Гловер провёл его через тёмный зал, а потом — вниз по стёртым ступеням. Они пересекли замковую богорощу, где росло огромное сердце-древо, чьи ветви переплелись в невообразимый клубок. Вырастая, дерево задушило все дубы, вязы и берёзы и протянуло свои толстые сучья через выходящие на него стены и окна. Его корни были толщиной с человеческий торс, ствол — таким широким, что вырезанное на нём лицо казалось одутловатым и сердитым. За чардревом Гловер открыл проржавевшую железную калитку и остановился, чтобы зажечь факел. Когда тот хорошенько разгорелся, мужчина повёл Давоса вниз по ступеням в сводчатый подвал с влажными стенами, покрытыми белой соляной коркой. Под ногами на каждом шагу хлюпала морская вода. Они прошли через несколько подвалов, рядов сырых вонючих клетушек, совсем непохожих на место, где содержался Давос. Потом перед ними оказалась глухая каменная стена, но стоило Гловеру нажать на неё, как та повернулась, открыв их взгляду длинный узкий туннель с ещё большим числом ступеней, на сей раз ведущих наверх.
— Где мы? — спросил Давос, когда они поднимались. Его слова слабо отдавались эхом в темноте.
— Лестница под лестницей. Проход идёт под замковой лестницей к Новому Замку. Потайной ход. Лучше, чтобы вас не видели, милорд. Предполагается, что вы мертвы.
«Каша для мертвеца».
Давос взбирался по лестнице.
Они прошли через ещё одну стену, обшитую досками и оштукатуренную с обратной стороны. Комната за ней оказалась тёплой, уютной и хорошо обставленной. На полу лежал мирийский ковёр, на столе горели восковые свечи. Где-то неподалёку слышались звуки труб и скрипок. На стене висела овечья шкура с картой Севера, краски на изображении потускнели. Под картой сидел Виман Мандерли — громадный лорд Белой Гавани.
— Пожалуйста, садитесь.
Лорд Мандерли был облачен в роскошный бархатный дублет мягких сине-зелёных тонов, отделанный золотой нитью по краям, на вороте и рукавах. Горностаевый плащ скреплялся на плече золотым трезубцем.
— Вы голодны?
— Нет, милорд. Ваши тюремщики хорошо меня кормили.
— Есть вино, если хотите.
— Милорд, мой король поручил мне вести с вами переговоры. Я не должен с вами выпивать.
Лорд Виман вздохнул.
— Знаю, что обошёлся с вами весьма постыдно. У меня были на то свои причины, но, пожалуйста, сядьте и выпейте, прошу вас. Выпейте за благополучное возвращение моего мальчика. Вилис — мой старший сын и наследник. Он дома. Вы слышите звуки праздничного пира. В Чертоге Водяного вкушают пирог с миногами и оленину с жареными каштанами. Винфрид танцует со своим наречённым Фреем. Остальные Фреи произносят тосты за нашу дружбу.
Кроме музыки Давос слышал невнятный гомон множества голосов, стук кубков и блюд. Он промолчал.
— Я только что пришёл с высокого стола, — продолжил лорд Виман. — Я, как всегда, слишком много съел, а вся Белая Гавань знает, что с животом у меня просто беда. Будем надеяться, моих друзей Фреев не обеспокоит затянувшийся визит в нужник.
Он перевернул чашу.
— Ну вот. Вы будете пить, а я нет. Присядьте. Времени мало, а нам нужно многое обсудить. Роберт, вина Деснице, будь добр. Лорд Давос, вы, возможно, не в курсе, но вы мертвы.
Роберт Гловер наполнил чашу вином и предложил Давосу. Тот понюхал и выпил.
— И как же я умер, позвольте узнать?
— От топора. Ваши руки и голова выставлены на Тюленьих Воротах, лицом к гавани. К этому времени вы хорошенько сгнили, хотя мы и окунули вашу голову в смолу до того, как насадить на пику. Говорят, чёрные вороны и морские птицы повздорили из-за ваших глаз.
Давос беспокойно поёрзал. Странное это чувство — быть мёртвым.
— Кто умер вместо меня, если угодно милорду?
— Какая разница? У вас обыкновенное лицо, лорд Давос. Надеюсь, вы не обиделись на мои слова. У этого человека были волосы и кожа того же цвета, нос похожей формы, два уха, неотличимые от ваших, длинная борода, которую можно было подстричь как у вас. Можете не сомневаться, мы хорошенько его просмолили, а луковица, засунутая ему в рот, исказила черты лица. Сир Бартимус позаботился о том, чтобы пальцы его левой руки стали такой же длины, как и ваши. Если вас это утешит, он был преступником. Его смерть принесла больше добра, чем он сделал за всю свою жизнь. Милорд, я не желаю вам зла. Ненависть, изображённая мной в Чертоге Водяного, всего лишь представление для наших друзей Фреев.
— Милорду стоило стать лицедеем, — сказал Давос. — Вы и ваши люди были весьма убедительны. Ваша невестка как будто всерьёз желала мне смерти, а маленькая девочка…
— Вилла, — улыбнулся лорд Виман. — Вы заметили, какой храброй она была? Даже когда я угрожал вырвать ей язык, она напомнила мне о долге Белой Гавани по отношению к Старкам из Винтерфелла, о долге, который никогда не будет уплачен. Вилла говорила от чистого сердца, как и леди Леона. Простите её, если можете, милорд. Она глупая, напуганная женщина, а мой мальчик, Вилис — смысл её жизни. Не каждый мужчина в душе Эйемон Драконий Рыцарь или Симеон Звездоглазый, и не каждая женщина так же отважна, как моя Вилла и её сестра Винфрид… Которая обо всём знала и всё же бесстрашно сыграла свою роль.
— Когда имеешь дело с обманщиками, даже честному человеку приходится лгать. Я не осмеливался бросить вызов Королевской Гавани до тех пор, пока мой последний оставшийся в живых сын находился в плену. Лорд Тайвин Ланнистер сам написал мне, что Вилис у него. Он сказал, что для того, чтобы вернуть его целым и невредимым, я должен раскаяться в измене, сдать город, присягнуть мальчишке-королю на Железном Троне… И преклонить колено перед Русе Болтоном, новоявленным Хранителем Севера. Стоило мне отказаться, и Вилис умер бы как предатель, Белую Гавань взяли бы приступом и разграбили, а моих людей постигла бы участь Рейнов из Кастамере.
— Я толст, и многие считают, что из-за этого я глуп и слаб. Быть может, Тайвин Ланнистер был одним из таких людей. В ответ я послал ему ворона с сообщением, что преклоню колено и открою мои ворота после возвращения сына, но не раньше. Так обстояло дело, когда умер Тайвин. Потом объявились Фреи с костями Вендела… По их словам, чтобы заключить мир и скрепить его браком. Но я не собирался давать им то, что они хотят, до возвращения Вилиса, целого и невредимого, а они не собирались отдавать Вилиса, пока я не докажу свою преданность. Ваше появление позволило мне это сделать. Вот в чём причина моего грубого обращения с вами в Чертоге Водяного, вот почему голова и руки гниют над Тюленьими Воротами.
— Вы сильно рисковали, милорд, — произнёс Давос. — Если бы Фреи разгадали ваш обман…
— Я вовсе не рисковал. Если бы Фреи взяли на себя труд взобраться на мои ворота, чтобы внимательно рассмотреть человека с луковицей во рту, я бы обвинил своих тюремщиков в ошибке и показал вас, чтобы их успокоить.
У Давоса по спине пробежал холодок.
— Понимаю.
— Надеюсь на это. Мне сказали, у вас тоже есть сыновья.
«Трое, — подумал Давос, — хотя было семь».
— Вскоре мне придётся вернуться на пир, чтобы провозгласить тост в честь моих друзей Фреев, — продолжал Мандерли. — Они следят за мной, сир, приглядывают днём и ночью, пытаясь учуять малейший душок предательства. Вы видели их: высокомерного сира Джареда и его племянника Рейегара — этого нахального червяка, называющегося именем дракона. За ними стоит Саймонд, звенящий монетами. Этот платит нескольким моим слугам и двум рыцарям. Одна из служанок его жены пролезла в постель моего собственного шута. Если Станнис задаётся вопросом, почему мои письма столь сухие, то это лишь потому, что я не могу доверять даже своему мейстеру. Теомор больше внимает голосу разума, чем сердца. Вы слышали его в моём чертоге. Предполагается, что, надевая цепь, мейстеры отказываются от старых привязанностей, но я не могу забыть, что Теомор родился Ланнистером из Ланниспорта и приходится дальним родственником Ланнистерам с Кастерли Рок. Меня окружают враги и мнимые друзья, лорд Давос. Они наводнили мой город, как тараканы, и ночью я чувствую, как они ползают по мне.
Пальцы толстяка сжались в кулак, а подбородки задрожали.
— Мой сын пришёл в Близнецы как гость. Он отведал хлеба и соли лорда Уолдера и повесил свой меч на стену, чтобы пировать с друзьями. А они убили его. Убили — говорю я, и пусть Фреи подавятся своими баснями. Я пью с Джаредом, шучу с Саймондом, обещаю Рейегару руку своей любимой внучки… Но не думайте, будто это значит, что я забыл. Север помнит, лорд Давос. Север помнит, а представление почти окончено. Мой сын дома.
Что-то в словах лорда Вимана заставило Давоса вздрогнуть.
— Если вы хотите справедливости, милорд, взгляните на короля Станниса. Нет никого справедливей его.
Вмешался Роберт Гловер:
— Ваша преданность делает вам честь, милорд, но Станнис Баратеон остаётся вашим королём, не нашим.
— Ваш король мёртв, — напомнил им Давос. — Убит на Красной Свадьбе вместе с сыном лорда Вимана.
— Молодой Волк мёртв, — согласился Мандерли, — но этот отважный мальчик был не единственным сыном лорда Эддарда. Роберт, приведи парня.
— Сейчас, милорд.
Гловер выскользнул за дверь.
«Парень?» Возможно ли, что один из братьев Робба Старка пережил гибель Винтерфелла? Может Мандерли прячет наследника Старков в своём замке? «Найдёныш или подставной мальчик?» Давос рассудил, что Север пошёл бы за любым из них… Но Станнис Баратеон не будет иметь дела с самозванцем.
Парнишка, вошедший в дверь за Робертом Гловером, не был Старком и не мог даже надеяться сойти за него. Он был взрослее убитых братьев Молодого Волка, по виду лет четырнадцати-пятнадцати, а его глаза казались и того старше. Из-под шапки спутанных тёмно-каштановых волос выглядывало дикое, точно звериная мордочка, лицо с широким ртом, острыми носом и подбородком.
— Кто ты? — спросил Давос.
Мальчик глянул на Роберта Гловера.
— Он немой, но мы обучаем его грамоте. Он схватывает всё на лету.