Опять же в "Дионисе" [TGF2. 783]:
Возлюбленный хоров, питомец года, плющ!
В "Одиссее" он говорит о розах следующими словами [TGF2. 786]:
Цветущими сияли косы розами,
Очами Ор, питомицами вешними.
И в "Фиесте" [TGF2. 784]:
[f] Меж белых лилий розы остроцветные.
В "Миниях" {184} [TGF2. 785]:
{184 Минии — Имеются в виду аргонавты.}
Киприды плод был виден в изобилии,
На виноградных лозах в пору вызревший.
89. Красотой, - "гимн Памяти поет певец и в старости", как сказал Эврипид ["Геракл" 678], - красотой были прославлены многие женщины. Среди них - Фаргелия Милетская, которая замужем побывала (609) четырнадцать раз и равно была знаменита красотой и мудростью, - об этом пишет софист Гиппий в книге под заглавием "Сборник" [FHG.II.61]. Динон в первой части пятой книги "О Персии" пишет [FHG.II.93], что жена Багабаза, единокровная сестра Ксеркса по имени Анутис, была красивейшей женщиной Азии и вместе с тем распутнейшей. А Филарх [b] пишет в девятнадцатой книге "Истории" [FHG. 1.343], что Тимоса, наложница Оксиарта, красотой превосходила всех женщин: это ее послал египетский царь {185} в дар жене царя персов Статире. Феопомп пишет в пятьдесят шестой книге "Истории" [FHG.I.324], что прекраснейшей из пелопонесских женщин была Ксенопифия, мать Лисандрида; ее вместе с сестрой Хрисой убили лакедемоняне, когда царь Агесилай, недруг Лисандрида, составил против него заговор и заставил лакедемонян изгнать [с] его. Очень красива была и киприотка Пантика, о которой Филарх в десятой книге "Истории" пишет [FHG.I.338], что когда она проживала при дворе матери Александра Олимпиады, к ней сватался Моним, сын Пи-фиона, но Олимпиада ответила ему: "Негодник, ты выбираешь жену глазами, но не разумом!" - потому что Пантика была еще и распутна. Была еще и женщина, в облике Афины Палленской приведшая Писистрата к тиранической власти, такая прекрасная, что казалась настоящей богиней [d] (так пишет Филарх); что она была торговкой венками и что Писистрат выдал ее за своего сына Гиппарха, рассказывает Антиклид в восьмой книге "Возвращений" {186} [FHG.I.364]: "За своего сына Гиппарха выдал он Фию, дочь Сократа, ехавшую с ним на колеснице, а за Гиппия, своего наследника в тирании, - прекрасную дочь Харма, бывшего полемарха". Этот Харм (говорит он) был любовником Гиппия и первый поставил близ Академии алтарь Эроту с надписью:
{185 ...египетский царь... — скорее всего, фараон Тахо, упоминаемый на 616d.}
{186 В книге восьмой «Возвращений» — В сочинении описывались случаи возвращения к власти.}
О хитроумный Эрот, при гимнасии жертвенник этот
Здесь поставил тебе Харм под сенью дерев.
[е] Гесиод в третьей книге "Меламподии" [frag. 195 Rzach] называет "прекрасной женами" эвбейскую Халкиду. Что женщины там и впрямь красивы, подтверждает Феофраст [Wimmer frag. 110]. Однако Нимфодор в "Плавании вокруг Азии" утверждает [FHG. 11.378], что самых красивых в мире женщин рождает Тенедос, остров напротив Трои.
90. Мне известно также, что некогда было установлено состязание в женской красоте. Рассказывая о нем, Никий в "Истории Аркадии" [FHG. IV.463] утверждает, что установил его Кипсел, когда основал город на алфейской долине: он переселил туда часть обитателей Паррасии, [f] посвятил участок и алтарь Деметре Элевсинской, и в день ее праздника учредил состязание в красоте; а первую победу в нем одержала его жена Геродика. Справляется оно и по сей день, а участвующих в нем женщин называют "хрисофоры" (златоносицы). Феофраст утверждает [Wimmer frag. 111], что состязание в красоте [среди мужчин] есть у элидян: судьи на нем очень добросовестны, а победитель получает в награду оружие - его (610) посвящают Афине (по словам Дионисия Левктрийского), и победитель, украшенный лентами своих друзей, возглавляет процессию, направляющуюся в ее храм. А венок они получают миртовый, как рассказывает Мирсил в "Исторических достопримечательностях" [FHG.IV.460]. Тот же Феофраст говорит в других местах [Wimmer frag. 112], что между женщинами устраивались состязания и в добродетели (σωφροσύνη), и в умении хозяйничать, как у варваров; а кое-где - и в красоте, как у тенедосцев и лесбосцев, потому что и красоту нужно почитать; но так как красота есть дело природы или случая, то награждать следует тех, кто [b] добродетелен, и только такая красота будет прекрасна, в противном же случае она грозит обернуться распущенностью".
91. На этом Миртил кончил, наконец, свой длинный перечень, и все стали восторгаться его памятью. Только Кинульк сказал:
"О премногоученость, что более суетно в мире?
- Так сказал безбожный Гиппон; но и божественный Гераклит говорит: "Многоученость не научает разуму". И у Тимона сказано:
Напоказ выставляет
Ту премногоученость, которой нет суетней в мире.
В самом деле, какая польза от всех этих имен? Скажи нам, о ты, который [с] не столько учишь, сколько мучишь слушателей! А спросить тебя, к примеру, какие герои сидели в деревянном коне? - и ты от силы назовешь одного-двух, да и то не по Стесихору - куда там! - а разве что по "Разрушению Илиона" Сакада Аргосского: этот и впрямь перечисляет их множество. Да что уж! ведь ты не перечислил бы так складно даже спутников Одиссея - кого из них съели киклопы, кого лестригоны, да и точно [d] ли съели? потому что ты этого не знаешь, хотя и поминаешь все время Филарха, который говорил, что на Кеосе в городах не сыщешь ни гетеры, ни флейтистки". Миртил на это возразил: "Где сказано у Филарха? Я читал его "Историю" от начала до конца!" "В двадцать третьей книге", - ответил Кинульк. Тогда Миртил воскликнул:
92. "Ну не прав ли я был, когда говорил, что ваша философия ненавидит филологию? Вас не только царь Лисимах с громкой оглаской [e] изгнал из своего царства, как пишет Каристий в "Исторических записках" [FHG.IV.358], - вас и афиняне изгоняли! Говорит ведь Алексид в пьесе "Конь" [Kock.II.327]:
И это Ксенократ и Академия?
Как божества всегда добры к Деметрию,
Законодателям! Теперь из Аттики
К воронам все говоруны отправлены.
Некий Софокл даже издал закон об изгнании философов из Аттики - тот Софокл, против которого обвинительную речь написал Филон, ученик [f] Аристотеля, а защитительную речь - Демохар, родственник Демосфена. И римляне, лучшие из людей, изгнали философов из Рима за развращение юношества, хотя потом, неведомо как, они опять вернулись. Комический поэт Анаксипп так говорит о вашей глупости в "Испепеленном молнией" [Kock.III.299]:
Никак ты философствуешь? Но право же,
(611) Еще бывает смысл в речах философов,
Но уж в поступках только глупость вижу я.
Неудивительно, что многие города, в особенности лакедемонские, как пишет Хамелеонт в книге "О Симониде" [frag. 15 Koepke], не допускали заниматься ни философией, ни риторикой, справедливо полагая, что мудрствование ведет вас к гордыне, вздорности и неуместным рассуждениям, - они-то и погубили Сократа, затеявшего беседу о справедливости перед плутами и казнокрадами, волею жребия попавшими в судьи; [b] по той же причине погиб и Феодор-безбожник, и Диагору пришлось спасаться бегством, когда он во время морского путешествия принялся пророчить кораблекрушение. Диотим же, написавший книги против Эпикура, был выпрошен [на пытку] эпикурейцем Зеноном и замучен до смерти, - об этом рассказывает Деметрий Магнесийский в "Подобиях".
93. Короче говоря, по словам Клеарха Солейского [FHG.II.310], не в терпении вы упражняетесь, но в собачьей жизни. И хотя природа этого животного замечательна четырьмя качествами, выбрав наихудшие его свойства, вы старательно следуете им. Действительно, обладая удивительным [c] обонянием, собака безошибочно различает свое и чужое, будучи домашним животным, она сторожит дом и лучше всех охраняет имущество зажиточных людей. Ничто из этого не присуще вам, подражающим собачьей жизни. Ибо прирученными вас назвать никак нельзя, ничего не смыслите вы и в делах людей, общающихся с вами, нюха вы лишены полностью и жизнь ведете ленивую и беспечную. А вот бранчливой и всеядной природе животного и бродяжнической, полной лишений жизни его вы, прожорливые сквернословы, следуете с величайшим [d] тщанием, ведя к тому же еще и жизнь бездомную, безо всякого пристанища! Благодаря всему этому вы не только чужды добродетели, но и даже толку никакого от вас ни в чем нельзя ожидать, и нет никого более чуждого философии, чем так называемые "философы".
Вот, например, кто бы мог ожидать, что сократик Эсхин был таким, каким изображает его оратор Лисий в своих речах об обязательствах? Ведь диалоги, ходящие под его именем, исполнены поразительной умеренности и кротости; - разве что, как утверждают сторонники Идоменея, эти сочинения принадлежат перу самого мудрого Сократа, после смерти которого Эсхин и получил их в подарок от Ксантиппы, вдовы последнего.
[е] 94. Во всяком случае, Лисий говорит это в речи, озаглавленной "Против сократика Эсхина по поводу долга". Хоть и длинно это место, но я приведу его по случаю большого чванства вашего, философы. Оратор начинает так: "Я никогда не мог бы предполагать, господа судьи, что Эсхин осмелится заводить такую позорную для него тяжбу; думаю, ему не легко было бы найти другую, более крючкотворную. У него есть долг, господа судьи, меняле Сосиному и Аристогитону, по которому он [f] обязался платить три драхмы процентов. Он обратился ко мне и просил меня принять участие в нем, - не допустить, чтобы он лишился имущества из-за процентов. "Я хочу заняться, - сказал он, - парфюмерным делом, и мне нужен капитал; я буду платить тебе по девяти оболов в месяц процентов". Ремесло парфюмера - это, конечно, завидный итог карьеры (612) философа; да вдобавок приверженца учения Сократа, отвергавшего самое употребление благовоний [Ксенофонт "Пир" 2,3]; занятие этим ремеслом было запрещено мужчинам еще законодателем Солоном. Потому и Ферекрат во "Сне" или "Ночной страже" говорит [Kock.I.162]:
Потом, что должен человек испытывать,
Просиживающий весь день под зонтиком