3} который и в старости {4}
{3 См. 294е.}
{4 Ср. Од.IХ.162.}
Ел немеряно мяса и жадно вином упивался.
4. Феаген же, фасосский атлет, в одиночку съел целого быка, как говорит в эпиграмме Посидипп:
[e] Я меонийского съел быка по условию спора:
Фасос, мой остров родной, пищи другой не нашел
Мне, Феагену, и сколько ни ел, все было мне мало
Медный, теперь я стою и подаянья прошу.
Милон Кротонский, как рассказывает Феодор из Гиераполя в книге "О состязаниях" [FHG.IV.513], съедал двадцать мин мяса и столько же хлеба, а вина выпивал три кувшина. В Олимпии он взвалил на плечи четырехгодовалого быка, пронес его через весь стадион, а потом разделал [f] его тушу и съел в одиночку за один день. Как о том рассказывает Александр Этолийский [р.249 Miiller], этолиец Титорм, соревнуясь с ним, тоже съел за завтраком быка. Филарх в третьей книге "Истории" [FHG. IV.513] утверждает, что Милон съел быка, возлежа перед алтарем Зевса, поэтому поэт Дорией и написал в его честь следующие стихи:
Так кротонский Милон на празднестве вышнего Зевса
Четырехлетка-быка поднял от лона земли
(413) И через все торжество на плечах исполинскую тушу
Словно ягненка пронес, силой гостей изумив.
А к алтарю представ явил он и большее чудо
В честь Писийских богов (странник, узнай и дивись!) -
Этого он быка заколол, изрубил на кусочки
И в одиночку всего съел его в этот же день.
Астианакт Милетский, трижды подряд победивший на олимпийских [b] играх в панкратии, однажды был приглашен на пир к персу Ариобарзану. Придя туда, он взялся съесть все приготовленное для гостей и съел это. Когда перс попросил его, как рассказывает Феодор [FHG.IV.513], совершить что-нибудь, достойное своей мощи, Астианакт выломал из ложа бронзовое украшение, растянул его и разгладил. Когда он скончался и был сожжен, одной урны для его костей не хватило и они едва поместились в двух. [c] Обед, который он в одиночку съел у Ариобарзана, был приготовлен для девяти мужей.
5. Нет ничего удивительного в том, что из таких людей получились обжоры: постоянно упражняясь, атлеты приучаются и есть очень много. Поэтому Эврипид пишет в первом "Автолике" [TGF.2 441 Nauck]: {5}
{5 «Автолик» был сатировской драмой, однако не существует никакого упоминания у других авторов, что он был поставлен дважды.}
Из тьмы несчастий, Грецию гнетущих,
Нет хуже, чем атлеты, ничего.
Во-первых, не умеют честно жить
Они, да и не могут: как бы мог
Раб жадности своей, невольник чрева
[d] Умножить состояние отца?
Ни бедности терпеть они не могут
И не способны вынести несчастий.
Привыкшие к занятиям негодным,
Они не могут их переменить,
Когда для них ненастье наступает.
В дни юности блестящие, они
Разгуливают украшеньем града;
Когда же старость злая к ним приходит,
Плащей шафранных их нигде не видно.
Не одобряю я обычай греков,
Которые в их честь скликают люд,
И чтут их непотребными пирами.
Какую пользу городу родному,
Стяжав венок, доставил тот атлет,
Который или хорошо боролся,
[e] Иль быстро бегал, или диск метнул,
Иль в зубы дал противнику отменно?
Сумеют ли они с врагом сразиться
Вооружившись диском, без щитов
Отбить врагов ударом кулака?
Никто, завидев вражеский клинок,
Не станет заниматься этим вздором!
Венчать нужнее тех, кто добр и мудр
И тех, кто управляют государством
Отлично, по закону и с умом,
[f] Кто словом отвращает злое дело
И устраняет распри и раздор:
Вот благо граду всякому, всем грекам.
6. Эврипид заимствовал эти мысли из элегий Ксенофана Колофонского, который говорит так [PLG.4 frag.2]:
Если кто резвостью ног надо всеми одержит победу
Иль в пятиборствуя - там, где возле Писы меж рек,
(414) Зевса священный предел, в Олимпии - если в кулачном
Кто одолеет в бою, боль от ударов стерпев,
Или в борьбе, или в том, что "панкратий" зовут состязанье,
И на него земляки с гордостью будут смотреть,
Если сидеть впереди он заслужит победами право,
Если получит прокорм он на общественный счет,
Если ему поднесет дары драгоценные город,
Или в ристаньях успех столько ж наград ему даст,
[b] Все же достойным меня его не признаю: ведь наша
Мудрость прекрасней любой силы людей и коней.
Глупо тут думать, как все, и с правдой ничуть не согласно
Силу мышц почитать мудрости выше благой.
Будет ли в нашем народе кулачный боец превосходный,
Будет ли мощный борец иль пятиборец средь нас,
Или бегун резвоногий (за что его все прославляют),
Словом, лучший из всех в подвигах силы людской, -
Благозаконее город не станет от этого вовсе,
Городу, правду сказать, радости мало с того,
[с] Что победил кто-нибудь, на Писейских брегах состязаясь:
Тем не умножит добра он в городских кладовых.
В этом споре Ксенофан и далее делает много умелых ударов, обличая атлетику за бесполезность и ненужность. Точно так же Ахей Эретрийский описывает роскошество атлетов [TGF.2 747]: {6}