— Пока что Хиздар держит слово.
— Да, но каким образом? Дети Гарпии больше не берутся за оружие, а почему? Потому что благородный Хиздар их вежливо попросил? Говорю вам, он один из них, вот почему они ему повинуются. Может, он и есть Гарпия.
— Если Гарпия вообще существует.
Скахаз был убежден, что в Миэрине у Детей Гарпии есть высокородный вожак — тайный полководец, повелевающий армией теней. Дени не разделяла его убеждения. Медные Твари отловили уже множество Детей Гарпии. Тех из них, кого оставили в живых, подвергали суровому допросу, и они сообщали имена… слишком много имен, на её взгляд. Отрадно было бы думать, что все смерти — работа одного-единственного врага, которого можно схватить и казнить, но Дени подозревала, что на самом деле все не так. «Имя моим врагам — легион».
— Хиздар зо Лорак умеет убеждать, и у него много друзей. Кроме того, он богат. Возможно, он купил это перемирие золотом или убедил других аристократов, что наш с ним брак в их же интересах.
— Если он и не Гарпия, то знает, кто это. Мне не составит труда выяснить истину. Разрешите подвергнуть Хиздара допросу, и я добьюсь от него признания.
— Нет, — сказала она, — не верю я этим признаниям. Их у тебя слишком много, и все бесполезны.
— Ваша лучезарность…
— Нет, я сказала.
Бритоголовый насупился, что сделало его уродливое лицо еще безобразнее:
— Это ошибка. Великий господин Хиздар дурачит вашу милость. Неужели вы хотите уложить змею в собственную постель?
«Кого я хочу уложить к себе в постель, так это Даарио. Но отослала его прочь ради себя и вас всех».
— Продолжайте следить за Хиздаром зо Лораком, но не причиняйте ему никакого вреда. Слышишь меня?
— Я не глухой, ваше великолепие. Будет исполнено. — Скахаз вытянул из рукава пергаментный свиток. — Вашей милости стоит на это взглянуть. Это полный список миэринских кораблей и их капитанов, участвующих в морской блокаде. Все они — великие господа.
Дени изучила свиток. В нем значились все правящие семьи Миэрина: Хазкары, Мерреки, Кваззары, Жаки, Раздары, Газины, Палы, даже Резнаки и Лораки.
— И что мне с ним делать?
— У каждого капитана, упомянутого в этом списке, есть родня в городе. Сыновья и братья, жёны и дочери, матери и отцы. Прикажите моим Медным Тварям схватить их. Если жизнь заложников будет в ваших руках, то и корабли снова станут вашими.
— Если я пошлю Медных Тварей в пирамиды, это послужит сигналом к открытой войне в городе. Я должна доверять Хиздару и надеяться на мир.
Дени поднесла пергамент к свече и под сердитым взглядом Скахаза наблюдала, как сгорают в пламени имена.
Впоследствии сир Барристан признался королеве, что её брат Рейегар гордился бы ею. Дени вспомнилось, как когда-то в Астапоре сир Джорах сказал: «Рейегар сражался отважно, благородно, по-рыцарски — и погиб».
Спустившись в пурпурный мраморный зал, она обнаружила его почти пустым.
— Разве сегодня нет просителей? — спросила Дени Резнака мо Резнака. — Никто не молит о правосудии и не требует серебра за овцу?
— Нет, ваша милость. Горожане боятся.
— Им нечего бояться.
Но, как она узнала в тот же вечер, причин для страха хватало с лихвой. Когда её юные заложники Миклаз и Кезмия подавали королеве скромный ужин, состоящий из осенних овощей и имбирного супа, Ирри доложила, что из храма вернулась Галазза Галар вместе с тремя Синими Милостями.
— С ними Серый Червь, кхалиси. Они просят о встрече и говорят, что это срочно.
— Проводи их в мой зал. И позови Резнака со Скахазом. Зеленая Милость сказала, о чём пойдёт речь?
— Об Астапоре, — ответила Ирри.
Рассказ начал Серый Червь:
— Он явился из утреннего тумана — умирающий всадник на бледной лошади. Кобылица, шатаясь, доковыляла до городских ворот. Её бока порозовели от крови и пены, а глаза выпучились от ужаса. Всадник закричал: «Он горит, он горит!» и рухнул из седла. Послали за вашим слугой, и он велел отнести всадника к Синим Милостям. Когда ваши слуги внесли умирающего за ворота, он снова воскликнул: «Он горит!». Позже мы обнаружили, что под токаром был сущий скелет — одни кости да истощенная лихорадкой плоть.
Следом продолжила одна из Синих Милостей:
— Безупречные отнесли вестника в храм, где мы его раздели и омыли холодной водой. Под покрытой грязью одеждой сестры обнаружили половину стрелы у него в бедре. Древко было обломано, но наконечник остался внутри, и рана омертвела, наполнив его кровь ядом. Мужчина умер менее чем через час, не переставая твердить: «Он горит».
— Он горит, — повторила Дейенерис. — Кто это «он»?
— Астапор, ваша лучезарность, — ответила другая Синяя Милость. — Один раз вестник произнес это: «Астапор горит».
— Возможно, за него говорила лихорадка.
— Ваша лучезарность мудры, — ответила Галазза Галар, — но Эззара видела кое-что ещё.
Синяя Милость по имени Эззара сложила руки.
— Моя королева, — прошептала она, — его хворь вызвала не стрела. Он опорожнился себе под ноги, и не единожды. Засохшая кровь вместе с испражнениями пятнами покрывала его ноги до колен.
— Серый Червь сказал, что его лошадь тоже была в крови.
— Это правда, ваше величество, — подтвердил евнух. — Бока бледной кобылицы кровоточили от его шпор.
— Может, и так, ваша лучезарность, — сказала Эззара, — но эта кровь была перемешана с калом, и ею пропитались его штаны.
— У него было кровотечение из кишок, — добавила Галазза Галар.
— Наверняка сказать нельзя, — произнесла Эззара, — но, возможно, Миэрину надо опасаться кое-чего пострашнее, чем юнкайские копья.
— Мы должны молиться, — сказала Зеленая Милость. — Этого человека нам послали боги — он предвестник грядущего. Это знак.
— Знак чего? — спросила Дени.
— Знак гнева и разрушения.
Ей не хотелось в это верить.
— Это просто человек. Всего лишь один больной человек со стрелой в ноге. Его сюда принесла лошадь, а не боги.
«Бледная кобылица». Дени резко поднялась с места.
— Благодарю вас за совет и за всё, что вы сделали для этого несчастного.
Перед уходом Зеленая Милость поцеловала пальцы Дени.
— Мы будем молиться за Астапор.
«И за меня. Молись за меня, госпожа». Если Астапор пал, юнкайцев уже ничто не удержит от наступления на север.
Она повернулась к сиру Барристану:
— Отправь в холмы конных гонцов, пусть найдут моих кровных всадников. Еще отзови Бурого Бена и Младших Сыновей.
— И Ворон-Буревестников, ваше величество?
«Даарио».
— Да, да. — Всего три ночи назад ей приснился Даарио, лежащий мертвым на обочине дороги. Он смотрел в небо невидящим взглядом, а воронье ссорилось над его трупом. В другие ночи она ворочалась в постели, воображая, что он её предал — как уже однажды поступил со своими товарищами — капитанами Ворон-Буревестников. «Он принес мне их головы». Что если Даарио увел свой отряд назад в Юнкай и продал её за горшок золота? «Нет, он этого не сделает. Или сделает?»
— И Ворон-Буревестников тоже. Немедленно пошлите за ними гонцов.
Первыми вернулись Младшие Сыновья — спустя восемь дней после того, как королева послала за ними. Когда сир Барристан доложил, что встречи с ней ждет капитан наёмников, Дени сперва решила, что это Даарио, и сердце едва не выпрыгнуло у неё из груди. Однако этим капитаном оказался Бурый Бен Пламм.
У Бурого Бена было морщинистое обветренное лицо с кожей цвета старого тика, седые волосы и морщины в углах глаз. Дени была так рада увидеть это смуглое загрубевшее лицо, что не сдержалась и обняла наемника. Он сощурился от удивления.
— Я слышал, ваше величество собирается выйти замуж, но никто мне не сказал, что женихом окажусь я.
Они дружно рассмеялись, в то время как Резнак ворчал себе под нос, но смех резко оборвался, когда Бурый Бен сказал:
— Мы поймали троих астапорцев. Вашей милости лучше послушать, что они скажут.
— Приведите.
Дейенерис приняла их во всем великолепии своего зала с зажжёнными свечами на мраморных колоннах. Увидев, что астапорцы умирают от голода, она тут же послала за едой. Из дюжины беженцев, вместе покинувших Красный Город, сюда добрались только трое: каменщик, ткачиха и сапожник.
— А что случилось с остальными вашими спутниками? — спросила королева.
— Убиты, — ответил сапожник. — По холмам к северу от Астапора бродят юнкайские наемники, выслеживая тех, кто бежал от огня.
— Так значит, город пал? У него были мощные стены.
— Так и было, — сказал каменщик, сутулый мужчина со слезящимися глазами. — Мощные, но старые и обветшалые.
Ткачиха подняла голову:
— Каждый день мы говорили друг другу, что драконья королева вернется. — У женщины было узкое лицо, тонкие губы и мёртвые пустые глаза. — Говорили, что Клеон послал за вами, и вы идете на помощь.
«Он за мной посылал, — подумала Дени, — это, по крайней мере, правда».
— Под нашими стенами юнкайцы уничтожали наши посевы и истребляли наши стада, — продолжил сапожник. — В городе начался голод. Мы ели кошек, крыс и кожу. Лошадиная шкура считалась настоящим лакомством. Король-Горлорез и Королева-Шлюха обвиняли друг друга в людоедстве. На тайных сборищах мужчины и женщины тянули жребий, и тех, кому доставался чёрный камень, убивали и съедали. Винившие во всех наших бедах Кразниса мо Наклоза разгромили и сожгли его пирамиду.
— Другие обвиняли Дейенерис, — сказала ткачиха. — Но большинство жителей всё ещё любили вас. «Она идёт, — говорили мы друг другу. — Она идёт во главе великого войска с едой для всех и каждого».
«Я едва могу прокормить мой собственный народ. Поведя армию в Астапор, я бы потеряла Миэрин».
Сапожник рассказал им, как тело Короля-Мясника вытащили из гробницы и одели в медные доспехи, так как Зелёной Милости Астапора явилось видение, что он избавит свой народ от юнкайцев. Невыносимо смердящие останки Клеона Великого привязали на спину истощённой лошади, чтобы он повел на вылазку остатки своих