– Ты, наверное… очень расстроилась?
– Тогда очень.
Он решился еще на один вопрос.
– А… твой муж… бравый майор… как он?
Верона ответила скованно:
– Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.
– Он сейчас здесь?
– Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.
Стефан сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.
– Ты поедешь с ним в Германию?
– Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.
Стефан снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна – она несчастна…»
Стефан почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.
– Ты что-нибудь рисовала в эти годы? – спросил он.
– Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стефан Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.
Стефан поднял брови.
– Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?
– Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стефан. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.
– В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил – очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.
– Чей это портрет?
– Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee» Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Верона внезапно встала.
– Ах… этот…
Стефан иронично посмотрел на нее.
– Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.
– Это естественно, – сказала Верона.
– Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань». Верона чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стефана и, едва дыша, проговорила:
– Я думаю, мне лучше пойти домой. Тогда выражение его лица изменилось. Стефан вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.
– Так скоро? Но почему, Верона?
– Я… о, я не очень хорошо себя чувствую, – запинаясь, сказала несчастная женщина.
– Так ты хочешь сказать, что больна?
– Ну в «Скорой» я не нуждаюсь, – Верона попыталась засмеяться, – но я ужасно слаба и у меня кружится голова, к тому же сильно бьется сердце. Это всего лишь усталость.
– У меня тоже сильно бьется сердце, но я не думаю, что это усталость, – сказал Стефан тихим голосом, обращаясь только к ней. – О, черт, Верона, вот и ты – замужняя женщина – и я не видел тебя целые годы, но я все еще нахожу тебя такой же чертовски привлекательной. И даже еще больше.
– Ты не должен говорить такие вещи, Стефан.
Художник поклонился.
– Приношу свои извинения, моя дорогая. Верона с отчаянием посмотрела на Эвелин.
– Эвелин, я действительно должна уйти. Не мог бы кто-нибудь позвонить и вызвать такси?
Близнецы и Поль Севанич повернулись в ее сторону. Все они заговорили одновременно.
– О, Верона, неужели тебе действительно нужно ехать?..
– Останься поужинать, Верона…
– Идет сильный дождь… не ходи сейчас… Виски у Вероны горели, а колени дрожали, она протестовала:
– Я действительно должна ехать. Я обещала маме, что не останусь здесь долго. Я еще не совсем поправилась… Я очень устала…
Тогда Эвелин крепко взяла ее за руку.
– Я наотрез отказываюсь отпускать тебя в таком состоянии. Ты пойдешь в комнату Ноэля, я уложу тебя под одеяло и дам тебе пару таблеток аспирина. Я позвоню миссис Лэнг и скажу ей, что ты останешься поужинать.
– Но Эви, правда… – начала Верона. Но Эвелин, сильная и решительная, настояла на своем. Она действительно боялась, что Верона может потерять сознание и упасть в обморок. Эвелин подумала, что никогда не простит себе того, что допустила эту сегодняшнюю встречу Вероны и Стефана. Очевидно, что ни ему, ни ей это не принесло ничего хорошего.
Эвелин настояла на том, чтобы Верону отвели из мастерской в соседнюю комнату. К этому времени Вероне было уже так плохо, что она была только рада упасть на кровать Ноэля, где лежала под одеялами, дрожа и стуча зубами.
– О, Верона, дорогая моя, тебе не нужен доктор? Ты очень больна? – в ужасе спрашивала Эвелин.
Верона покачала головой.
– Через несколько минут все пройдет. Со мной это бывает… это что-то вроде лихорадки, а я была так слаба все эти дни. Я еле стояла на ногах… и я снова увидела ЕГО…
Эвелин взяла свою подругу за руку и сжала ее.
– Прости меня за это. Я и не представляла, что это для тебя все еще такая свежая рана.
– Мне так плохо, что умереть было бы легче, – сказала Верона, В этих словах слышалось такое страдание, что Эвелин залилась краской. И ей было больно видеть мертвенно-бледное лицо Вероны, с которого вдруг исчезла вся молодость. Она не произнесла ни звука, но огромные слезы медленно скатывались по ее щекам.
Эвелин наклонилась и поцеловала подругу.
– Мне очень жаль, моя дорогая. Я бы все отдала, лишь бы этого не было.
– Я буду в порядке через несколько минут, – прошептала Верона.
– Выключить свет?
– Нет, оставь, только выключи лампу над кроватью. Я не хочу, чтобы было темно – я боюсь привидений, Верона слабо засмеялась.
– Скоро она сама будет, как привидение, если не отдохнет, – подумала Эвелин. Она открыла дверь и увидела Стефана.
– Иди отсюда, – резко сказала Эвелин, как будто он был виноват в состоянии Вероны.
Но Стефан и не смотрел на нее. Он смотрел мимо, на фигуру, съежившуюся под одеялом.
– С ней все нормально?
– Нет. Честно говоря, я думаю, что она очень сильно больна.
– Может быть позвать доктора?
– Она не хочет. Она говорит, что это просто лихорадка и слабость, и что через несколько минут все будет нормально.
Верона открыла свои безжизненные глаза и увидела в дверях силуэт Стефана. И тогда она почувствовала ужасное, непреодолимое желание, чтобы он был рядом с ней, – желание было таким острым, что она больше не могла ему сопротивляться и забыла обо всем остальном.
– Стефан, – позвала она слабым голосом.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он и вошел в комнату, сделав несколько шагов по направлению к кровати.
Эвелин покачала головой. Дело становилось все хуже и хуже. Она не одобряла этого, но она не любила вмешиваться. Стефан и Верона должны были сами решить, как им жить. Ее практичный ум подсказал ей, что в комнате по сравнению с теплой мастерской было ужасно холодно. И если Верона и Стефан решили «посидеть» там, ей надо было что-то предпринять. Поэтому она включила им электрический радиатор и затем вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Стефан медленно подошел к кровати. Верона была покрыта одеялами до самого подбородка. Она смотрела на него своими огромными, несчастными глазами. Стефан увидел ее слезы, и его охватили любовь и сострадание. В этот момент он невыносимо остро почувствовал бесполезность этих последних трех лет. Что он наделал? Он не должен был отпускать Верону, она принадлежала только ему. И в его жизни не должно было быть других женщин.
Стефан сел на край кровати и обнял Верону, притягивая ее к себе, ужасаясь тому, какая она тонкая и хрупкая. И вдруг ее руки с удивительной силой обхватили его шею.
Верона вскрикнула и подняла свои губы к его губам.
– Стефан… Стефан!
– О, Верона, моя любовь, мое счастье! – сказал Стефан и положил ее на подушки. Он наклонился над ней. Их губы слились в отчаянном, жарком поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно.
Глава 4
Стефан сидел на краю кровати. Одной рукой он обнимал Верону, другой держал ее за руку. Первая вспышка страсти прошла. Он обнимал ее и целовал в губы, пока они не опухли от поцелуев. Стефан запустил пальцы в ее шелковистые волосы и целовал их. Они не думали ни об окружающем мире, ни о том, что остальные, должно быть, думали о них. Время остановилось. Это был их час. Теперь они разговаривали – разговаривали лихорадочно, близко наклонясь друг к другу, как будто хотели наверстать упущенное время, получить награду за все страдания и воздержания последних трех лет.
– Почему ты вышла за него, Верона? Почему ты не вернулась ко мне?
– Ты знаешь, почему, Стефан.
С горьким смехом он процитировал Марвелла:
И честь твоя – лишь только быль,
А страсть моя – лишь только пыль…
Верона наклонилась и прижалась губами к его руке.
– Нет-нет. Я всегда помнила, что ты меня тоже любишь.
– Да, ты, такое странное маленькое существо, такое слабое, моя дорогая, дорогая… – сказал Стефан с глубокой нежностью.
Он снял свои очки. Его большие карие глаза светились, глядя на нее сверху вниз. Его волосы были взъерошены в тех местах, где она гладила его голову. С его лица, казалось, исчезло все утомление. Он выглядел очень молодым. Щеки Вероны были горячие и красные. Он подумал, что она снова была необыкновенно хороша, как будто он неожиданно своим поцелуем вернул ее к жизни. Но это было не так. Ее тело дрожало и пульс был слишком учащен. Раз или два Верона на мгновение переставала дышать, как будто острая боль пронзала ее сердце. Но она выглядела восторженной и счастливой.
Стефан наклонился и поцеловал ее волосы.
– Как ты красива, Верона! Ты моя «Femme Abandonee».
– Я всегда была твоей.
– Ты никогда не любила его?
– Я старалась… Я очень старалась. В какой-то мере я любила его, когда был наш медовый месяц, хотя даже тогда я сознавала, какую ужасную ошибку совершила. Я никогда не забуду, как мы ездили в Лувр. В тот день я почти ненавидела его.