И никогда в триклинии
Не стелешь?
Анаксандрид [Kock.II. 162]:
(48) И стариков неспешными беседами
Триклиний весь наполнился...
Но раствори и окропи гостиные,
И ложа застели, огонь зажги, кратер
Наполни и смешай вино сладчайшее [Kock.III.508; TGF2. 857].
30. "Сейчас мы установили разницу между искусством выделывать те ковры, которыми укрываются, и те, которые подстилают", - пишет [b] Платон-философ ["Политик".280b]. А его тезка поэт пишет [Kock.I.658]:
И на ложах, где ножки слоновой кости,
покрывалах, окрашенных в пурпур,
Завернувшись в порфиры, изделие Сард,
разлеглись они...
Искусство изготовления расшитых тканей наивысшего расцвета достигло при мастерах с Кипра Акесе и Геликоне. {111} Они были прославленными ткачами. Гиероним говорит, что этот Геликон был сыном Акеса, потому что на одном из [его] изделий, хранящемся в Пифийском святилище, написано:
{111 ...при ... Геликоне. — О поясе работы Геликона упоминает Плутарх («Александр». 32.7). Скорее всего, этот мастер был современником Фидия (2-я пол. V в. до н.э.).}
Сделал Акесов сын, Геликон-саламинец: {112} Афина
{112 112... Геликон-саламинец — Саламином назывался остров близ Аттики, откуда родом был Тевкр, сын Теламона; Тевкр основал город на восточном побережье Кипра и назвал его именем родного острова. Геликон был уроженец кипрского Саламина.}
В руки вдохнула ему прелесть бессмертных Харит.
Таким же [мастером] был и египтянин Пафимий.
Давно уж прыгаю
Я там, где розами ковры надушены,
Натертый благовоньями редчайшими (ψακαοτοι̃ς), -
[с] говорит Эфипп [Kock.II.236]. И Аристофан [Kock.I.56l]:
Ты же на благовонных
Мягких коврах всю ночку
На госпожу восходишь.
И Софрон: "Драгоценные ковры, расшитые фигурами птиц". Божественный же Гомер говорит, что те из покрывал, которые подстилаются снизу, - полотняные (λι̃τα) [Од.I.130]; они белые, некрашенные и нерасшитые; о тех же, которыми укрываются (περιστρώματα), [он говорит] [Од.Х.352]: "прекрасные порфирные покровы".
31. Как пишет Гераклид [FHG.II.97], должности так называемых "постельничих" первыми ввели персы; они должны были следить за мягкостью и нарядностью постелей. Поэтому-то, высоко ценя Тимагора (или, как пишет перипатетик Фений [FHG.II.296], критского гортинца Энтима), который, [d] подражая Фемистоклу, {113} отправился вслед за ним к царю, Артаксеркс даровал ему шатер редкой красоты и величины в придачу с ложем на серебряных ножках, а вместе с драгоценными коврами послал также и простыни (υ̉ποστρώματα), говоря, что эллины не умеют застилать постели. Полностью завладев душой царя, критянин получал приглашения на его семейные [e] трапезы - честь, которой ни до, ни после не удостаивался ни один эллин. Эта привилегия тщательно оберегалась его потомками. Ее не удостоился даже афинянин Тимагор, преклонивший перед царем колена и осыпанный величайшими благодеяниями, - ему одному посылали блюда с царского стола. Лаконцу Анталкиду Артаксеркс, сняв с себя, послал напитанный благовониями венок, но Энтиму он оказывал подобную честь многократно и приглашал его на семейные обеды. Персы это едва терпели, ибо молва распространилась в народе и как раз тогда готовился новый поход на Элладу. [Артаксеркс] послал ему и ложе на серебряных ножках, и покрывало, и [f] купольный шатер из цветных тканей, и серебряное кресло, и позолоченный зонтик, и двадцать золотых, усыпанных драгоценными камнями фиалов, и сотню больших серебряных, и серебряные кратеры, и сотню молоденьких девочек, столько же мальчиков, шесть тысяч золотых монет, не говоря уже (49) о посылаемом для удовлетворения каждодневных надобностей.
{113 ...подражая Фемистоклу... — Возможно, ирония: Фемистокл был вынужден обратится к персидскому царю Артаксерксу после того, как его изгнали из Афин, а потом заочно присудили к смертной казни. Артаксеркс был сыном царя Ксеркса, чей флот Фемистокл разбил у Саламина. От Артаксеркса Фемистокл получил в управление три города в Малой Азии.}
32. Столы на ножках слоновой кости со столешницами из кленовых досок. Кратин [Kock.I.100]:
Украсившись, давно уж дожидаются
Потанцевать веселые девчоночки,
Собрались за треногими кленовыми
Столами.
[О треногих столах]
Вознегодовав на то, что кто-то из киников назвал стол треножником, {114} один из гостей ученого пира, Ульпиан, говорит: "Сегодня я себе "работу из безделья сделаю". Откуда треножник у этого бродяги? [b] Разве что он посчитал Диогенов посох да две его ноги и назвал все это треножником, в то время как все называют поставленное перед нами столами".
{114 ...назвал стол треножником... — Стол по-греч. τράπεζα. Слово образовано от τετράπεζα — «четвероножник», но негодование Ульпиана против словоупотребления «кого-то из киников» не вполне понятно — ведь судя по дальнейшему тексту, треногие столы действительно были в ходу с VII в. до н.э. (если «Свадьба Кеика» действительно текст Гесиода). О треногих столах сообщает Поллукс (Х.80); mensa tripes упомянут у Горация (Сатиры. 1.3.13). А вот к текстам из комедиографов IV в. до н.э. Антифана и Эвбула следует отнестись с осторожностью — возможно, речь там идет не о столах, а о треножниках в собственном смысле (о них см. примеч. 14 к этой кн.).
Сомнение в том, что «Свадьба Кеика» — произведение Гесиода, высказывает Плутарх в «Застольных беседах» (VIII.8.730e). Вместе с тем есть папирусный отрывок, считающийся гесиодовским, где упоминается Кеик (Р. Оху. 2498, ed. Lobel).}
[О том,] что Гесиод в "Свадьбе Кеика", - как мне кажется, это старинное сочинение, хотя даже рабы грамматиков отняли бы у поэта эти стихи, - называет столы треножниками. И утонченнейший Ксенофонт пишет в седьмой книге "Анабасиса" [VII.3.21]: "[Затем] для каждого из обедавших внесли по столу на трех ножках; на них числом до двадцати были навалены куски мяса". И продолжает: "Столы подносились, главным образом, гостям, ибо таков был их (т. е. фракийцев) обычай". Антифан [Kock.II. 127]:
Треножник унесли, мы стали руки мыть.
[c] Эвбул [Kock.II.298]:
- А для тебя вот этих пять треножников,
Да пять еще.
- Так сборщиком я сделаюсь
Пятидесятницы. {115}
{115 ...сборщиком я сделаюсь // Пятидесятницы. — Пятидесятница — пошлина в размере одной пятидесятой (двухпроцентный налог).}
Эпихарм:
- А это что?
- Треножник, разумеется.
- Так почему четыре ножки у него?
Тогда зови его четвероножником.
- Зовут его треножником; а ножек-то,
Четыре, точно.
- Говоришь загадками.
Не обошлось тут без Эдипа, кажется.
Аристофан [Kock.I.526]:
- И принеси трехногий стол:
Гораздо лучше он четырехногого.
[d] - Трехногий стол? Да где его достану я?
[Каталог закусок]
33. [О том,] что прежде на пирах, отведя гостя на место, угощающий предлагал ему небольшую записку, содержавшую перечень приготовленного, чтобы тот знал, какие блюда собирается подавать на стол повар.
Дамасские терносливы (ΔΑΜΑΣΚΗΝΑ). О Дамаске, городе великом и знаменитом, упоминают многие древние авторы. А так как в большей части страны, населяемой его гражданами, заботливо возделывается тернослив (букв, кукушкино яблоко, κοκκύμηλον), то по имени [e] Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами, {116} чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях. {117} Итак, это терносливы, о которых упоминают поэты, и среди них Гиппонакт:
{116 ...по имени Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами... — Дамаск — город в Сирии. Дамаскины — особый вид слив (Primus insititia).}
{117 ...чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях. — т. е. от сливы домашней (Primus domestica).}
Я терносливом был увенчан и мятой. {118}
{118 Я терносливом был увенчан и мятой. — Имеется в виду кулачный боец (примеч. переводчика).}
Алексид [Kock.II.397]:
- И, кажется, победу предвещающий
Увидел сон я.
- Расскажи!
- Пожалуйста:
Приснилось мне, один из подвизавшихся
На стадионе, и уже раздевшийся
Для боя, подошел и увенчал меня
Венком (κυλιστω̃) из зрелых терносливов.
[f] - О Геракл!
И в другом месте [Kock.II.398]:
Видал ли ты когда-нибудь
Сычуг иль селезенку начиненную,
Прожаренную, и корзины целые
Созревших терносливов? Лоб его таков.
Никандр:
Зовут его терносливом.
Перипатетик Клеарх говорит [FHG.II.327], что жители Родоса и Сицилии называют кукушкины яблоки лесной сливой {119} (βράβιλα), как, например, сиракузянин Феокрит [VII. 146]:
{119 ...называют кукушкины яблоки лесной сливой... — Кукушкины яблоки — народная этимология греческого слова κοκκυμη̃λον — «слива»: κόκκυξ — «кукушка» и μη̃λον — «яблоко». Лесная слива — слива колючая, или терн (Prunus spinosa).}
...и гнулся сливняк, отягченный плодами,
(50) Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.
И в другом месте [ХII.3]:
...как яблоко слаще
Сливы лесной...
Плод этот меньше терносливов, вкусом же ничем от них не отличается, разве что немного кислее. Селевк пишет в "Глоссах", {120} что βράβιλα η̃λα, кукушкино яблоко, и μάδρυα - это один и тот же вид тернослива, причем μάδρυα получилось из μάλοδρυα (яблоко), а βράβυλα названы так из-за их слабительного действия, так как они "выбрасывают пищу" (βοράν ε̉κβάλλοντα); о том что η̃λα получено из μήλα пишет в своей "Этимологии" также и сын Деметрия Иксион. Феофраст же пишет [ИР.III.6.4]: [b] "[поверхностные корни] - у сливы и терносливы (это своего рода дикая слива)". Арарот называет терносливом как дерево, так и его плоды. Дифил же Сифнийский пишет, что мякоть сливы сочна, хорошо хранится, обладает изысканным вкусом и малопитательна.
{120 Селевк пишет в «Глоссах»... — Далее дается фантастическая этимология.}
34. Черешня (ΚΕΡΑΣΙΑ). Феофраст в "Истории растений" [III.13.1]: "Черешня по своей природе дерево особенное. Ростом она высока: до двадцати четырех локтей, очень стройна; толщины такой, что окружностью у корня бывает в два локтя. Листья ее похожи на листья мушмулы, {121} но толще и очень жестки, так что дерево издали заметно по своему цвету. Кора по [c] гладкости, цвету, толщине похожа на липовую... [III.13.3] Цветы белые, похожие на цветы груши и мушмулы; они состоят из маленьких цветочков и напоминают соты. Плоды красные, похожие формой на хурму и величиной с боб; только у хурмы косточка твердая, а у черешни мягкая. И далее [III.15.6]: "Боярышник (κράταιγος) - [очень распространенное дерево,] некоторые называют его κραταίγονος. Листья у него гладкие, похожие на листья мушмулы, только больше, скорее широкие, чем продолговатые, и без зубцов по краям, как у мушмулы. Дерево это не бывает ни очень большим, ни очень [d] толстым; древесина его пестрая, крепкая, желтая. Кора гладкая, как у мушмулы; единственный корень уходит обычно глубоко в землю. Плоды круглые, величиной с дикую маслину; созревая, они желтеют и чернеют. Вкусом и запахом они похожи на мушмулу: поэтому дерево это и принимают за дикую мушмулу". Изо всего этого, - говорит Афиней, - я делаю вывод, что философ описывает дерево, называемое в наши дни черешней. {122}