…»
Тем временем на палубу, где Исилла поливала лимонным соком скворчавшую на жаровне щуку, вышел Гриф. На наемнике была надета кольчуга, плащ из волчьей шкуры, мягкие кожаные перчатки и тёмные шерстяные штаны. Если он и удивился, увидев здравствующего Тириона, то не подал вида, если не считать его обычной хмурости. Он отвел Яндри к румпелю и стал с ним что-то обсуждать. Они разговаривали слишком тихо, чтобы карлик мог услышать хоть слово.
Наконец Гриф подозвал Хэлдона.
— Надо выяснить, правдивы ли слухи. Ступай на берег и разузнай, что сможешь. Каво наверняка в курсе. Если только ты его найдёшь. Проверь «Речника» и «Расписную Черепаху», да ты и сам знаешь, где ещё он бывает.
— Сделаю. И возьму с собой карлика. Четыре уха лучше, чем два. К тому же, вы помните, как Каво относится к кайвассе.
— Как хочешь. Постарайтесь вернуться до восхода. Если вас что-то задержит, то отправляйтесь к «Золотому Братству».
«Речь истинного лорда», — подумал про себя Тирион.
Хэлдон накинул на плечи плащ с капюшоном, а Тирион сменил пёстрый самодельный шутовской наряд на более неприметный серый. Гриф выдал каждому из них кошель серебра из сундука Иллирио. «Для развязывания языков».
Пока они шли по набережной, закат сменили сумерки. Карлик и Полумейстер шагали то мимо пустых судов с поднятыми сходнями, то мимо кораблей, на которых толпились вооруженные люди, провожавшие их настороженными взглядами. Висевшие над прилавками у городской стены бумажные фонарики освещали мощеную дорогу разноцветными огоньками.
Тирион наблюдал, как лицо Хэлдона становилось то зелёным, то красным, то фиолетовым. Где-то впереди сквозь какофонию иноземного говора пробивалась странная музыка — нежные, высокие ноты флейты переплетались с грохотом барабана, а неподалёку заливалась лаем собака.
И, конечно, на причале сновали шлюхи. Речной или морской порт всегда оставался портом, а там, где матросы, непременно крутятся и потаскухи.
«Не об этом ли говорил мой отец? Может, все шлюхи отправляются к морю?»
Шлюхи Ланниспорта и Королевской Гавани — свободные женщины. В Селорисе их сёстры по ремеслу были рабынями, на что указывала татуировка в виде слезинок под правым глазом.
«Большей частью старые и страшные, как грех, если не хуже». От их вида даже трахаться почти расхотелось.
Тирион почувствовал на себе любопытные взгляды. Глядя, как он вперевалочку ковыляет на своих коротких ногах, шлюхи принялись шептаться и хихикать, прикрывая рты ладошками. «Можно подумать, никогда карликов не видали».
Речные ворота охранял взвод волантийских копейщиков. В стальных когтях, торчавших из их латных рукавиц, отражались огни факелов. Шлемы, сделанные в виде тигриных морд, не скрывали лиц с зелёными полосами-татуировками на щеках. Тирион знал, как солдаты-рабы Волантиса гордятся своими тигриными полосками.
«Тоскуют ли они по воле? — размышлял он. — И что станут делать, если эта юная королева дарует им свободу? Кем ещё они могут быть, если не тиграми? Кто я, если не лев?»
Один из тигров, увидев карлика, сказал что-то остальным, и те засмеялись. Когда Тирион со своим спутником подошли к воротам, стражник стянул с руки когтистую рукавицу вместе с провонявшей потом перчаткой, а затем, обхватив карлика за шею, грубо потер его голову. Всё произошло так внезапно, что ошарашенный случившимся Тирион даже не сопротивлялся, а лишь спросил у Полумейстера:
— Зачем он это сделал?
— Он говорит, что потереть голову карлика — к удаче, — объяснил Хэлдон, перекинувшись со стражником парой слов на чужом языке.
Тирион выдавил улыбку.
— Скажи ему, что отсосать у карлика — к ещё большей удаче.
— Лучше не надо. Тигры славятся своими острыми зубами.
Тем временем другой стражник, нетерпеливо помахивая факелом, дал им понять, что можно проходить. Хэлдон Полумейстер уверенным шагом направился в Селорис, а Тирион заковылял вслед за ним.
Их взору открылась огромная ярко освещенная площадь, даже в это позднее время заполненная людьми. Над воротами постоялых домов и борделей раскачивались на железных цепях фонари, сделанные из разноцветного стекла, а не бумаги, в отличие от тех, что висели перед городской стеной. Справа перед храмом из красного камня горел костер. Стоявший на балконе жрец в алых одеждах что-то вещал собравшейся вокруг пламени группке людей. А чуть дальше, напротив постоялого двора, за игрой в кайвассу коротали время путешественники. В здание, судя по всему бордель, беспрерывно то входили, то выходили пьяные солдаты. Рядом с конюшней женщина стегала мула. Мимо прогрохотала двухколёсная телега, запряжённая белым карликовым слоном.
«Другой мир, — подумал Тирион, — но не так уж он и отличается от моего».
На площади возвышалась статуя из белого мрамора, изображавшая безголового всадника на боевом коне. И конская сбруя, и доспехи статуи выглядели роскошно.
— А это кто такой? — заинтересовался Тирион.
— Триарх Хоронно. Волантийский герой Кровавого Века. Его выбирали триархом на протяжении сорока лет, а потом он устал от выборов и провозгласил себя пожизненным триархом. Волантийцы, впрочем, не оценили эту шутку и вскоре после этого его казнили — разорвали пополам, привязав к двум слонам.
— Статуе явно не хватает головы.
— Он был тигром. Когда к власти пришли слоны, их сторонники вошли в раж и поотбивали головы у статуй тех, кто, по их мнению, был виновником всех войн и смертей. — Полумейстер пожал плечами. — Это случилось уже в другую эпоху. Пойдём-ка лучше послушаем, о чём говорит жрец. Могу поклясться, что там прозвучало имя Дейенерис.
Перейдя через площадь, они присоединились к толпе у храма, которая становилась всё больше и больше. Зажатый между возвышающимися над ним людьми карлик понял, что за всеми этими задницами вряд ли много увидишь. Тирион слышал почти каждое слово, произнесенное жрецом, но не улавливал смысл.
— Ты понимаешь, о чём он говорит? — спросил он у Хэлдона на общем языке.
— Обязательно бы понял, если бы один карлик не орал мне в ухо.
— Я не орал. — Скрестив на груди руки, Тирион вертел головой, рассматривая лица мужчин и женщин, остановившихся послушать жреца. И куда бы он ни взглянул, всюду маячили татуировки.
«Рабы. Четверо из пяти — рабы».
— Жрец призывает волантийцев отправиться на войну, — объяснил ему Полумейстер. — Но на правильной стороне, в качестве воинов Владыки Света — Рглора, создавшего солнце и звезды, извечного борца с тьмой. Нессос и Малакво отвернулись от света, жёлтые гарпии с востока посеяли тьму в их сердцах. Он говорит о…
— Драконах. Это слово я понял. Он сказал «драконы».
— Угу. Драконы явились, чтобы вознести её к славе.
— Её. Дейенерис?
Хэлдон кивнул.
— Бенерро послал из Волантиса весть дальше по миру. Её пришествие — это исполнение древнего пророчества. Из дыма и соли была она рождена, дабы сотворить мир заново. Она — возродившийся Азор Ахай… и её победа над тьмой принесёт лето, которому не будет конца… сама смерть преклонит пред ней колени, а те, кто падет, сражаясь за неё, переродятся заново…
— А я обязан переродиться в этом же теле? — спросил Тирион. Люди всё прибывали. Он чувствовал, что давка растёт.
— Кто такой Бенерро?
Хэлдон вздёрнул бровь.
— Первосвященник красного храма Волантиса, Пламя Истины, Свет Мудрости, Первый Служитель Владыки Света, Раб Рглора.
Единственным известным Тириону красным жрецом был Торос из Мира. Дородный, добродушный, в заляпанной винными пятнами одежде гуляка, который вечно ошивался при дворе Роберта, напиваясь вдрызг лучшими королевскими винами и воспламеняя свой меч ради турнирных схваток.
— Я предпочитаю толстых, безнравственных и циничных жрецов, — сказал он Хэлдону. — Тех, что, развалившись на мягких атласных подушках, трескают сладости и вставляют маленьким мальчикам. Беду приносят те, кто искренне верит в богов.
— Возможно, у нас получится использовать нынешнюю беду себе на пользу. Я знаю, где мы можем найти ответы.
Хэлдон направился мимо безголовой статуи к расположенному на площади большому каменному постоялому двору. Над дверью висел ярко раскрашенный панцирь огромной черепахи. Внутри, словно далёкие звёзды, мерцали тусклые красные огоньки сотни свечей. Воздух сочился ароматами жареного мяса и специй, а рабыня с вытатуированной на щеке черепахой разливала бледно-зелёное вино.
Хэлдон остановился на пороге.
— Вон там, те двое.
В нише за резным каменным столом для игры в кайвассу сидели два человека. Прищурившись от красного света свечей, они смотрели на расставленные на доске фигуры. Первый был тощим мужчиной болезненного вида с редеющими чёрными волосами и длинным острым носом, а второй — широкоплечий и толстопузый, с длинными вьющимися локонами, спускавшимися ниже воротника. Оба, не отрываясь, смотрели на доску, пока Хэлдон не втиснул между ними свой стул:
— Мой карлик играет в кайвассу лучше вас обоих вместе взятых.
Оторвавшись от игры, здоровяк недовольно взглянул на непрошеных гостей и произнёс какую-то фразу на языке Старого Волантиса. Он говорил слишком быстро, чтобы Тирион смог понять смысл сказанного. Тощий откинулся на спинку стула и спросил на общем языке:
— Он продается? Коллекции диковинок триарха не помешал бы играющий в кайвассу карлик.
— Йолло не раб.
— Какая жалость. — Тощий передвинул ониксового слона.
Его соперник, игравший алебастровой армией, неодобрительно поджал губы и переставил своего боевого коня.
— Зря, — заметил Тирион, игравший свою роль знатока кайвассы.
— И верно, зря, — согласился тощий, сделав ответный ход боевым конем, за которым последовала череда быстрых ходов. — Ты продул, друг мой, — улыбнулся тощий.
Здоровяк кинул сердитый взгляд на доску и, ворча что-то на своем родном языке, поднялся из-за стола. Его противник рассмеялся:
— Да ладно тебе. Карлик не так уж сильно воняет.